Ученик афериста

— Заткнись, придурок.

— Я говорю правду. Бояться, тем более такого — нормально и логично, — заверил я. — Просто помни, что ты не один. Из нас троих: меня, Финна, Сильвии, никто не бросит тебя. Сильвия убьет за тебя, потому что любит, как бы ты этому не сопротивлялся. А Финн обещал мне быть рядом. А я — твоему отцу.

— И что мне тогда делать? — поинтересовался Альдо. — Быть храбрым?

— Незачем. Храбрым будет Финн. За всех нас.

— Быть умным?

— Умной будет Сильвия.

— Тогда что?

— Тебе нужно просто быть, — сказал я. — Таким, какой ты есть. Безмозглым, ленивым, заносчивым, высокомерным…

— Охрана! — завизжал Альдо.

— … талантливым, милым, неотразимым, — исправил я. — Быть брендом картеля Сантана: ебанутым, но грозным.

Альдо выпрямился и потянулся за виолончелью.

— Вот и молодец, — улыбнулся я, хлопнув его по плечу. — Музицируй, устрой нам бесплатную филармонию.

И, поднявшись с кровати, тяжело вздохнул.

— Я по Лили скучаю, — послышался оклик Альдо.

Я невольно умилился.

— Я тоже, — коротко ответил я, не зная, как правильно ответить.

*

— Держи крепче.

— Ну прости, раньше я этого не делал.

— Пора бы уже, — огрызнулся Финн. — Столько времени прошло, мог бы уже подготовиться.

— Я все еще морально не готов к этому. Он не упадет?

— У меня никогда не падал. Да нормально его возьми, не беси меня. Хрен с ним, я сам сейчас все сделаю, расслабься…

— Да вы охренели! — воскликнула Сильвия, ворвавшись в детскую. — При ребенке!

Я, неумело перехватив сына, принялся его покачивать, но Матиас дернулся и я, чуть его не выронив, смутился.

Сильвия тоже смутилась.

— Извиняюсь, — улыбнулась она, закрыв дверь.

— Дай сюда, — не вытерпел Финн, забрав ребенка.

Матиас заулыбался и принялся грызть длинные дреды Финна.

— Учись успокаивать мелкого, — наставительно сказал Финн с видом женщины, вырастившей десять детей. — Ты, прежде всего, отец, и следить за ребенком…

— Он ест твои волосы.

— Значит, не будем его кормить вечером, — отмахнулся Финн. — Так, на чем я… а, так вот, воспитание ребенка — это важно.

— Да, блядь, я понял, — нахмурился я.

Финн перехватил Матиаса одной рукой и зарядил мне свободной по губам.

— Не при мелком! — рявкнул он. — Фильтруй ебло-речь.

Я тоже треснул его.

— Не при ребенке! Хуев матершинник.

Снова удар по губам.

— Ты просто представь, как мы будем жить дальше, если ты не вспомнишь, что ты — отец, — проворчал Финн.

Я представил страшную картину: как возвращаюсь после очередной перестрелки, а у плиты, помешивая мясо на сковороде, стоит Финн, одетый в фартук на голую грудь и с бигудями, намотанными на дреды. Одной рукой Финн сжимает шумовку, другой держит Матиаса, а потом, завидев меня, бьет по лицу шумовкой и сует в руки ребенка.

Я чуть не перекрестился.

Но Матиас все равно оказался у меня на руках — Финн вышел покурить (курить в детской — не комильфо). Я, покрутив ребенка так, словно выискивая зад-перед, нахмурился.

Матиас нахмурился мне в ответ.

Затем снова дернулся у меня в руках, а я снова чуть его не выронил, благо подхватил почти у самого пола.

— Бля, — ахнул я, с замиранием сердца прижав сына к груди.

— Бля, — сдавленно пискнул Матиас.

— Вот тут я с тобой согласен.

И вытаращил глаза.

— Ебать, оно разговаривает, — прошептал я.

— Бля, — подтвердил Матиас.

Усадив сына на ковер, я протянул ему игрушку и взмолился.

— Пожалуйста, молчи при Финне и Сильвии. Пожалуйста, молчи. Хотя бы лет до шести.

Кажется, Матиас меня понял.

Матиас вообще нормальный мужик. Всегда со мной солидарен.

— Не удивляйся, многие мужчины не способны справляться с детьми, — послышался голос Сильвии в коридоре. — Диего боялся брать Альдо на руки до пяти лет.

