Страница 15 из 17
И хотя многие советские газеты выступили с осуждением этого самосуда, как и других, ответственность за положение в борьбе с волной самосудов все равно лежала на большевиках[181]. Открещивание советской власти от подобных актов мало чем помогало.
Обвинения со стороны противников нового режима были еще более жестокими. Самосуды и погромы объявлялись лидерами меньшевиков «организованными по подстрекательству или по попустительству большевиков». Советскому правительству приписывались десятки тысяч жертв, убитых в самосудных расправах зимой 1917/18 гг.[182] Такие обвинения не учитывали, что всплеск преступности и самосудов был порожден, в т. ч. тем, что в бандформирования и преступный мир пошли бывшие офицеры и другие деклассированные революцией элементы. Самосуды также являлись последствием еще неконтролируемого большевиками революционного максимализма. Часть ответственности за эти явления несло советское правительство. Но, безусловно, следует учесть, что на рост преступности и анархобандитизма повлияли события 1914/17 гг., положившие начало процессу формирования террористического сознания у части населения[183].
Попытки решения проблемы преступности с помощью Красной гвардии, милиции и других вооруженных подразделений местных советов зимой 1917/18 гг. оказались неэффективны. В поисках выхода из сложившейся ситуации советские учреждения стали применять расстрелы преступников в обход действующих декретов СНК, т. е. организовывая фактически государственные самосуды. В это время в газетах фиксируется значительное число расстрелов на месте преступления или даже при препровождении к месту допроса, якобы при попытке к бегству[184]. Позднее, в середине апреля, собрание московской милиции выступило с воззванием о недопустимости подобных случаев[185].
В январе 1918 г. подобная самоуправная политика не находила поддержки у высшего руководства страны. Наряду с участившимися самосудами и усилением криминогенной обстановки она послужила причиной возобновления института смертной казни. «Эти обстоятельства заставили и нас, в конце концов, решить, что применение смертной казни неизбежно. Борьба с бандитами поглощала все наше внимание до самого переезда в Москву», – писал впоследствии чекист Я.Х. Петерс[186].
Огромную роль в возобновлении смертной казни сыграл и внешний фактор: наступление 18–25 февраля 1918 г. германских войск. В этих условиях необходимо было обеспечить надежный тыл фронту, тыл без мародеров, бандитизма, спекуляции и самосудов. 21 февраля 1918 г. Совнарком принял декрет «Социалистическое отечество в опасности!», в котором была изложена программа чрезвычайных мер, направленных против нашествия германского империализма. Наиболее значимыми пунктами в декларации были шестой и восьмой, официально вводившие смертную казнь. В пункте шестом объявлялось о расстреле сопротивляющихся мобилизации в батальоны для рытья окопов «работоспособных членов буржуазного класса» (фактически он не использовался). Пункт восьмой, выделенный, как и пункт 6, в постановлении курсивом, на основании которого и производились первые официальные расстрелы, гласил:
«8) Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления»[187].
Данное постановление значительно расширяло полномочия ВЧК и других следственных комиссий, ранее передававших расследуемые дела для определения меры наказания в ревтрибуналы. Следует отметить, что уже на следующий день после начала действия декрета, 22 февраля 1918 г., левые эсеры предприняли попытку приостановки действия постановления и изъятия из него именно 8-го расстрельного пункта декрета, но этого им не удалось. Декрет в неизменном виде продолжал действовать.
23 февраля 1918 г. ВЧК поместила в газетах объявление об изменении методов борьбы с контрреволюцией:
«Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией при Совете Народных Комиссаров доводит до сведения всех граждан, что до сих пор комиссия была великодушна в борьбе с врагами народа, но в данный момент, когда гидра контрреволюции наглеет с каждым днем, вдохновляемая предательским нападением германских контрреволюционеров, когда всемирная буржуазия пытается задушить авангард революционного интернационала – российский пролетариат, Всероссийская чрезвычайная комиссия, основываясь на постановлении Совета Народных Комиссаров, не видит других мер борьбы с контрреволюционерами, шпионами, спекулянтами, громилами, хулиганами, саботажниками и прочими паразитами, кроме беспощадного уничтожения на месте преступления, а потому объявляет, что все неприятельские агенты и шпионы, контрреволюционные агитаторы, спекулянты, организаторы восстаний и участники в подготовке восстания для свержения Советской власти – все бегующие на Дон для поступления в контрреволюционные войска калединской и корниловской банды и польские контрреволюционные легионы, продавцы и скупщики оружия для отправки финляндской белой гвардии, калединско-корниловским и довбор-мусницким войскам, для вооружения контрреволюционной буржуазии Петрограда будут беспощадно расстреливаться отрядами комиссии на месте преступления.
