Ученик афериста

— Он просто очень ее любит, — напомнил я.

— И что, никогда не рассматривал тот факт, что рано или поздно Доминик вырвется из его ежовых рукавиц? Его не было три года, все вздохнули спокойно, какого черта Луи сейчас лезет?!

— Скорпиус, он всегда был козлом, — пожал плечами я. — И вообще, это тебе повезло с тестем и тещей, считай, что брат жены для тебя отныне ненавистный родственник. Если ты так любишь Доминик, то какая тебе разница, что думает о вас ее брат? Тебе с Луи не жить вместе, и детей вам тоже не крестить.

— Только это меня и успокаивает, — буркнул Скорпиус.

К вечеру магазин нельзя сказать, что блестел чистотой, но выглядел вполне себе уютно, по крайней мере, покупателей бы не испугал своим прежним видом.

Утром, чувствуя себя немного неловко, я встал за прилавок и, глядя на первых клиентов, как на врагов народа, пытался вычислить, кто из этих людей, прохаживающихся вдоль книжных стеллажей, пришел отнюдь не за интересной книжкой, а за особым нелегальным товаром.

Пока ни одного. Я уж было начал думать о том, что это была бредовая идея, торговать наркотиками из-под прилавка книжного магазина, как первый покупатель нашел меня сам, буркнув тихонечко: «Я от Морана».

И торговля пошла.

Я уже не шарился по темным подворотням и закоулкам. Я сидел в теплом помещении, листал книжку, попивал чай и лениво всовывал в руки нужных клиентов крохотные пакетики с товаром.

Меня определенно повысили в должности.

========== Глава 5. ==========

«Скорпиус, пожалуйста, найди работу, поступи в университет, займи себя ну хоть чем-нибудь!» — беззвучно молил я, вот уже несколько дней, потому как друга в моей жизни стало слишком много.

Нет, конечно, такое страшное слово как «работа», вряд ли было ведомо Скорпиусу, ибо тот, ссылаясь на свое истинно аристократическое происхождение, свой светлый образ прахом бытия осквернять не собирался, потому как был создан лишь генерировать идеи, зачастую, идиотские, и наблюдать за их исполнением. Представить Скорпиуса работающим было просто невозможно. Во-первых, потому что в любом коллективе, особенно магловском, где о его благородном семействе никто не наслышан, он будет абсолютно бесполезен, потому как ни черта делать не умеет. Во-вторых, Скорпиус неспособен рутинно выполнять одни и те же действия изо дня в день. И, в-третьих, сам Малфой понятия не имел, чем он хочет заниматься по жизни.

Но, что самое интересное, денег у этого засранца всегда было более чем предостаточно.

Вот и занимался Скорпиус тем, что уже несколько дней как заходил в мой книжный и изливал душу.

Для друга я всегда был чем-то вроде бесплатного психолога. Мне, поначалу, очень льстил тот факт, что Скорпиусу важно мне что-то рассказать, попросить совета, даже в тех делах, в которых я совершенно не шарю. Это позже я понял, что я для него такой авторитет только потому, что кроме меня у Скорпиуса Гипериона Малфоя друзей нет.

— Все же хорошо, — возмущался Скорпиус, расхаживая вдоль книжных рядов. — И она занимается тем, что придумывает себе проблемы и навязывает их мне.

— Ну поздравляю, — изрек я, наклеив очередной ценник на книгу. — Первая семейная ссора.

— Это вообще наша первая ссора. За все то время, что мы с Доминик вместе.

Я закатил глаза.

— Это нормально.

В такие моменты я чувствовал себя трижды разведенным холостяком, знатоком женской психологии и самого факта любовных отношений. Скорпиус, хоть и считавший меня неумолимым девственником, видимо, думал так же.

— Эти фокусы в стиле моей маман, — продолжал Скорпиус, которого уже заинтересовано слушали и покупатели. — «Скорпиус, мы переживаем кризис отношений, и это нормально, любовь живет три года…»!

— Чего это она? — вскинул брови я.

— Потому что моя леди чуть подохренела, — пояснил Скорпиус. — После того, как я женился на ней, купил эту квартиру, добился того, что со мной не разговаривает вся семья… Доминик, такая Доминик.

— Ну ты любишь ее?

— Конечно. Я же ей майонезом на хлебе сердечко нарисовал.

