Страница 97 из 132
— Да, я читал Коран, — нетерпеливо проговорил Леонардо. — Но, как я понимаю, убийства происходят каждый день.
Куан пожал плечами.
— Но перс доверил убийство своего сына калифу. Уссун Кассано может стать весьма могущественным союзником в нашей войне с турком; и он попросил калифа об этой деликатнейшей услуге, а калиф продемонстрировал находчивость, передоверив дело тебе.
— Неужели больше некому было бы...
— Он любит тебя. И знает, что может человек. Он видел, что ты убиваешь... легко.
— То есть?
— Он видел рисунки твоих военных машин. Даже ты должен согласиться, что они... теоретические. Ты изображал солдат, разорванных на куски, так, словно рисовал цветы.
Тут он был прав — и Леонардо, злясь на себя, почувствовал, что его мутит.
— Это не так! — протестующе сказал он. — Это всего лишь рисунки...
— Капитан «Девоты» подробно описал калифу твою искусность в бою, и я своими глазами видел твоё мастерство. По-моему, ты сильно отличаешься от своих друзей — в особенности маэстро Боттичелли, которому было бы мудрее оставаться в своей bottega. — Куан помолчал. — Перс знает тебе цену, Леонардо.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты не заметил, что у него за поясом пистолет?
— Да, но...
— И ты не узнал своего изобретения, Леонардо? Стыдно.
— Я не убийца, — тихо сказал Леонардо, словно его совершенно не интересовало, кто и как пользуется его изобретениями. — Я убивал только защищаясь. — Он говорил словно сам с собой, хотя и обращался к Куану, но что-то в нём обвиняюще бормотало — какое-то воспоминание, связанное со смертью Джиневры... с окнами души. Затмение. Погружение. Погребение в... Образ истаял, исчез.
— Я помогу тебе, маэстро. Или убью тебя и твоих друзей. — Куан похлопал его по плечу. — Ты на самом деле считаешь, что мы мыслим настолько по-разному?
— Да, — сказал Леонардо, силясь поймать ускользавшее воспоминание. — Считаю.
— Быть может, но не настолько, как тебе кажется. Ты ведь даже не спросил меня, почему перс хочет убить своего сына. Ты вообразил, что знаешь! Вавилон или Флоренция — разница невелика. Как невелика разница между тобой и мной... между Лоренцо и калифом... или между калифом и тобой, если уж на то пошло.
Потрясённый, Леонардо всё же спросил, почему Уссун Кассано хочет убить сына.
Он не удивился, услышав ответ.
Игры были жестокими, хотя погибло всего трое, двое из них — персидские подданные. Приехавшие с Уссуном Кассано татары были яростными бойцами и умели управлять конями при помощи одних ног, так что и мамлюки и персы равно оказывались в проигрыше у своих противников в конце каждого пыльного заезда. Это был грубый турнир, без показного блеска Лоренцовых состязаний — не спектакль для публики, а подготовка к сражению. Ни Уссун Кассано, ни Кайит Бей не демонстрировали своего мастерства, хотя все знали, что никто не может сравниться с ними в бою — равно с мечом или копьём. Женщины наблюдали за состязаниями открыто и из-за ярких ковровых пологов. жёны и дочери египтян, отделённые от мужчин, были в накидках и длинных ржаво-чёрных одеяниях; персиянки же носили алые шелка, браслеты и вплетали в волосы золотые монеты. Они были так же громкоголосы и непосредственны, как шлюхи, которые плевались, вопили и всячески подзадоривали мужчин.
Сандро и Америго искали Леонардо и нашли его позади толпы, окружавшей место игр. Он строил планы. Идеи, образы и воспоминания кружились в его мозгу, как частенько бывало с ним перед тем, как провалиться в сон; но сейчас Леонардо был за гранью сна и усталости, и граница между реальностью и кошмаром стёрлась начисто. И он смотрел, как солдаты мчатся друг к другу, крушат друг друга, повергая на пыльную землю. Мальчики — одетые, как солдаты, в железные кирасы под цветным шёлком — стояли на сёдлах идущих галопом коней и крутили копья. Юный раб-мамлюк балансировал на деревянной спине коня, что лежала на клинках мечей двух скачущих всадников.
— Леонардо, — позвал Сандро, — как ты?
— Всё хорошо, Пузырёк. Просто я устал. — Леонардо улыбнулся и кивнул Америго.
