Дурман

— Заодно, и обещанную экскурсию устроим, — подмигнул Виталий.

Наверное, Таня менее всего могла бы предположить, знакомясь вчера в поезде с Виталием, что не просто проведет с ним вечер за более чем интимным занятием, но еще и останется у него на ночь. Не пошутил он, Казак этот (неожиданно, ей пришлось по душе это прозвище). Не отпустил ее домой. И по всему дому провел еще раз, показывая все, что могло бы, с его точки зрения, наверное, заинтересовать Таню. Но она, откровенно, пришла в восторг от двора. Живя всю свою жизнь в квартире, на седьмом этаже, ей не хватало этой возможности — просто выйти на улицу тогда, когда захочется. И оказаться не у заплеванных старых и потертых стен, поломанных скамеек, не у развороченных урн, заполненных пивными бутылками и лушпайками от семечек, а на траве: ровной, травинка в травинку, за которой, очевидно, профессионально следили. Пройтись в мини-рощице, бродя между стволами деревьев. Причем, все босиком, не боясь поранить ноги, с облепиховым чаем и только лишь в футболке и белье. Территорию двора ограждал высокий забор, который обеспечивал уединение. Она и осталась там, на улице: допивать чай и ждать мороженое, да и Виталий был не против. Привел ее в беседку, с одной каменной стеной, и резными, деревянными опорами со всех других боков, чтоб Таня уж совсем с комфортом расположилась. И она устроилась в каком-то плетенном кресле. Забралась с ногами и пила чай. Делилась своими впечатлениями с гордым Виталием, и тихо дивилась про себя. Но анализировать сейчас ничего не хотелось. Вот, вообще. И пусть Таня еще ни разу в жизни не поступала так порывисто и опрометчиво, вот сейчас ни о чем сожалений не было.

Буквально через полчаса привезли мороженое. Кто именно, Таня не видела, понятное, дело. Казак ее не пустил. Когда ему позвонили, он сам пошел к калитке в высоком заборе, вышел минут на пять. Наверное, говорил с помощником, Таня слышала шум подъехавшей машины. А потом вернулся, уже разложив десерт по пиалам. И вина принес, хоть Таня и не помнила, чтоб просила об этом.

— Ты меня споишь, а мне на работу с утра, — напомнила она. — Тяжело работать с похмельем.

Но бокал взяла, когда Виталий подал наполненный. Опять какое-то игристое, “шампанское”, MOET. Тоже привезли? С мороженым? Хотя, вроде, не говорил он об этом по телефону. На всякий случай в холодильнике стоит?

Красивое, эстетически смотреть приятно было на бокал. И холодное, что при жаре на улице, манило.

Вот что-то не то с ней было, вообще на все рукой махнула. Хотелось расслабиться и ни о чем не думать, хотя бы сегодня.

— От этого шампанского — похмелья не будет, поверь мне. Даже я его только по особым случая открываю, — хмыкнул Казак в ответ.

— А сегодня случай особый? — Таня бровь вздернула, но шампанское уже отпила.

Вкусно. Действительно вкусно. В разы лучше того, что она в ресторане пила. И без всякого персика.

— Таки, выходит, не простой, Зажигалочка.

Виталий взял свой бокал. Сел в кресло справа от нее, и с удовольствием откинулся на спинку, вертя бокал перед лицом, рассматривая вино в свете лампы, висящей под крышей беседки. На улице уже стемнело и даже сверчки начали выводить свои “трели”.

— Мы ж с тобой, по ходу, знакомимся. — Он наклонился к ней и легко чокнулся бокалом.

А Таня расхохоталась почему-то.

— Вот, что “по ходу”, это точно, — захлебываясь шампанским и смехом, заметила она, пытаясь не расплескать вино.

Но остальное — не оспорила. Про “особенный”. Ничего обыденного между ними сегодня — точно не происходило.

Казак и сам широко улыбнулся, явно, поняв намек на быстроту разворачивающихся событий. И вот с этой улыбкой с удовольствием отпил из своего бокала.

Похмелья не случилось, не соврал Виталий. Но некоторые сложности возникли.

