Ученик афериста

Идеальный день. Мне даже врать не пришлось.

Все утро Скорпиус провел у зеркала, сначала разглядывая раму, а затем свое отражение. Чашка руке Малфоя опасливо дрогнула, когда его карие глаза впервые присмотрелись к отражению, а минут через пятнадцать, когда Доминик отправилась в ванную, на помощь подозвали меня.

— Ал, я страшный?

— На любителя, — признался я. Да, Скорпиус не писаный красавец, но, такой, относительно симпатичный. Со ста метров. В темноте. С плохим зрением. Если на его голове ведро.

Скорпиус, который смотрел на меня из зеркала, был действительно страшненьким. Даже уродцем.

Тощий, если не сказать костлявый, бледный, с глубокими синяками под воспаленными глазами, словно его закрыли на недельку в подвале без еды и воды.

— Ал, я страшный, — констатировал Скорпиус, скорбно вздохнув. — Доминик вышла за меня из безысходности и по расчету.

Но я-то знал, что зеркало было не просто предметом декора.

«Ясное Око» показало истинного Скорпиуса Малфоя.

— Скажи наркотикам: «Нет!», — посоветовал я, хлопнув перепуганного Скорпиуса по спине. — Ну все, не истери, папа найдет тебе пластического хирурга.

Скорпиус взвыл и уткнулся мне носом в плечо.

— Спокойно, — усмехнулся я. — Есть и свои плюсы.

— Да? — оживился Скорпиус, отпрянув от меня. — Какие?

— Ну… ты можешь в местном театре играть Фредди Крюгера без грима.

Скорпиус снова что-то едва ли не прорыдал.

— Иди, приложи к лицу подорожник, — измывался я. — И не грусти. Квазимодо не грустил, и ты не грусти.

Бедный ранимый Малфой, ощупывая в ужасе свое лицо, метнул в меня уничтожающий взгляд и побежал на второй этаж, страдать в одиночестве.

— Ну и что, что я не красивый, — громко донеслось из-за двери. — Зато я умный.

— Скорпиус, ты считаешь только на пальцах и уверен, что «Свинка Пеппа» — это триллер, — громко напомнил я.

Громовые рыдания сотрясли Шафтсбери-авеню 17, а я, тихонечко смеясь, отправился допивать остывший кофе.

========== Глава 6. ==========

Неделя подходила к концу, а Наземникус за своими артефактами так и не явился. Сидя за прилавком книжного магазина, я не давал себе покоя мыслями о том, что мои соседи, рыская по тумбам, обязательно наткнутся на что-нибудь эдакое и даже туповатый Скорпиус начнет задавать вопросы, конечно, после того, как всласть наиграется с невиданной темномагической штучкой.

Поэтому всю ту неделю я закрывал книжный магазин как можно раньше и мчался домой, чтоб, по возможности, помешать соседям трогать какие-либо вещички из запасов Наземникуса, или просто перепрятывал тот хлам, который, как мне казалось, лежал на самом видном месте.

В очередной такой вечер я разбирал те залежи краденного барахла, которое припрятал у себя в комнате, и, незаметно для самого себя, отвлекся, листая старую книгу из школьной программы, толстый старый том под названием «Чудовищная Книга о Чудовищах» под редакцией Эдвардаса Лима. По такой книге учились мои родители, нашему же курсу выделили более безопасный вариант, который не грозился оттяпать каждому читающему пальцы.

Книга Наземникуса мало чем отличалась от оригинальной версии: ее нужно было лишь периодически подкармливать кусками сырого мяса, потому что эта книжечка была действительно плотоядной (чья-то засохшая кровь на форзаце убедила меня в этом сполна).

Уход за магическими существами в Ж.А.Б.А. я не сдавал, по ходу, единственным учеником, сдававшим этот предмет была Доминик, поэтому познания по данной дисциплине у меня были весьма скромными, тем более, что преподаватель проводил занятия совершенно не сверяясь со школьной программой и самим учебником. Но, признаюсь, читать было интересно, я лежал на кровати, в окружении мелкого хлама из запасов Наземникуса и самокруток с коноплей, и увлеченно читал страницы, помеченные закладками, совсем забыв о том, что Доминик дома, и вполне может войти в комнату.

Зачем Наземникус пометил некоторые страницы, я не знал. Закладка в параграфе о свойствах драконьей чешуи, особо меня не заинтересовала, как и на страницах, где говорилось о корнуэльских пикси, но я, не знаю почему, все же читал.