Финн, стянув на затылке дреды, кивнул и вошел в детскую. Сильвия облокотилась на дверной косяк и с улыбкой посмотрела на то, как Матиас катает по ковру пустую бутылку от вина.

— Поттер, — строго сказала атташе. — Почему он играет с бутылкой?

— Потому что в нем мои гены, — сообщил я.

— Бля, — отчетливо сказал Матиас, подняв на меня свои большие темные глаза.

«Сволочь» — чуть не простонал я, одарив сына ледяным взглядом.

Сын смотрел на меня.

Во взгляде годовалого ребенка явная насмешка.

Точно мой сын.

========== Глава 52. ==========

В один прекрасный день, а именно в один прекрасный весенний день, я понял, что стал взрослым.

Нет, не в том плане, что я вытянулся на пару сантиметров или отрастил неаккуратную колючую щетину, я заметил некую зрелость в своих мыслях и поступках.

Я провожу дни уже не в винном погребе, а в офисе, постепенно втягиваюсь, с огромной помощью Сильвии, в тонкости ведения теневого бизнеса, мелькаю на советах директоров, сидя по правую руку от Альдо, нашептываю ему советы, которые оказываются на удивление дельными. Даже свою изворотливость, за которую Распределяющая Шляпа всерьез подумывала отправить меня в Слизерин, я направил невольно в русло, позволяющее получить прибыль, а не только на сарказм и хамство.

И таких аспектов было очень много, все и не упомнить.

Я потерял тот момент, когда в моей голове переключился тумблер и из беззаботного скромного барыги я превратился… в миллионера? Знаете, святой отец, что чувствуешь, когда вдруг понимаешь, что ворочаешь миллионами? Примерно: «Ну как же я чертовски крут, куплю себе вертолет, чернокожую проститутку, щенка хаски, платиновый портсигар… минуточку. Сколько-сколько я зарабатываю? Сколько?! Серьезно? Можно водички, мне нехорошо».

Потом приходит осознание того, что это деньги картеля, твоя доля — значительно меньше.

Но это очень неплохая доля.

И ты ее не украл, не унаследовал. Заработал. Сам. Своими мозгами.

Но пик своего взросления я осознал, когда подметил, как отношусь к сыну.

Я не был уверен, что люблю его, как все нормальные родители любят своих детей, но я привык к роли отца. В голове отложился железный алгоритм: проснуться на первый плач ночью, утром — сначала к ребенку, потом — курить. Нельзя оставлять ребенка одного рядом с оружием. Нельзя кормить ребенка землей, даже если ему нравится ее есть. Нельзя подбрасывать ребенка, если ты стоишь на краю балкона.

Правила отцовства я выучил, во многом наблюдая за тем, как с Матиасом обращается Финн. Финн — прирожденная мамка, что уж тут говорить. Сколько детей он вырастил? Сколько там у него братьев-сестер?

Но выполнять правила — дело одно. А вот получать от этого моральное удовлетворение — уже совсем другое.

И я получал.

Во-первых, с тех пор как словарный запас Матиаса вырос уже до двух слов, я понял, что мой сын — отличный собеседник.

Я сидел на диване и листал «Ежедневный Пророк», хмурясь от прочтения спортивной колонки. Квиддич я не любил, но патриотизм, выраженный верой в успехи своей родной национальной сборной, очень обостряется, когда ты пропадаешь в другой стране.

— «… с разгромным счетом двести десять-сорок, сборная Аргентины вырывается в полуфинал, оставляя Англию далеко позади», — прочитал я, сжав сигарету. — Опять проиграли, уроды.

— Бля, — с пониманием отозвался Матиас, ползая по дивану, привязанный ко мне за пояс от халата, чтоб ненароком не свалился (отцовство сделало меня крайне изобретательным).

— Вот именно, — кивнул я, потянув за пояс, пришитый к махровой пижамке сына. Матиас снова оказался далеко от края дивана. — Не поверю, что так уж сложно удержаться в воздухе, сидя на метле и выискивая мячик в небе. А метлы их… это не «Чистомет», это «Молния-32», она стоит под шесть тысяч галлеонов.

— Бля, — сказал Матиас.

— А я о чем говорю? — бушевал я, свернув газету. — Криворукие уроды, при Фадже такого дерьма не было. Фадж это…

— Бля.

— Да нет, вроде неплохой был мужик, — протянул я.

Матиас пополз ко мне и, уткнувшись в мое бедро лбом, весело захохотал.