Страница 17 из 23
– Да не переживай, дядя, – улыбнулась Любава, разворачивая свой узел с пирожками. – И у нас кое-что к столу припасено!
– Вот, это дело, – обрадовался Игнат. – Вы садитесь к столу, а я покуда печь истоплю да про Никишку вам расскажу.
Княжна разложила на столе всю снедь, что была в доме, а хозяин тем временем развёл в печи огонь.
– Ну, слушайте, ребятушки, – начал он, запихивая в рот пирожок. – Никишка у нас всегда дурачком считался. Ничего-то нельзя ему поручить было! Пастухом пошлёшь – корову потеряет. Плотничать заставишь – инструмент поломает. И к труду нерадив был, ледащий какой-то… Только на девиц зело заглядывался! Вот, однажды, послали мы его в лес по грибы, по ягоды. В лесу-то, чай, ничего не натворит. Шёл Никишка по лесу, шёл, собирал-собирал, вдруг видит: сидит пред ним на пне девица красоты неописанной и, грешно сказать, почти нагая! Срам один, ребятушки! Сидит и руками-то манит Никишку. Бросил он лукошко и айда за нею! Он за ней – а она от него. Только смеётся-тешится над ним. А тут сёстры её объявились и стали вокруг него хоровод водить. Только чуть он к которой руки протянет – исчезает. То лесовухи, значит, были. Очень опасные они для нашего брата! Закружили они Никишку да исчезли. А дорогу-то потерял он! Сорок дней плутал по лесу, по болотам, одними кореньями да клюквой спасался. Так и помешался… Теперь, как девицу завидит, так вопит и прочь убегает…
– А от нас-то он почему побежал? – удивился Кирилл.
– Да уж больно провожатый твой собою пригож, – улыбнулся Игнат. – Точно херувим. С него б лики в церквах писать! Чисто дева красная!
Любава зарделась и опустила глаза.
– Ну-ну, не обижайся, сынок, – махнул рукой Игнат. – Вот, вырастишь – наплачутся по тебе девицы, помяни моё слово.
Месяц заглянул в окно и озарил всё синеватым светом.
– Поздно уже. Спать пора. Вы, гости дорогие, на полатях устраивайтесь, а я уж на печи кости погрею, – сказал хозяин и полез на печь.
Ночью княжна не сомкнула глаз. Едва стала засыпать она, как услышала в избе шорох и шуршание. Любава со страхом стиснула руку Кирилла.
– Что с тобой? – проснувшись, спросил он.
– Здесь мыши… – прошептала княжна.
– Ну, и что? Мышей в пору девицам бояться! И потом, что же, в твоём дому не было мышей?
– У нас изба чистая была. И в ней кот жил… – дрожащим голосом ответила Любава.
Кирилл рассмеялся:
– Не бойся! Мышь не самое страшное животное. Они тебя не съедят. Тем более, что они внизу, по полу бегают… Да и я же рядом. Спи!
Но уснуть Любаве так и не удалось. Всю ночь просидела она, обхватив руками колени и глядя на тонкое лицо безмятежно спящего Кирилла.
Едва пропели петухи, на печи зашевелился Игнат. Вскоре на столе уже был обещанный им завтрак.
– Вы уж теперь дальше тронетесь, али погостите ещё? – спросил хозяин.
– Пойдём, дядя, нам времени терять нельзя, – ответила Любава.
– Тогда возьмите на дорогу: соседка угостила, – с этими словами Игнат протянул княжне большой каравай. – А то я ведь вечор все почти пирожки ваши умял… Берите-берите, не обижайте. До ближайшего-то села не один день вам идти. Да всё по лесам! Берегите себя, ребятушки. Скатертью вам дорога!
Кирилл и Любава поблагодарили хозяина за приют и угощение и, простившись с ним, тронулись в путь.
Глава 6. В лесу
День сменяла ночь, а ночь – день, и так раз за разом, а лес всё не кончался, а лишь становился гуще и непроходимее. Тяжко было идти Кириллу по кочкам да кореньям, и не раз подумал он, что, верно, пропал бы, кабы не проворный проводник его. Припасённая снедь окончилась, и усталые путники питались лишь тем, что удавалось добыть княжне в лесу. Да много ли есть в нём в это время года? Однажды увидела Любава медведицу, бурую, косматую, прицелилась было, да опустила лук, увидев позади неё двух медвежат. Медведица присела на задние лапы и вдруг сказала человечьим голосом:
– Пожалел ты нас, охотник: спасибо тебе! А, чтобы с голоду вам не пропасть, сотворю я тебе диво-дивное. Возьми у спутника своего клюку его.
