Страница 98 из 108
— Да, государь, — почти испуганно ответил судья, — жрецы недовольны тобой. Возможно, они натравливают народ на тебя, но...
— Ничего не приукрашивай, — подбодрил я, приглашая его продолжать. — Не следует искажать факты.
Верховный судья согласно кивнул, но не сумел скрыть огорчения, словно в том, что народ всё активнее выступает против меня, была его вина.
— Несколько дней назад взбунтовались рабочие медных рудников в Элиросе, Зиртакосе, Канданосе и Пелкине. В горах Ида несколько крестьян убили сборщика налогов. Я мог бы долго перечислять тебе названия мест, где отмечены нападения на царские склады и убийства управляющих. В золотом руднике близ Кидонии работавшие там заключённые избили надсмотрщиков и разбежались.
— А мог бы ты указать причины этого возмущения народа? Одну мы уже знаем: народ подстрекают жрецы. А кроме этого?
— Я могу назвать две, — сказал судья, озабоченно глядя на меня.
— Целых две?
Верховный судья утвердительно кивнул.
— Во многих долинах народ продолжает голодать. К тому же много бесчестных и продажных чиновников. Повсюду обман. — Он вздохнул. — Люди вынуждены воровать, лгать и обманывать, чтобы как-то прожить.
— Что я могу сделать? — спросил я.
— Виновных нужно наказать, но голода ты этим не победишь. Крестьянам необходима твоя помощь, благородный Минос. Они трудятся в поте лица, выбиваясь из сил, но еле сводят концы с концами.
— Что мне нужно сделать? — повторил я.
Верховный судья беспомощно пожал плечами.
— Нам срочно требуются рабы, чтобы они помогали крестьянам. И, — он виновато посмотрел на меня, — ты должен снизить налоги. Они непомерно высоки.
— Но я хочу сделать Крит сильным государством, хочу властвовать на море! — воскликнул я.
— А твои крестьяне умирают от голода, — тихо заметил он. — Есть только один выход. Если ты не поторопишься, государь, может оказаться слишком поздно. Пошли ещё раз суда, какие есть, за рабами. Если тебе удастся снова добыть многих рабов, на ближайший год голод Криту грозить не будет.
— Не могу же я сделать несчастными ещё больше людей только ради счастья Крита! — рассердился я.
— Тебе решать, государь, — серьёзно ответил он. — Только не забывай, что голодный вол отказывается пахать и ложится на землю, а голодная лошадь встаёт на дыбы и не в состоянии везти поклажу. Так и голодный человек не в силах трудиться, самое большее, на что он способен, — дать понять, как тяжко ему живётся.
Подойдя к нему, я сурово сказал:
— Ты обязан следить за соблюдением законов. Государство без морали становится лёгкой добычей, а самое скверное животное на земле — человек.
— Кого же мне наказывать за нарушение законов, государь? — спросил судья, задумчиво глядя на меня. — Крестьянина, который убил несчастного сборщика налогов? Сборщика налогов, который хотя и выполняет свой долг, но понимает его слишком буквально, а может быть, не упускает при этом и собственного интереса? Заключённых, взбунтовавшихся из-за голода, или надсмотрщиков, которые бьют и пытают их, упиваясь своей властью?
— Тут я полагаюсь на твоё судейское чутьё, — ответил я.
Когда верховный судья ушёл, я призвал чиновника, который отвечал за изготовление ветряных насосов:
— Полагаю, что наши насосы — настоящее чудо. С их помощью мы могли бы обеспечить водой больше полей и скорее добиться хороших урожаев.
— Эти насосы и в самом деле едва ли не чудо, государь, но...
— Что? — обеспокоенно спросил я.
— Уже после нескольких дней непрерывной работы они требуют ремонта. Несколько ремесленников постоянно заняты устранением поломок...
— Каких поломок? — недоверчиво спросил я.
— Сначала я делал насосы из обычной древесины, но вскоре убедился, что она не годится. Тогда я добыл в горах твёрдую древесину. Но всё равно колеса и деревянные приводы снашиваются. Зубчатые колеса, преобразующие силу ветра в энергию для подачи воды, слишком быстро выходят из строя. Теперь я заменил их бронзовыми, однако они тоже оказались слишком мягкими. Мне нужен металл твёрже бронзы. Когда-нибудь такой будет, уверен. Доживём ли мы до этого времени? Возможно, это случится через несколько столетий... А до той поры, — вздохнул он, — придётся довольствоваться механизмом из бронзы. Это означает, что увеличить выпуск насосов я не сумею, государь.