— Ты прав, друг, она зажралась. Такая нежность, — хохотнул я. — Доминик, ты теряешь принца.

Скорпиус сарказма не уловил, продолжая что-то мне еще говорить, но я мало слушал. Лишь изредка улавливал обрывки его возмущенных фраз.

— … и это началось после, того, как ее полоумный братец снова нарисовался на горизонте…

Я кивал, делая вид, что озабочен проблемами молодой семьи, при этом еще и вкратце пересказывал покупателю содержание «Хроник Нарнии», не забывая поглядывать, не явились ли ко мне особые клиенты за особым товаром.

— … при этом она считает, что Луи прав во всем, просто потакает каждому его слову, представь, она уже начала задумываться, что мы поспешили со свадьбой. Меня эти высокие отношения близнецов, клянусь, доведут до цугундера, тоже мне, Джейме и Серсея хреновы…

Удалившись в подсобку, где хранились залежи с кокаином, я взвесил унцию и, засыпав ее в крохотный пакетик, снова вернулся в торговый зал и незаметно вложил его в карман бритого наголо мужчины у кассы.

— … а я мог бы стать математиком, я же умный…

Расставив еще несколько книг на другом конце зала, я гадал, понял ли Скорпиус, что его не слушают, но, судя по тому, что постепенно его монолог съезжал в иное русло, видимо, нет.

— … и тут понимаю, что если бы я родился девочкой, я был бы похож на Эльзу из диснеевского мультика. Это уже неделю не дает покоя…

Не, ну вы поняли? Слушать Скорпиуса невозможно, потому как чем дольше ты впитываешь в себя этот поток информации, тем больше понимаешь, что начинаешь неумолимо тупеть.

Верите или нет, но болтовня и нытье Скорпиуса было единственным, что меня на тот момент волновало.

Юного наркоторговца, работающего в самом сердце Лондона, под носом у полиции и Отдела мракоборцев, в котором главенствовал его отец, волновало лишь то, что он маленько подустал от компании своего заклятого школьного друга.

Наземникус фактически свалил на меня все дела с наркотой, а сам занимался «магическим бизнесом», считая его более важным. Так я и не понял, зачем кто-то будет покупать ворованные волшебные палочки, клееные-переклеенные звездные карты, сомнительные ингредиенты для зелий, порядком подгнившие, и прочий хлам, который я бы, не раздумывая, отправил в мусорное ведро. Но Наземникус думал иначе и, что самое интересное, получал очень даже приличную выручку за все это барахло.

Иногда мой учитель грузил хламом и меня. Особенно когда его гоняли по всему Косому переулку мракоборцы. Тогда Наземникус и сгружал свои загашники то в мой книжный магазин (вот уж радости было покупателям, когда между энциклопедией садовода и кулинарной книгой притаился дряхлый том ассирийских проклятий, который насылал сглаз на каждого, кто прикоснется к нему без перчаток из драконьей кожи), то ко мне домой (это вообще было здорово, прятать от отца-мракоборца ядовитую тентакулу и особый вид поволжской мандрагоры, уникального растения, которое умело материться с талантом трижды отсидевшего моряка), а один раз, проследив за мной, Флэтчер поместил часть хлама на Шафтсбери-авеню (я едва не упал в обморок, когда увидел, что Доминик, собирается варить спагетти в кастрюле, которая обращает в получеловека-полурыбу каждого, кто к ней прикоснется).

В феврале я из пропахшего дешевым табаком дома Наземникуса перебрался на Шафтсбери-авеню, потому как жившие там молодожены признали, что немного не готовы жить вдвоем и, дабы не развестись на почве бытовых ссор, приняли непонятное решение принять в семью меня и жить просто как друзья-соседи, а не как молодые супруги. Логика была истинно малфоевской, но я не возражал, тем более, что жизнь со Скорпиусом и Доминик обещала быть куда приятней, нежели с Наземникусом и вечно мрачным Мораном.

— Ал, ты знаком с родителями Скорпиуса? — поинтересовалась Доминик, протирая чистую посуду полотенцем.

Мы сидели на кухне, в ожидании Скорпиуса, который тогда томился в Малфой-мэноре, о чем-то напряженно разговаривая со своей семьей. Я уже знал, каким он вернется: раздраженным, осунувшимся и еще более дерганным.