Страница 35 из 84
Я завидовал ему, когда мы шли по скользкой деревянной мостовой, вдыхая местные запахи, а на нас глазели зеваки. Затем постройки поредели, и мы вышли на луг. В центре возвышался холм, на его вершине и расположилась крепость Йомсбург, приземистая, словно угрюмый тролль, лишившийся своего моста.
По пути Финн подтолкнул меня локтем, указывая на кузницу, мельницу и христианскую церковь, возле которой священник в длинной коричневой рясе, затолкав ее между ног (так что получились короткие мешковатые штаны), возился на овощной грядке, лишь мельком взглянув на нас. Большинство людей здесь, включая облаченных в кожу стражников на воротах, были вендами.
Паллиг ожидал нас на пороге дома вместе с тремя женщинами. Самую молодую, почти девочку, он представил нам как свою жену, а сосущего большой палец мальчишку с гордостью назвал своим сыном Токи.
— Ни одной женщине не позволено там находиться, — презрительно прошептал Финн и ухмыльнулся очередному вранью скальдов.
Я думал, что Паллиг хотя бы отдаленно похож на своего брата Льота — высокого, худощавого, хорошо сложенного, опрятно одетого. В качестве шутки его прозвали Уродливым. Паллиг выглядел совсем иначе — лицо в веснушках, лысину прикрывает растрепанная бахрома волос цвета грязного льна, толстое брюхо подрагивает, как желток из разбитого яйца.
Нас усадили за столы, подали эль, хлеб и сыр. Воронья Кость сел чуть в стороне от нас с Финном, оживленно болтая с женой Паллига. Тот, заметив это, сначала нахмурился, но потом решил, что мальчишка слишком молод и можно не беспокоиться. Мы сидели на скамьях, а Паллиг, сияющий и важный, на высоком кресле, закинув ногу на ногу и широко раскинув руки. Но за его показным радушием читалось, что он и его по-кошачьи осторожный брат Льот напуганы неожиданным прибытием Обетного Братства, и несмотря на весь свой грозный вид Паллиг не уверен, что одолеет нас, если дело дойдет до боя.
Он усиленно притворялся спокойным.
— Добро пожаловать в мой дом, ярл Орм из Гестеринга, — произнес он. — Слава Обетного Братства разнеслась далеко и почти сравнялись с нашей. Для меня честь принимать тебя.
Затем он с легким смешком взглянул на меня.
— Выглядишь неважно. Нелегкий выдался переход?
Я ничего не ответил, а просто уставился на него, сидящего на высоком кресле, словно чудовищно раздувшийся боров, спинка кресла была украшена знакомой резьбой — Тор, выуживающий из волн Мирового Змея. Он заметил мой взгляд и улыбнулся, как будто специально подстроил все именно так.
— Вижу, тебе нравится мое высокое кресло. Да, оно прекрасно.
— Я знаю, — ответил я. — Давным-давно оно принадлежало Ивару Штормовой шляпе. Затем на нем сидел мой зад, пока Льот не пришел в Гестеринг.
Паллиг изобразил притворное удивление.
— Тогда нужно вернуть его тебе обратно, — воскликнул он.
Я покачал головой, и его улыбка слегка дрогнула, потому как он не ожидал отказа. Но я знал, как нужно играть в эту игру, и бросил свои слова на доску, и мой ход оказался лучше, чем у него.
— Оставь кресло себе, — ответил я. — Им владел Ивар, я сжег всё его имущество, а кресло перешло ко мне, я же повторил его судьбу. Норны, как известно, плетут втроем. И у меня, не беспокойся, рано или поздно будет новое кресло.
— Как только у тебя появится новый дом, — добавил Льот с ехидной усмешкой, из-за чего Паллиг наградил его тяжелым взглядом.
Сидящий рядом Финн немного сдвинулся, чтобы рукоять клинка оказалась ближе к руке.
— О да, его уже делают, — ответил я небрежно. — Мастера закончат, как раз когда мы вернемся к ярлу Бранду вместе с моим фостри Коллем, которого похитил твой человек, монах Лев.
Братья обменялись взглядами. Без сомнения, они слышали истории о том, что у Обетного Братства никогда не кончается серебро, как я и предполагал. Затем Паллиг, пытаясь как-то отреагировать на это неожиданное известие, злобно улыбнулся и взмахнул рукой. В зал вошли трое — двое берсерков, которых я последний раз видел перед тем, как сгорел Гестеринг, а между ними — Стирбьорн. Хотя юнец и улыбался, но был бледен. Он был в добротной, яркой одежде, руки не связаны, но он не носил оружия, не считая ножа для еды.
