Страница 52 из 79
Покрышкинцы расстреляли 12 «юнкерсов», лично Александр Иванович — четыре. А 21 сентября, поклявшись фронтовому другу отомстить за расстрелянных в Ногайске [как раньше назывался Приморск — город в Запорожской области, расположенный на берегу Азовского моря] родственников, сбил над Токмаком, на глазах сотен горожан, три «юнкерса». Ровно столько, сколько обещал другу. Причем первый самолет буквально взорвался в воздухе. «Конечно, — заметит на сей счет Александр Иванович, — порой бывает трудно выполнить товарищескую клятву. Но мне удалось».
*
Ничего этого не отнимешь у Покрышкина, раскатисто — с эхом, разлетевшимся по всем фронтам, заявившего о себе в запорожском небе осенью 43-го. Но я, говоря, что он стал другим, имел в виду совсем иное: сердце Александра Ивановича уже не принадлежало ему — он был влюблен.
Любовь свою он сохранит до последней минуты жизни. Нелишне заметить, на титульном листе первого издания книги «Небо войны», материалами из которой я сегодня пользуюсь, Покрышкин сделает надпись: «Моей женульке — спутнице дней моих суровых, за настоящую большую любовь».
Не поверите: с книги и началось их знакомство в сентябре 42-го. Книга и свяжет их на долгие месяцы — до встречи, чтобы больше не разлучаться, — в Черниговке.
Что за книга? Да «Отверженные» Виктора Гюго!
Именно ее читала в госпитале на берегу Каспийского моря симпатичная, понравившаяся гвардии капитану Покрышкину с первого взгляда, медсестричка.
— О, а я сам недавно был отверженным! — взглянув на название, воскликнул капитан, зашедший в госпиталь проведать раненого товарища.
Мария — так звали медсестру, которую Покрышкин очаровал тоже с первого взгляда, из стеснения, не поинтересовалась, почему так случилось, из-за чего мужественный по виду летчик оказался в опале. А дело было так: однажды в столовой, где обедали авиаторы-гвардейцы, к их столу подсели два подполковника и майор — изрядно поддатые. И стали возмущаться: с каких это пор младших офицеров обслуживать стали скорее, чем старших. «Вы право на это в бою заслужите!» — бросил капитан Покрышкин.
Ну и началось выяснение отношений. Кому-то, наверное, горячий по характеру сибиряк по физиономии съездил, потому что за ссору в столовой досталось ему сполна: и с должности командира эскадрильи сняли, и за штат вывели, и представление к присвоению звания Героя отозвали, и из партии исключили. Трибунал даже грозил Покрышкину — с последующим направлением в штрафбат! Не все в армии, однако, дураки: разобрались в конце концов с инцидентом, и обвинения с Александра Ивановича сняты были.
Но осадок в душе у него остался.
Недолгим, к сожалению, было счастье на Каспии: батальон аэродромного обслуживания Марии вскоре перебросили на другой фронт — в память о ней только подаренная книга осталась. «Где и когда я увижу ее? — размышлял, бродя по берегу моря, влюбленный рыцарь небес. — Знаю только, чувствую сердцем, что нас с Марией уже ничто не разлучит — ни расстояние, ни время, ни война».
Мария часто писала Александру, уверенно шагавшему [вернее, летевшему] к своей первой золотой Звезде [Указ от 24 мая 1943 года — за 13 лично сбитых самолетов, плюс шесть в группе], второй [Указ от 24 августа того же 43-го — за 30 лично сбитых самолетов]. «В своих письмах, — делился в воспоминаниях мыслями Герой, — она разными намеками давала знать, где находится ее часть. Поэтому я всегда имел возможность изредка видеться с ней». А вот более поздняя запись: «Мы стремились быть вместе. О нашей любви уже знали и ее и мои родители. Но мы боялись, как бы кто-то со стороны не принял нашу близость за пошлые издержки войны». И тогда влюбленные договариваются «в первом же большом городе обязательно оформить брак».
Накануне 1944-го 16-му гвардейскому полку майора Покрышкина, который буквально за несколько дней до Нового года он примет под свое командование, приказали перебазироваться в село Черниговку на отдых и доукомплектование.