— Есть ли выход из этого положения?
Чиновник задумался.
— И да, и нет, государь. Мне нужно несколько хорошо обученных искусных ремесленников, которых я мог бы посылать в те места, где приводы насосов требуют ремонта. — Он помолчал. — Да, государь, мне нужно больше опытных ремесленников...
Отпустив чиновника, я обсудил вопрос о ремесленниках с Костасом. Тот, не мудрствуя, заявил, что дело только за хорошим вознаграждением мастеров.
Я тотчас же вызвал казначея.
— У меня только что был Костас. Нам требуется больше опытных ремесленников для ремонта ветряных насосов. Чем располагает казна, чтобы достойно платить этим людям?
Казначей смущённо переминался с ноги на ногу, избегая смотреть мне в глаза. Помолчав, он ответил:
— Сейчас положение трудное. В казне почти ничего нет. Многие критяне не в силах своевременно платить налоги. Сборщики налогов всё чаще встречают открытое сопротивление...
— А какова прибыль от налогов?
— Честно говоря, она меньше затрат на содержание твоего двора. Здесь, во дворце, царят изобилие и роскошь, а за его стенами — бедность и нищета. Здесь то и дело устраиваются празднества, разных кушаний не счесть, вино льётся рекой, а во многих деревнях воды не хватает даже для поливки полей. В выгребных ямах дворца пропадает масса выброшенного понапрасну съестного, которое могло бы спасти от голода целые деревни.
— Но ведь, насколько мне известно, в сокровищнице сундуки набиты золотом, серебром, платиной и драгоценными камнями.
— Ничего этого больше нет, государь, — прошептал казначей. — Твои расходы настолько велики, что мне пришлось, чтобы оплатить их, потратить всё то, что ты перечислил.
— А платина?
— Платина необходима для даров храмам. Тебе известно, благородный Минос, что по большим праздникам мы должны приносить богам жертвы. В тот день, когда был заключён Священный брак, мне пришлось в знак уважения к тебе пожертвовать храмам щедрые дары. — Он сделал особый акцент на последнем слове.
— Разве мы всегда это делаем? — удивился я.
Казначей кивнул.
— Да, Минос, это древний критский обычай. Прежде, я имею в виду до большого наводнения, критские цари, чтобы добиться благосклонности богов, одаривали жрецов по-царски. Есть письменные свидетельства, что некоторым храмам преподносили в дар целые города. Храм Амниса ежегодно получал, к примеру, судно, два десятка коров, пятьдесят мер зерна, столько же амфор с хорошим вином и десять рабов в придачу. Другой храм получал около сотни кувшинов с мёдом, маслом и ладаном, один слиток золота и три слитка серебра. А поскольку жрецы тоже хотят есть, им нередко дарили земли и часть урожая.
— Что?! — возмутился я. — Дарить кучке жрецов города и корабли, скот и зерно, вино и рабов?! Ладно, что было, то было! Но разве сегодня они не требуют часть налогов, разве не получают столько даров, что не могут не накопить огромных богатств?! Они все богатеют, а наше государство становится всё беднее!
— Не нужно забывать, государь, — прервал меня казначей, — что жрецы поддерживают больных и бедняков, учат врачей, что у них тоже есть слуги и рабы, которых приходится кормить. По праздникам им требуется масло для светильников, особое одеяние для надлежащего отправления культов. Алтари и дома жрецов, священные рощи и пещеры необходимо содержать в порядке.
— Зато жрецы вовсю пользуются трудом бедняков. Тем приходится — обычно бесплатно — убирать храмы, таскать воду, да ещё выступать в роли благодарной публики во время любых празднеств. Бедняки, — продолжил я, всё сильнее раздражаясь, — для жрецов то же самое, что овцы — для крестьян!.. Благодарю тебя, — сказал я казначею, — Теперь я знаю, что я нищий и что мне не удалось вывести Крит из хаоса, в который его ввергло гигантское наводнение...