Кирилл протянул княжне свою клюку.
– А теперь, – продолжала медведица, – воткни её в землю поглубже да сказывай так: была палка засохшая, а стало древо плодоносное!
Княжна воткнула клюку в мягкую землю, сказав нужные слова, и ахнула: клюка обратилась в деревце, на коем, помимо фруктов да орехов, росли постные хлебные лепёшки…
– Как откушаете, так деревце выдерните – оно обратно клюкою станет. Только слов волшебных не позабудьте! – сказала медведица и ушла со своими детёнышами в лес.
– Спасибо! – крикнули ей вслед Любава и Кирилл.
– Ну, теперь-то мы с голоду не пропадём, – обрадовалась княжна, срывая с дерева лепёшку и протягивая её Кириллу.
И снова тянулись нескончаемой вереницей похожие друг на друга дни. В лесу распускались первые нежные и хрупкие ландыши. Княжна иногда срывала их и с наслаждением вдыхала тонкий аромат.
– Ты любишь цветы? – спросил Кирилл.
– Матушка моя очень любила ландыши, и у нас в доме по весне всегда букеты были. Эти цветы мне о ней напоминают…
– Ты словно оправдываешься, – улыбнулся гусляр. – Отчего? Ведь и я цветы люблю.
В один из дней дорогу путникам преградила бурная река с высокими крутыми берегами. Через реку было переброшено уже порядком подгнившее бревно.
– Вот, и пришли… – приуныл Кирилл. – Многое научился я делать, не видя, но пройти по бревну над рекою не доводилось.
– Погоди, что-нибудь придумаем, – отозвалась Любава. Достав крепкую верёвку, она привязала один конец её к стоявшей на берегу, прямо возле «моста» сосне, а второй – к стреле, которой выстрелила в стоявшую на другом берегу ель: таким образом, верёвка оказалась натянутой над бревном, образуя своеобразный поручень.
– Сейчас я перенесу наши вещи на тот берег, а затем вернусь за тобой, – сказала Любава Кириллу. – Переправимся как-нибудь! Ведь ты уже большую часть пути прошёл: неужели сдашься теперь?
– Не сдамся, – твёрдо ответил Кирилл.
Княжна с самого детства отличалась не только удивительной красотой, но завидной ловкостью. Её отец мечтал о сыне, но, не имея оного, преподавал дочери науки, нужные более молодцу, нежели девице. Научил он Любаву в седле держаться, как настоящий богатырь, из лука стрелять без промаха, даже азы рукопашного боя передал ей. Девочкой княжна с удовольствием участвовала в играх крестьянских детей, и не всякий мальчик мог сравниться с ней в ловкости: Любава, подобно белке, легко взбиралась на самые высокие деревья и потешалась над попытками преследователей снять её оттуда. Все эти навыки теперь очень пригодились княжне. Проворно перетаскала она на другой берег всю бывшую с ними кладь, а затем вернулась к Кириллу.
– Обмотай один конец верёвки вокруг пояса, другим – обвяжу я себя, – сказала княжна, подавая своему спутнику новую верёвку. Я первым пойду, а ты сразу же за мною. Аккуратно скользи по бревну, держась обеими руками за натянутую сверху верёвку.
– Очень ли высоко там? – спросил Кирилл.
– Нет, совсем нет… – слукавила Любава, не желая пугать друга.
Вдвоём двинулись они через бурную реку. За предыдущие переходы, княжна изранила о верёвку свои нежные руки, но молчала, стараясь не замечать боли. Внизу грозно рокотали, пенились волны, точно хохотали над смельчаками, решившими бросить им вызов. Любава уже ступила на берег, когда услышала пронзительный крик Кирилла. Оступившись, он повис над рекой, в последний миг уцепившись руками за берег. Княжна, связанная с ним одной верёвкой оказалась тотчас повержена на землю, повиснув над обрывом, она мёртвой хваткой вцепилась в друга, пытаясь удержать его. Берег был крут, и Кирилл неудержимо скользил вниз, теня за собой и Любаву.
– Отпусти меня, – прохрипел гусляр. – Слышишь? Брось меня! Ведь я утяну тебя на дно!
– Одна у нас дорога с тобою, – сквозь зубы отозвалась княжна. – В Киев – вместе, и на дно – вместе.