Когда Таня утром вышла из душа и посмотрела в зеркало, стало понятно, что следует поторопиться и заехать к ней домой перед работой. Потому как, если зубную щетку она еще имела в кабинете, неоднократно дежуря ночью, то более закрытую кофту — стоило поискать в шкафу. А пугать или заинтересовывать сотрудников “засосами”, желания не было. Причем, нельзя сказать, что она могла предъявить претензии Виталию. Хотя, вот этот вот, на шее, и еще один на ключице — точно его вина. Но вот на предплечье, и тонкий синяк под нижней губой — это уже ее “работа”. Стеснялась Таня кричать во весь голос на улице, хоть Казак и заверял, что никто не услышит ничего, когда поедание мороженого закончилось очередным, прямо-таки, “приступом” страсти, схлестнувшим их друг с другом. И если высокий забор, да каменная стена беседки убедили ее в приватности, то насчет звукоизоляции — сомнения имелись. Вот и закусывала свое же плечо, стараясь сдержаться. Хотя, ей-Богу, это не особо помогало. Что-то такое делал с ней этот мужчина, как-то так покорял ее тело, что не могла Таня оставаться сдержанной. Ощущения и эмоции с ним, буквально, разрывали весь ее контроль и сдержанность на ошметки. Да и сам Казак… В общем, не сдерживался. Может, стоит и на спине поискать его отметины? Хотя, так ли это уж важно? Было нереально здорово, и все. И Таня все равно стонала достаточно громко. Оставалось надеяться, что до дома соседей действительно далеко, как это говорил Виталий.

А вот полоска на подбородке, это уже “свежий” утренний след от ее же зубов. Закусила Таня губу, когда проснулась от жадной и неожиданной страсти этого мужчины. Уже и кричать не могла: то ли сорвала все же голос, то ли мороженное не прошло даром и не сработала ее “гомеопатия”. И было так классно: немного сонно, немного страшно от силы удовольствия, но так правильно и здорово, что она даже не понимала, с какой силой закусывает свою несчастную губу. Казаку на страсть отвечала такой же страстью. А теперь вот, пожалуйста!

Но нет, краситься она не будет из-за этого. Все, пусть сотрудники думают, что хотят. А ей жалеть не о чем и претензии предъявлять не за что.

И тем не менее, домой заехать стоило, однозначно. Наденет блузку, легкую, но с длинным рукавом, с воротником-стоечкой. Хоть часть следов скроет. Правда, голос сегодня все равно сипит, но это такое. Скажет, что мороженым злоупотребила, если кто спросит. Тоже ведь, правдивый факт.

Об этом и попросила Казака, пока разводила себе все тот же облепиховый чай. Хорошо, что Виталий такой предусмотрительный оказался, запасся заготовками. Сам хозяин пил кофе, приготовленный какой-то хитроумной кофе-машиной. Даже Тане аромат понравился. Но попробовать, несмотря на предложенную ей все с той же бесшабашной улыбкой его собственную чашку, не рискнула. Действительно, кофе переносила не всегда хорошо, оставляла для крайних случаев.

Виталий был не против завезти ее домой, а уж от причины ее просьбы, так очевидно, не расстроился. Хоть и повинился, вроде бы, но уж очень хорошо заметно, что так, для виду. Впрочем, Таню это все тоже не особо беспокоило. Скорее, будоражило внутренне, когда она вспоминала все события прошлого вечера и ночи.

В общем, пока суть да дело: пока они приехали и Таня переодевалась, а Виталий, хоть и мельком, но осмотрел ее квартиру (она-то у него все рассмотрела, вот и не видела ничего такого в том, чтобы ему показать, где живет, правда, на вопросы, появившиеся у Казака, физически ответить не успела, не хватало времени); пока он записывал ее номер телефона и звонил, чтобы и Таня еще его номер записала — на работу она все же опоздала. Хорошо, что всего на двадцать минут. Однако, поскольку, в принципе, подобным грешила редко, да и администратора предупредила, а наплыва пациентов еще не было (повезло, как ни крути), все обошлось.

Единственное, Вадим увидел, как и кто ее привез. Да и стал свидетелем их прощального поцелуя с Виталием, после которого Тане немного сложно было вспомнить, зачем так торопиться на работу, если честно. И Казак, довольный, как кот, налакавшийся сливок, кивнул ей со словами:

— Позвоню позже, после совещания.

Наклонился и еще раз легко поцеловал ее. В подбородок. В этот, едва видный синяк от ее же зубов, который появился из-за него.