Принимая во внимание

– Сомневаетесь?

– Да.

– Ваше право. – Малышев принялся поправлять на голове шапку, которая и так отлично на ней сидела.

– Иванов со своими обязанностями хорошо справлялся?

– Нормально.

– Что значит: нормально? – Глебский сделал вид, будто не понял ответа.

– То и значит. Москва претензии к нему имела? Нет. Вот то и нормально.

– А с вашей точки зрения?

– С моей лично? Или всего управления?

– Начнём, с вашей, личной, точки зрения.

– А моя точка зрения пусть останется при мне. – Малышев проследил взглядом за машиной «скорой помощи», которая, пронзая воздух сиреной, промчалась по узкой улице.

– Не хотите попасть впросак? – поддел собеседника Андрей Сергеевич. – Моя хата с краю…

– Очень даже неплохая позиция.

– Да. Особенно в данной ситуации. – Специально поддел Глебский.

– Представьте себе.

– И что? Душа совсем не болит? Всё-таки, человека убили.

– А вы в мою душу не лезьте! Вы не поп, и я перед вами исповедоваться не обязан. – неожиданно вспылил майор. – Отболела душа! За два года! Пришлют чёрте кого, а потом про душу волнуются.

– Вы Иванова имеете в виду?

Малышев промолчал.

– Я что так зло? Ведь его не я присылал!

– Но и мы его к себе не выписывали! – не сдержался Александр Константинович.

– А почто таким тоном? – решил усилить инициативу в разговоре следователь. – Посмотрите, как мы раздражены!

Малышев резким движением достал из кармана шинели носовой платок и, отвернувшись, высморкался.

Идиот! Кретин! Не сдержался. – Выругал себя майор, прикладывая материю к носу. – Теперь придётся выкручиваться. Впрочем, какая разница? Всё равно бы, рано или поздно, сорвался. А так, даже к лучшему. Хоть вокруг да около не придётся ходить. Заодно, и москвича проверим, чем дышит.

Спрятав платок в карман, Малышев проговорил:

– Нас, почему-то, отшибом считают. Всё, что не нужно, сюда сбрасывают. На перевоспитание, что ли? Только мы ведь не колония. Взять вашего Иванова. Ведь здесь граница! Что, не могли вместо провалившегося партийного чиновника, прислать опера? Или, на крайний случай, любого кадровика, но из «конторы»? И то толку б побольше было.

– Выходит, из ваших слов, Василий Трифонович не справлялся?

Майор покачал головой:

– Провоцируете? – уголки рта Малышева приподнялись в неприятной улыбке. – Не выйдет!

Глебский ускорил шаг: а таки инициативу он перехватить не смог.

– Если бы было, кого другого прислать, то, наверняка, прислали. – Наконец, смог найти ответ Андрей Сергеевич.

– И бык давал бы молоко, кабы был коровой. – Едко заметил Малышев.

– И всё-то у вас негативно! – теперь не сдержался подполковник. – Я-то вам, вроде, ничего плохого сделать не успел!

– Извините! – выдохнул Малышев и остановился.

– За что извинить?

– Да вот, что был несдержан. За то самое.

Глебский встал напротив майора.

– Идите вы к чёрту, со своими извинениями. А то, что открылись, мне нравится. Не люблю работать с амёбами. А посему, давайте примем ряд условий. Первое: предлагаю перейти на «ты». Так проще. Для дела. Второе: говорить обо всём открыто. Опять же для пользы. Принимается?

– Вполне.

– И ещё момент. В виде уточнения. Меня прислали не для того, чтобы отмывать «честное имя» товарища Иванова. А для того, чтобы провести полное и тщательное расследование. Чем и буду заниматься. А вы мне обязаны в этом помочь.

– Не вы, а ты.

– Что? – не понял Глебский.

– Сами же предложили перейти на «ты». Или передумали?

– Ни в коем случае! Итак, перефразирую вопрос: Иванов был настолько глуп, что не мог справиться с возложенной на него задачей?

Малышев чуть отошёл в сторону, пропуская идущую на встречу женщину с двумя авоськами в руках.

– Да нет. Я бы не сказал, что Василий Трифонович был глуп. – Майор, перед тем, как произнести фразу, оценил в уме каждое слово. – Хотя, то, что он был не на месте – факт. В последнее время, по крайней мере, такое у меня, да и не только у меня, сложилось впечатление, будто в область «Центр» стал направлять только тех, кого, вскорости, собираются отправить на пенсию. Либо тех, кто не смог справиться со своими обязанностями на прежней службе. Я в Амурском управлении восьмой год. При мне началась эта свистопляска. Сначала, в шестьдесят третьем, прислали Антонова, Григория Николаевича. Мужик хороший, ничего не скажу. Только бесхребетный. Что бы первый секретарь обкома не говорил, всё выполнял. У нас весь личный состав управления перед Днём советской армии улицы чистил! Можете себе такое представить? Капитаны, майоры со скребками вдоль улицы стоят, словно дворники. Только потому, что такой приказ пришёл сверху.

