Ученик афериста

Скорпиус, чумазый, лупоглазый и восхищённый, стоял над огромным закопченным котлом, из которого валил густой черный дым и, замерев с каким-то пузырьком в руке, опустил взгляд в свое неудавшееся зелье.

— Скорпиус, что с тобой? — насторожился я. — Что ты там варишь?

— Это Уидосорос, — пояснил Скорпиус. – Яд, получаемый из сцеженного экстракта ядовитой железы черной вдовы. Действует моментально, разъедая внутренние органы. Я нашел рецепт в твоей книге.

У меня похолодело внутри.

Пусти дурака к темномагическим книгам, которые прятал у меня Наземникус, так он и половину Лондона отравит ядовитыми парами.

Доминик, кажется, думала о том же, и так едко мне улыбнулась, что я мигом отвернулся.

— Милый мой, — позвал я. — Зачем тебе яд?

Скорпиус не ответил, лишь снова что-то бросил в котел. Содержимое котла забулькало.

— А, я, кажется, понял. Четвертая мачеха?

— Да! — воскликнул Скорпиус. — Я хотел подмешать это ей в еду. В тот раз все обошлось с лезвиями в пирожных, но я не сдаюсь, я убью эту женщину.

— Далась тебе эта четвертая мачеха, — буркнула Доминик. — Твой отец женат уже на двенадцатой. Трави ее.

— Двадцатилетняя проститутка Анна из Уайтчепела меня не интересует, — отмахнулся Скорпиус. — Двенадцатой хватит на месяц, не больше. А вот четвертая…

Я закатил глаза.

— Скорпиус, возьми котел и вылей эту жижу, — посоветовал я. — Зелья — не твой конек.

— У меня «Превосходно» по зельям!

— Ты был любимчиком Слизнорта, — напомнила Доминик.

Скорпиус капризно поджал губы.

— То есть, вы оба хотите сказать, что я не умею варить зелья?

— Да, — в один голос ответили мы с кузиной.

Малфой, совсем расстроившись, накрыл котел крышкой, мол, до лучших времен.

— Не грусти, мачеху можно убить тысячей других способов, — подбодрила Доминик, поцеловав своего тупенького супруга в висок.

Да уж, скажи мне кто-нибудь, что через сорок лет, Скорпиус Гиперион Малфой будет преподавать в Шармбатоне основы зельеделия, я бы подумал, что беседую с глупцом.

Спрятав от Скорпиуса все свои темномагические книги подальше, я, открыв восстановленные магией окна нараспашку, чтоб проветрить, решил в квартире не задерживаться, пока Доминик не подняла «осторожный» вопрос о том, откуда в квартире книга с рецептами ядов. Предлог нашелся сразу же: во-первых, я надеялся все же вернуть украденный проституткой мобильный телефон, а, во-вторых, собирался всерьез поговорить с Джеймсом насчет совместного досуга. А то странные у нас с братом получались отношения: то месяцами не разговариваем, то спьяну по проституткам ходим.

Господи, бедный наш отец, если узнает об этом.

Восстанавливать картины прошлых дней я умел мастерски. Жилище проститутки в районе Пекхам я отыскал почти сразу: район представлял собой не самый красочный пейзаж столицы, застроенный одинаковыми квартирными домами с тусклыми рекламным вывесками на них.

«Правило барыги номер сорок девять: никогда, ни при каких обстоятельствах не торгуй в гетто, особенно в ниггерских гетто, особенно, если ты белый» — такое далекое от толерантности правило вбил мне в голову мой наставник-расист.

Сейчас я стоял посреди главной улицы этого самого ниггерского гетто, с несколькими пакетиками кокаина во внутреннем кармане, искал проститутку, вытащившую у меня мобильный телефон и, кажется, был в двух шагах от расового побоища — так на меня смотрели пыхтящие самокрутками чернокожие парни у измалеванной граффити подворотни.

Как же хорошо, что за мной не увязался Скорпиус! Тот был еще большим расистом, чем Наземникус, разница лишь в том, что дискриминационные фразочки срывались с уст Малфоя неосознанно.

— Я не расист, негры — тоже люди, пусть и не такие белые, как все нормальные, но в целом, я глубоко уважаю их стремление быть частью общества, без них бы плантации не выстояли. — За эту «безобидную» фразу Скорпиуса, ляпнутую в Гарлеме средь бела дня, нас с Малфоем гнали едва ли не до центра Нью-Йорка, пока мы не трансгрессировали.