— Спасибо... что спас мне жизнь, — сказал Сандро, старательно пряча глаза от Леонардо. — Мне представлялось, что калиф — искатель правды, гуманист, как наш Лоренцо. Я давал ему советы, как давал бы Лоренцо, и рассказывал о том, что видел. Я рассчитывал по меньшей мере на его защиту.
Леонардо резко глянул на него.
— Знаю, — сказал Сандро, — здесь везде уши. Я буду осторожен.
— Твоя откровенность и доверчивость вечно доводят тебя до беды, — сказал Америго, и Сандро лишь растерянно улыбнулся.
— Странный из тебя вышел посол, — заметил Леонардо.
Сандро принуждённо рассмеялся.
— Ещё бы! Но дело своё я, во всяком случае, сделал. Я возвращаюсь во Флоренцию.
Удивлённый, Леонардо спросил:
— Ты сказал об этом кому-нибудь?
Калиф конечно же задержит Сандро здесь, пока он, Леонардо, не убьёт сына Уссуна Кассано.
— Рабу калифа, Куану. Он всё приготовил. Он сказал, что ты уезжаешь этой ночью.
Леонардо кивнул. Оставалось лишь продолжать игру. Возможно, ему удастся отвертеться от убийства принца.
— Я еду с ним, Леонардо, — сказал Америго. — Лоренцо обещал мне защиту; дома мне ничто не грозит. — Он вздохнул; Сандро, без сомнения, рассказал ему, какая участь постигла его семью из-за заговора Пацци. Семья Веспуччи вела с Пацци дела. — А ты, с тобой всё будет в порядке?
Леонардо кивнул. Их словно разделил меч, как Тристана и Изольду[114]. Сандро и Америго не осмеливались говорить ни о чём серьёзном. Что они знали — Леонардо мог только догадываться. Так, в меланхолическом настроении, они следили за последней игрой, которая называлась kabak. На поле установили высокие шесты, увенчанные золотыми и серебряными сосудами. На самом деле сосуды были клетками, и в каждой сидел голубь. Всадники по одному бешено мчались к мишеням и, поравнявшись с шестом, выпускали стрелы. Когда искусный стрелок поражал мишень, испуганная птица вспархивала из клетки и уносилась прочь. Победителей Кайит Бей награждал лоскутами от «летучего шара», а также золотыми и серебряными сосудами.
Зрители хлопали и кричали; потом всеобщее веселье переросло в ссоры. Тут появились телохранители калифа, и толпа испуганно отпрянула.
Шорох рассекающих воздух клинков.
— Смотри, Леонардо, — сказал Америго. — Вот твои изобретения; их доставили сюда, чтобы произвести впечатление на персов.
— А заодно и на солдат самого калифа, — добавил Сандро, и Америго одарил его неприязненным взглядом, потому что здесь и на самом деле повсюду были уши, и кто знает, который из солдат, рабов или шлюх окажется знатоком тосканского наречия?
Невероятно — но так же невероятен был меч Куана у горла Сандро.
Леонардо пробился вперёд, чтобы лучше видеть.
Всё верно. Зороастро воплотил в жизнь его наброски. Одетые в чёрный шёлк мамлюки скакали на лошадях, запряжённых в колесницы, на которых были укреплены косы. Они мчались по полю, как призраки, всадники низко пригнулись к гривам кобыл. К каждой колеснице прикреплены были по четыре огромные иззубренные косы, соединённые со ступицами изогнутыми стержнями. Косы были само изящество и мощь, одновременно устрашающие, уродливые и прекрасные — машины для сбора не урожая, но людей, их рук, голов и ног, словно всё это были трава либо колосья.
Леонардо не мог сдержать восторга, хотя и отвернулся, когда калиф, чтобы показать, как убивают колесницы, велел бросить на поле собаку.
За колесницами последовали ещё двое коней — они везли лёгкую пушку на колёсах, похожую на связку органных труб. Всадники остановились, спешились, повернули орудие к большой роще финиковых пальм и подожгли фитили. Двенадцать стволов выпалили разом, снеся верхушки пальм. Толпа зашлась в радостных воплях. Один канонир повернул рукоять, переменив траекторию стрельбы, другой в это время перезаряжал стволы. Грянул новый залп... потом ещё один...
114
Их словно разделил меч, как Тристана и Изольду. — Тристан и Изольда — герои средневековой легенды. Королева Изольда и племянник короля Тристан любили друг друга. Желая уличить жену в неверности, король выследил любовников в лесу, но увидел, что между спящим Тристаном и Изольдой лежит обнажённый меч, что заставило его поверить в чистоту их отношений.