– И у нас чистили улицы. – Тут же заметил Глебский. – Я лично с ломиком лёд долбил. Ничего. Как видишь, корона с головы не упала. Только это дела давно минувших дней. Давай ближе к существующему моменту.

– А я о деле и говорю. Антонов к нам откуда пришёл? Из отдела кадров Новосибирского управления. С оперативной работой вообще знаком не был. Ну, да при нём граница ещё была более – менее спокойна. А вот когда два года назад прислали Иванова, тут то мы и поняли, что Антонов был далеко не самый худший вариант.

– Подробнее.

– А что там подробнее. – Майор в сердцах махнул рукой. – У нас, в последнее время, каждое лето чуть ли не военные конфликты происходили. Китайцы постоянно переплывали Амур. То мешали уборке урожая. То скотину воровали в сёлах. А сколько раз под косилки бросались… Два года назад рыбак пропал без вести. Может, китайцы здесь и не причём, да больно смахивало на то, что всё-таки «ходи» имели к этому отношение. У них же голодуха. А за плоскодонку можно семью целый год кормить. Живут в землянках. Ходят в робах, как оборванцы. Зато гонору – хоть отбавляй! Чуть что – цитатниками в морду тычут. Мао! Мао! Политическая, понимаешь, обстановка! Мать её…

– Наверх докладывали?

– А как же! Всё через товарища Иванова. Только без толку. Думаешь, тот сообщал выше по инстанции? Чёрта с два! Капитан Еремчук, из «особого отдела», Иванову «Войну и мир» из докладных написал. И что? Как выяснилось, ни одна записка в Москву не ушла! Ни единая! Даже когда в прошлом году в Сковородино погиб пограничник. Все знали, что мальчишку убили во время несения боевого дежурства. Китайцы пытались перейти по льду на нашу сторону. Еремчук об этом сообщил в рапорте. А результат? Смерть списали на неумелое обращение с оружием. И всё! Нет пацана. И проблем нет! Зато партийных собраний, за два года правления Иванова, в управлении было проведено в три раза больше, нежели за все предыдущие годы. У нас ведь как стало при Василии Трифоновиче? Чуть что – в Ленинскую комнату! Обговорить сложившуюся ситуацию. Вместо того, чтобы просто дело делать, три часа обсуждаем, как его сделать лучше.

– Но после-то, в противовсе ему, делали?

– Делали. – Вынужден был признать майор. – И именно в противовес. И хорошо делали. Да в «Центр» Иванов совсем по иному докладывал. Всё преувеличивал да в красках красивых рисовал. Себя показать хотел. Выставить, так сказать, товар лицом. – Малышев скривился, словно от зубной боли. – На кой ему нужны были мальчишки – пограничники? На них разве имидж заработаешь? Хрен с два. Иванов всё время шпионов выискивал. «Манечка» у него такая была: найти диверсанта. Искал, где только мог. Выслужиться хотел. Мечтал вернуться в Москву. На белом коне. Вот, вернулся.

– Ты, майор, словами то не раскидывайся. Думай, что говоришь.

– Так мы же договорились. – Усмехнулся Малышев.

– Мне – говори всё, что хочешь. С остальными держи язык за зубами. – Глебский приостановился, и, повернувшись в сторону собеседника, тронул того за кожаную портупею, – У вас тут хоть и край света, а уши всё одно имеются. – И тут же продолжил. – Получается: руководитель управления не занимался государственным делом? А только личным? Не преувеличиваешь? На личном фоне?

– Да какие тут преувеличения! – майор в сердцах махнул рукой. – Можешь сам проверить. Рапорты мои и Еремчука должны сохраниться. Сысоев, секретарь, их регистрировал. Потом нас Иванов за эти докладные на ковёр вызывал. Разнос устраивал. Мол, мы своей писаниной портим ему всю картину. Дескать, как можно подавать в Москву информацию о том, что у нас погиб мальчишка при переходе китайцем границы. Это ж, – скопировал интонацию покойного Иванова, майор. – получается, рубежи нашей великой Родины не защищены! Думайте, что пишите! – Малышев со злостью сплюнул на обледенелую землю. – Дерьмо!