— Это моя жена — Доминик, мы вместе со школы. Женились позавчера. Что? Секрет нашей любви? О, все просто, мы — честные белые люди с простой мечтой жить по совести, рожать белых детей и делать их счастливыми. — А на этой «невинной» фразе едва ли не накрылся медным тазом медовый месяц Скорпиуса и Доминик в Бразилии.

Отыскав нужный дом скорей инстинктивно, нежели по памяти (пока я тащил на своем горбу Джеймса домой, мне было не до запоминания ландшафтов), я машинально поздоровался с незнакомой тучной женщиной и юркнул в пропахший канализацией подъезд.

Ноги сами завели меня на второй этаж, в дальнюю однокомнатную квартиру, дверь которой была приоткрыта, стоило мне чуть дернуть за ручку.

И как это выглядело со стороны?

Здравствуйте, леди, вчера вы меня покусали и сперли мой телефон, вот он я?

Противная квартира. Липкий пол, запах затхлости, чего-то кислого и горелого, мерзкое жужжание жирных мух, облюбовавших немытую посуду, груда окурков в банке из-под соленых огурцов, какие-то тряпки в углу.

— Господи, как меня сюда занесло?

Элементарно, Альбус, ты был пьян.

Даже жилище Наземникуса по сравнению с этим выглядело… прилично, даже со вкусом.

Я заглянул в единственную комнату, подвинув занавески из бусин на дверном проеме, и увидел то, что еще долго будет прочно сидеть у меня в голове.

На засаленном ковре было распластано тело моей чернокожей воровки, с торчащим в груди довольно грубо вытесанным колом.

Увиденное смешалось с мерзкой квартирой, запахами и треклятыми мухами, которые жужжали, казалось, везде, и слились в единую палитру. Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, я облокотился на дверной косяк и задержал дыхание.

— Ты? Чего пришел? — послышался за моей спиной знакомый голос.

Я, вздрогнув, обернулся.

Моран, похожий в своей извечной черной мантии на огромного коршуна, бесцеремонно оттолкнул меня и, присев над трупом, нашарил своей единственной рукой во внутреннем кармане что-то блестящее, оказавшееся при лучшем рассмотрении какими-то щипцами, и сунул их в приоткрытый рот убитой.

— Что ты делаешь? — выдохнул я.

Моран даже не взглянув на меня, захватил щипцами длинный острый зуб проститутки и бережно, если так можно сказать, выдернул.

— Ты убил ее?

— Студент, коробочку там подай.

И выдернул еще один зуб.

— Моран, ты больной, — прошептал я в праведном ужасе.

— Я больной? — протянул Моран, удалив третий зуб. — Знаешь, сколько за вампирьи зубы торгаши дают? А мне семью кормить, трое детей, трое, студент. Иди сюда, разожми ей челюсти…

Это последнее, что я слышал, прежде чем рухнуть на грязный пол в глубоком и беспробудном обмороке.

========== Глава 9. ==========

Для того, чтоб понять, где я нахожусь, совершенно необязательно было открывать глаза. Чувствуя спиной каждую пружину дивана, вдыхая мерзкий запах дешевого курева и слыша приглушенные звуки заезженной джазовой пластинки из старенького патефона, я узнал жилище Наземникуса еще до того, как приоткрыл глаза.

— Да что ж это делается, — причитал знакомый голос Флэтчера где-то вблизи меня. — Молодые здоровые пареньки с ног валятся средь бела дня, довели молодежь своими сатрапскими режимами эти толстосумы из министерства магии. Нет у молодого поколения уверенности в завтрашнем дне, когда у руля волшебного мира стоит эта белобрысая семейка Пожирателей смерти: проблемы с трудоустройством, вопросы жилищного характера, здравоохранения, безопасности, мысли о том, что дальше будет только хуже, любого доведут до обмороков. Эх, страна, страна, при Фадже не было такого дерь…

— Моран убил женщину, — прошептал я. Словесный поток несусветного бреда, который с умным видом нес мой учитель, пролетел мимо моего понимания.

Наземникус присел на жалобно скрипнувший диван рядом со мной и вопросительно на меня уставился.

— И все что ли?

— А этого мало?

— Тьфу ты, — действительно сплюнул прямо на грязный пол Наземникус и потянулся за своим любимым, а потому мерзким для любого нормального человека, пойлом — портвейном явно произведенного где-то в закутках Лютного переулка. — Я уж подумал, что-то серьезное. Ну там, не знаю, полиция книжный магазин накрыла, папаша твой все узнал…