Всероссийская Чрезвычайная комиссия»[188].
Первый санкционированный расстрел Чрезвычайной комиссии был произведен 26 февраля 1918 г. над уже упомянутым Эболи и его сообщницей Бритт, действовавших под вывеской ВЧК. В тот же день ВЧК расстреляла четвертых матросов-налетчиков и одного немецкого шпиона[189]. 28 февраля ВЧК расстреляло еще двух грабителей, действовавших от имени Чрезвычайной комиссии: В.А. Смирнова, И.В. Занозу[190]. В 1918 г. подобные действия будут неизменно ВЧК караться высшей мерой наказания.
Первоначально ВЧК не злоупотребляли новыми чрезвычайными полномочиями. Всего в петроградский период деятельности ВЧК по постановлениям чрезвычайных комиссий было расстреляно 16 человек[191]. Девять из них приходились на февраль 1918 г., остальные на первую неделю марта. За исключением одного расстрелянного германского шпиона, все это были лица с богатым уголовным прошлым, что особо подчеркивалось как самими чекистами, так и в сообщениях советской периодике.
Вместе с тем ситуация с применением высшей меры наказания зимой 1918 г. обстояла не столь благополучно, как это подавалось большевиками населению. Декрет «Социалистическое отечество в опасности» открыл целую череду новых несанкционированных расстрелов местными органами власти, т. к. в документе не говорилось об органах, получивших это право.
В результате помимо ВЧК производили расстрелы на месте преступления и другие органы советской власти. Уже в первый день применения смертной казни 22 февраля 1918 г. в Петрограде было расстреляно не менее 13 уголовников. Расстрелы продолжались и после выхода разъяснения ВЧК от 23 февраля, в котором чекисты говорили о закреплении расстрельной функции исключительно за ЧК и недопустимости подобных самосудных приговоров. Расстрелы не стали даже менее массовыми. Так, счет расстрелянных на месте преступления 26 февраля 1918 г. доходил в Петрограде уже до 20 человек[192]. Продолжались самосудные расстрелы и в следующем месяце. В марте советская периодика фиксирует около 100 подобных случаев расстрелов (в средней по 3 человека в день). Значительная часть из них приходилась на Москву, в Петрограде же ситуация постепенно улучшалась. В частности, 6 марта в Москве на основании декрета от 21 февраля 1918 г. были расстреляны трое неизвестных, 11 марта – 7 анархистов из группы «Ураган» (первый расстрел переехавшей в Москву ВЧК), 20 марта – двое и 23 марта – еще один грабитель[193]. В дальнейшем расстрелы на месте преступления местными органами власти применялись уже не так часто. Вместе с тем следует отметить, что по целому ряду расстрелов, совершенных самочинно, были возбуждены уголовные дела. В первую очередь это было связано с сомнением в обоснованности применения высшей меры «социальной защиты».
181
Известия ВЦИК. 1918 г. 9 января.
182
Мартов Л. Долой смертную казнь! – М., 1918. – С. 4, 5; Кого преследуют и убивают? – М., 1918. – С. 5, 8.
183
Подробнее см.: Канищев В.В. Русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Погромное движение в городах России в 1917–1918 гг. – Тамбов, 1995; Ратьковский И.С. 1917 год как фактор политики террора //Революция 1917 г. в России. Сб. научных статей. – СПб., 1995. – С. 141–145.
184
Ижевск в огне гражданской войны. Из истории революционного движения ижевских рабочих 1917–1918. – Ижевск, 1927. – С. 37.
185
Беднота. – М., 1918. 23 апреля.
186
Известия ВЦИК. 1918. 6 ноября.
187
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. – С. 358; В.И. Ленин и ВЧК. – С. 63; Правда. 1918. 22 февраля; Известия ВЦИК. 1918. 22 февраля.
188
Известия ВЦИК. 1918. 23 февраля.
189
Знамя труда. – Пг., 1918. 28 февраля.
190
Красная газета. – Пг., 1918. 12, 21, 24 марта; Известия ВЦИК. 1918. 15 марта.
191
Там же. 21 апреля.
192
Красная газета. – Пг., 1918. 27 февраля.
193
Анархия. – М., 1918. 15 марта.