Страница 16 из 28
С другой стороны, позитивная психологическая установка также является самоисполнимым пророчеством. Человек, который решил «сеять разумное, доброе, вечное», уже начал создавать вокруг себя соответствующее пространство общения. Скрытую полемику с Мандевилем вел также и Давид Юм. Последний проницательно отмечает: «…суждения тех, кто склонен думать о человечестве благожелательно, более полезны для добродетели, чем противоположные принципы, которые дают низкую оценку нашей природы. Когда человеком овладевает высокое понятие о его месте и роли в мироздании, он, естественно, старается действовать так, чтобы оправдать такое понятие и не унизиться до грязного или злодейского поступка…»[74].
Что касается Смита, то критике «легкомысленной теории» Мандевиля он отвел специальное место в своей «Теории нравственных чувств». По мнению Смита, «доктор Мандевиль не довольствуется тем, что представляет пустые побуждения тщеславия за источник поступков, обычно называемых нами добродетельными, но старается показать и в других отношениях несовершенство человеческих добродетелей»[75]. Фактически Мандевиль отрицает онтологический аспект нравственности, когда человек отождествляет свое индивидуальное бытие с определенной нравственной позицией.
С этой онтологической точки зрения, если какой-то человек отличается щедростью, то щедрость важна ему именно как модус его собственного бытия, а не фактор, скажем, уважения или престижа. Для Мандевиля не существует онтологии нравственности, существует только ее кажимость. Но казаться щедрым и быть щедрым – совершенно разные вещи. Как отмечает Смит, «главнейшее заблуждение в сочинении доктора Мандевиля [ «Басня о пчелах»] состоит в том, что он считает все страсти порочными, какова бы ни была их сила и направление»[76].
Тем не менее, как полагают французские экономисты Шарль Жид и Шарль Рист, «мысль Мандевиля плодотворно повлияла на ум Смита». Шотландский мыслитель «будет безустанно провозглашать, что, в конце концов, личный интерес (который не является в его глазах пороком, но все-таки заслуживает название «низшей добродетели»), сам того не ведая и вопреки своей воле, ведет общество к благополучию и счастью»[77]. Однако эти аргументы можно развернуть в противоположную сторону и выдвинуть тезис о том, что элементы наследия Мандевиля в творчестве Смита выполняют функцию «данайцев, дары приносящих», и могут пролить свет на некоторые наиболее дискуссионные аспекты экономической доктрины Смита.
1.2. Основные понятия и идеальные типы экономической доктрины Адама Смита
К указанным моментам, в частности, относятся фикция т. н. экономического человека и знаменитая метафора о невидимой руке. Экономический человек – это разумный эгоист среди других эгоистов. Как отмечает Смит, «человек постоянно нуждается в помощи своих ближних, но он тщетно будет ожидать ее лишь от их расположения. Он скорее достигнет своей цели, если обратится к их [контрагентов] эгоизму и сумеет показать им, что в их собственных интересах сделать для него то, что он требует от них»[78].
Уподобляя экономическое сообщество простому конгломерату разумных эгоистов, Смит делает весьма щедрую уступку мандевилевскому представлению о безблагодатной природе человека. Проблема в том, что поведение хозяйствующих субъектов не всегда укладывается в прокрустово ложе разумного эгоизма. Тем не менее, экономическая наука, по словам Л. фон Мизеса, вплоть до нашего времени, в сущности, «изучает не живых людей, а т. н. экономического человека, фантом, имеющий мало общего с реальными людьми. Абсурдность этой концепции становится вполне очевидной, как только возникает вопрос о различиях между человеком реальным и экономическим. Последний рассматривается как совершенный эгоист, осведомленный обо всем на свете и сосредоточенный исключительно на накоплении все большего и большего богатства»[79].
Невидимая рука — метафора, символизирующая действие неотвратимых экономических законов, на которые экономический человек повлиять никак не может. О невидимой руке Смит упоминает в следующем контексте: каждый отдельный человек «имеет в виду свою собственную выгоду, причем в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем не входила в его намерения»[80].
Мы видим, что концепция о невидимой руке представляет собой своеобразный аналог теоремы Геделя о неполноте. Согласно этой теореме, невозможно объяснить какую-либо формальную систему, опираясь только на ее внутренние аксиомы. Применительно к доктрине Смита теорема о неполноте означает, что экономический человек находится под внешним управлением со стороны невидимой руки. Ему разумнее и безопаснее думать о собственных потребностях, чем пытаться выйти за пределы круга своих частных интересов. У него все равно это не получится. Для того чтобы правильно идентифицировать и тем более осуществить публичный интерес, экономический человек должен стать сверхчеловеком. Он должен преодолеть свою собственную ограниченность, т. е. в конечном итоге свою человечность. Другими словами, экономический человек реализует публичные задачи лишь бессознательно и в качестве побочного результата своего экономического эгоизма.
Если от метафор мы перейдем к ключевым терминам экономического учения Смита, то здесь повсюду мы будем наталкиваться либо на понятие «труд», либо на понятие «капитал», иногда на понятие «земля». Свое «Исследование природы и причин богатства народов» Смит предваряет следующим замечанием: «Годичный труд каждого народа представляет собою первоначальный фонд, который доставляет ему все необходимые для существования и удобства жизни продукты, потребляемые им в течение года и состоящие всегда или из непосредственных продуктов этого труда, или из того, что приобретается в обмен на эти продукты у других народов»[81].
Смит приводит две основные причины возрастания национального богатства, которые, в свою очередь, сводимы к понятию «общественно-полезный труд». Так, возрастание общественного богатства зависит от (1) фактора бережливости и (2) фактора производительности труда. В свою очередь, производительность труда Смит связывает с прогрессом разделения труда. Что касается первого фактора, то именно Смиту принадлежит честь – в скрытой полемике с Мандевилем, воспевающим мотовство, – показать важную социальную роль каждого отдельного бережливого человека.
«Своими сбережениями за год бережливый человек не только доставляет средства существования добавочному количеству производительных рабочих на этот или на следующий год, подобно основателю общественной мастерской, (он) как бы учреждает вечный фонд для содержания такого же количества их на все будущие времена. <…> Ни одна доля этого фонда не может быть никогда впоследствии затрачена на что-либо иное, кроме содержания производительных рабочих (курсив мой. – С. К.), без очевидного ущерба для того лица, которое таким образом изменяет его назначение»[82].
Другими словами, по меткому выражению Освальда Клэра, «рабочие, нанятые этим капиталом, постоянно воспроизводят то, что они потребляют, и тем самым они снабжают средства для поддержания соответствующего количества людей»[83]. При этом независимо от перемены в составе этих рабочих однажды капитализированный доход будет давать средства к существованию постоянному количеству работников.
74
Юм Д. Малые произведения. – С. 49.
75
Смит А. Теория нравственных чувств. – С. 301.
76
Смит А. Указ. соч. – С. 302.
77
Жид Ш., Рист Ш. Указ. соч. – С. 54.
78
Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов… – С. 91.
79
Мизес Л. фон. О некоторых распространенных заблуждениях по поводу предмета и метода экономической науки //THESIS. 1994. Т. 2. Вып. 4. – С. 207.
80
Smith A. An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations… – P. 456.
81
Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народа… – С. 81.
82
Смит А. Указ. соч. – С. 364.
83
Clair О. St. A Key to Ricardo. N. Y: A. M Kelley, 1965. – Р. 183.