«Черниговка… Я помнил ее по балкам и оврагам, которые помогли нам выбраться из окружения. Я сразу подумал о Марии. Вот здесь и встретимся с ней. Чтобы не расставаться никогда».
Догадываюсь, какие чувства переполняли сердца черниговских девушек, попавших под прицел метких глаз летчиков-истребителей, и сколько голов девичьих закружилось от блеска орденов и медалей гвардейцев. Вы ж представьте: одноврехменно в только-только освобожденной от фашистов Черниговке появились — с небес — сразу двадцать (!) Героев Советского Союза [как раз столько, по моим подсчетам, Золотых Звезд вручат пилотам 9-й гвардейской авиадивизии за бои над Кубанью]. А плюс к ним — два дважды Героя Советского Союза: Александр Покрышкин и Дмитрий Глинка [кстати, его брату Борису, тоже Герою Советского Союза, Александр Иванович вскоре сдаст полк — после назначения на должность комдива].
*
А буквально сразу после того, как полк дважды Героя Советского Союза майора Покрышкина перебазировался в Черниговку, Александр Иванович получил крепкий нагоняй от начальства.
«В одном из полетов, — припомнит он после войны, — я решил отработать стрельбу по наземным целям из перевернутого положения. Идя на бреющем над полем, делал „горку“ и, перевернув самолет, стрелял по кучкам старой соломы, торчащей из-под снега».
— Думай, что творишь, — укорили его на земле «старшие товарищи». — Молодые летчики захотят повторить твои выкрутасы, а это им не под силу будет. И в итоге? Разобьются же!
Похоже, именно эти «выкрутасы» видела 80-летняя жительница Черниговки Екатерина Семик, с которой меня познакомила директор Черниговского районного краеведческого музея Антонина Харченко [дай Бог им здоровья, а музею — процветания]. По словам Екатерины Степановны, наблюдавшие за Покрышкиным летчики только языками цокали: «Если бы я так мог — цены бы мне не было!»
— Александр Иванович, — добавляет бабушка Катерина, — такое вытворял в воздухе — голова кругом шла.
А где же в Черниговке остановился легендарный ас? Оказывается, он об этом сам с подробностями рассказал в своей книге: «Я снял квартиру в центре села, во второй хате от церквушки, навевавшей своим ветхим видом тоску».
До наших дней от церквушки одни стены сбереглись.
Как храм Божий, она еще в середине 60-х перестала существовать. Вот ведь как с ней получилось: фашисты не тронули святое место, когда отходили из Черниговки, зашли лишь в церковь помолиться перед дальней дорогой [говорят, эсэсовская часть стояла в этом конце села], а коммунисты, через двадцать лет после Победы, разрушили святыню. И в кого, интересно, уродились мы такими недоумками?
*
Сейчас разрушенную церквушку посещает, похоже, лишь бабушка Катерина: до центра-то, где действует по-современному обустроенный храм, далеко в ее годы добираться. Вот и ходит она общаться со Всевышним туда, где службу, по поверьям, правят ангелы, — раз люди храм покинули.
Я тоже заглянул в него и удивился увиденному: в алтарной части на меня с иконы [не иначе как чудом сохранившейся!] строго взглянули Иисус, восседающий на троне, Иоанн Креститель и Матерь Божия. Очень неловко мне стало от их пристальных взглядов. Подумалось даже, что именно меня Христос и его святое окружение подозревают в доведении до запустения и разрухи храма сего.
А в сознании тут же всплыла история, услышанная от бабушки Катерины:
— В страстную пятницу, перед пасхой 44-го года, в церковь забрели четыре подвыпивших летчика. И стали за батюшкой шаг в шаг следовать — дурачились. «Сыночки, — просит их оказавшаяся тут же пожилая сельчанка, — не творите грех, образумьтесь». А один из летчиков бросает ей: «Бабушка, Бог и я — мы с ним друзья. Он на небесах и я на небесах».
— Батюшка как на них отреагировал? — поинтересовался у Екатерины Степановны.
— Не злобливо. «Пусть ходят», — говорит. Добрым человеком был. К служивым снисходительно относился — у самого сын офицером воевал. А вот когда слух о церковних хождениях летчиков до Покрышкина дошел — ох, как разозлился он! Ох, как выдал озорникам. На всю жизнь, наверное, запомнили.