— Орм Убийца Медведя, — кивнул он мне.
Паллиг наблюдал за моим лицом, и в конце концов я повернулся к нему.
— Конунг Эрик желает, чтобы Стирбьорн вернулся к нему, — произнес я, обращаясь к Паллигу. — И он уверен, что ты не будешь этому препятствовать.
Стирбьорн рассмеялся, показывая белые зубы.
— Уверен, дядя хотел бы меня проглотить, — ответил юноша, — но, как видишь, я нахожусь здесь, среди друзей.
Паллиг молчал, а сам Стирбьорн, видимо, не был уверен в своих словах.
— Конунг Эрик говорил о помиловании и прощении, — произнес я. — Эрик обещал сам уплатить виру ярлу Бранду за его потери. Твой дядя поклялся, что ничего тебе не сделает, когда ты вернешься.
Стирбьорн сначала поник, а затем, расправив плечи, просиял.
— Хорошо, пусть будет так, — заявил он Паллигу. — Если дядя обещал, то сдержит слово.
Повисла тишина, в которой Стирбьорн запутался, словно овца в зарослях.
— Я отдаю себя на милость дяде, чтобы довести это дело до конца. Благодарю тебя, Паллиг, за гостеприимство.
Опять повисла тишина, Паллиг отвел взгляд от меня и посмотрел на Стирбьорна, будто только что заметил его.
— Как я вижу, ты уже провалил свое предприятие, — прорычал он. — Все, что теперь тебе остается, стоять спокойно и помалкивать. А еще лучше подождать где-нибудь, пока взрослые мужчины не закончат свои дела.
Воронья Кость не мог сдержать смешок, наблюдая за Стирбьорном, тот покраснел и напрягся. Он размахнулся и пнул лавку, и воины в кольчугах, стоявшие по бокам, вцепились в него волчьей хваткой, а Паллиг даже махнул рукой, чтобы они немного ее ослабили.
— Ты забыл, кто я такой, Паллиг, — сказал Стирбьорн, его губы исказила злоба. — Тебе бы стоило получше это помнить.
— И кто же ты такой? — отозвался Паллиг. — Племянник конунга Эрика, не более. Если он хочет вернуть тебя и еще обещает не убивать, значит, он дурак, а дураки легко расстаются с деньгами. Как ты думаешь, сколько он заплатит за то, что я тебя отпущу?
Паллиг взглянул на меня с улыбкой, но мое лицо оставалось суровым как скала, и он, продолжая улыбаться, снова посмотрел на Стирбьорна.
— Ты нидинг, мальчишка, ты потерял людей и корабли, удача в бою от тебя отвернулась. И даже Великому городу ты стал больше не нужен.
Все с удивлением наблюдали, как меняются краски на лице Стирбьорна, и мало кто обратил внимание на последние слова Паллига, но я их услышал. Пока берсерки выводили юнца прочь, я катал шарик хлеба и размышлял об этом.
Монах Лев уехал.
Тогда мне пришло в голову, что конунг Эрик, я и все остальные, ткали материю не тех цветов. Наконец я спросил:
— Итак, греческий монах уехал, и куда же он направился?
Паллиг на миг нахмурился, затем рассеянно взглянул на Воронью Кость. Он без сомнения слышал истории о птичьей магии Олафа и наверное думал, что мальчишка мог заметить исчезновение монаха с помощью сейдра, глазами сидящего на ветке ворона. Воронья Кость улыбнулся ему, и Паллиг вспыхнул, понимая, что проигрывает, словно сделал неудачный ход в игре в тавлеи.
— Он направился обратно, в Великий город, — произнес Паллиг насупившись. — Вверх по Одре, до Остравы, далее через земли мадьяр и булгар.
Древний Янтарный путь. Я думал, что этим маршрутом уже не пользуются, но Льот, пока его брат злился из-за своего промаха и глотал эль, заливая одежду, объяснил, что этим путем идут не на кораблях, если, конечно, они не летают. Верхом или пешком небольшой отряд вполне может передвигаться по этому пути с легкими грузами. Янтарь, меха — все, что можно унести на себе или на рабах.
— Например, на маленьких мальчиках и монахах? — спросил Воронья Кость, и Паллиг рассмеялся.
— Да, возможно, они сейчас либо попали в рабство, либо погибли. Монах нанял несколько сорбов для охраны и вышел отсюда с мальчиком.