«…совершенно безмозглы, пикси не могут управлять своими действиями, подчиняясь лишь озорному желанию сеять хаос. Особо опасны в количестве от двадцати взрослых особей (см. стр. 259, «Случай с Димфной Фармейдж») «…

Я попытался разобрать какие-то пометки Наземникуса на свободном от печати месте, но уж слишком его почерк был неразборчивым. Единственное предложение, которое было написано печатными буквами, я все же разобрал.

«СТУДЕНТ, НЕ ТРОГАЙ ШКАТУЛКУ!»

Я и не собирался, прекрасно зная, что добра от краденых вещей ждать не следует. Бросив книге кусок сырой курятины (увлекательное зрелище, как челюсти «Чудовищной Книги о Чудовищах» раздирают мясо, которое потом исчезает невесть куда, а сама книга издает блаженное урчание), я хотел было перевернуть страницу, как услышал приглушенные голоса на первом этаже.

Скорпиус где-то шатался, а Доминик, насколько я знаю, сама с собой не разговаривала, поэтому, единственное, что пришло мне в голову, это явление Наземникуса за своим хламом и его встреча в гостиной с самой Доминик.

Это был бы провал. Захлопнув недовольно буркнувшую книгу, я распахнул дверь и вышел в коридор.

— Собирай вещи и идем домой, — низкий мужской голос явно не принадлежал Наземникусу.

— Идем? То есть, со мной пойдешь, после того, как тебя не было все эти годы? — парировала Доминик.

Даже не видя лиц спорящих, я уже знал, кто был гостем на Шафтсбери-авеню. Прокравшись к лестнице, я свесился через перила и взглянул на картину, разворачивающуюся на кухне.

— Если нужно будет вернуться домой для того, чтоб ты ушла отсюда — я вернусь, — строго сказал Луи, нависнув над сестрой грозной тучей. — Ты не знаешь, куда влезла.

— А ты знаешь? — прошипела Доминик, стиснув спинку стула. — Я счастлива, ты можешь это понять или нет?

— С кем ты счастлива, дура? С богатеньким наркоманом, который ни черта в этой жизни не может, кроме как ширяться по подворотням?

«Луи, ты зришь в корень» — подумал я.

— Он не наркоман, — не сдавалась Доминик.

— Я врач, что я наркомана от нормального не отличу?

Ну, про врача Луи маленько придраматизировал, он пока только учился, и, судя по тому, как то и дело пропадал невесть куда, учился не в ряде отличников, но, в целом, определенный смысл в его словах был мне ясен.

Близнецы на моей памяти не ссорились никогда. Их отношения и близко не напоминали то, что происходило в моей, нормальной семье, когда мы с Джеймсом постоянно находились в стадии холодной войны за все, что только можно, а на Лили вообще внимания не обращали. Видимо, Луи действительно больше всего на свете любил сестру, если согласился вернуться домой, если Доминик покинет Шафтсбери-авеню.

Еще я знал, что и Доминик больше всего на свете любит брата. И понимал, что если Луи опустится до того, что поставит ультиматум «или я, или Малфой», выберет она отнюдь не Скорпиуса.

— Ты ничего не знаешь, — произнесла Доминик, глядя брату в глаза. — Откуда тебе знать, если тебя не было рядом?

— Я не от хорошей жизни ушел, — прорычал Луи. — Ты знаешь, что без причины я бы не оставил тебя в Хогвартсе одну.

— Не оставил меня? То есть о родителях ты не подумал? И не думаешь сейчас, зато решаешь, как мне жить.

Луи, словно спиной почувствовав мой взгляд, обернулся.

— Привет, — махнул рукой я и спустился вниз, сделав вид, что мне нужно забрать какую-то вещицу из гостиной.

Луи очень внимательно наблюдал за мной, прекрасно поняв, что мне вряд ли понадобилась какая-либо из накиданных на комод безделушек. Я открыл верхний ящик и принялся тянуть время, показывая близнецам, что действительно что-то ищу.

— Собирай вещи, — спокойно повторил Луи.

Нашарив рукой нефритовую шкатулку, обмотанную изолентой, я узнал в ней одну из вещей Наземникуса, которую перепрятывал накануне и, вспомнив нацарапанные в книге о чудовищах слова «СТУДЕНТ, НЕ ТРОГАЙ ШКАТУЛКУ!», закусил губу и сдернул изоленту. Ситуация требовала хоть какого-нибудь вмешательства, хоть чего-нибудь, что отвлекло бы от неминуемого краха молодой семьи, проживающей на Шафтсбери-авеню, и я, на свой страх и риск, открыл шкатулку, понятия не имея, что там: страшное проклятие, залежи галлеонов, запихнутые Заклятием Незримого Расширения, кролики, змеи или что похуже.