Принимая во внимание

– Секретарь что говорит? Впрочем, ладно, сам с ним чуть позже пообщаюсь. Почему Иванов покинул управление в первом часу ночи? Это в связи с последними событиями?

– Да нет. Товарищ полковник постоянно уезжал со службы последним. Говорил, московская привычка. – Глебскому о данной привычке было хорошо известно. Она зародилась в чиновничьем аппарате столицы ещё при Сталине. Тот любил работать по ночам. Того же требовал и от подчинённых. – У нас в тот день, – между тем продолжал Малышев. – Была вечерняя «летучка». Почти до 22.30. Разъехались часов в одиннадцать. Он, судя по всему, задержался.

– Ну да, если его харчевали в буфете, то здесь не только ночевать, жить можно. Пирожки, небось, с капустой покупал?

– Сомневаюсь. – Майор слегка улыбнулся. Малышев с трудом мог себе представить вальяжного, пахнущего дорогим одеколоном Иванова с общепитовским пирожком в руке. – В буфет в тот день балык завезли. А по поводу пирожков… Я ни разу не видел, чтобы Василий Трифонович питался в буфете.

– Ого! – воскликнул из своего угла капитан. – Балычок! Шикарно живёте!

– Впервые, за четыре года, что я здесь служу. – Малышеву не нравилось, какое направление начинает принимать разговор. А ещё более ему не нравился выскочка – капитан. – А так нам выделяют то, что полагается. Как всем.

Глебский взял в руки пальто, принялся одеваться.

– Портфель, естественно, не нашли? – утвердительно спросил подполковник.

– Так точно!

– Сосед, нашедший тело, милицию вызвал сразу? Или повременил?

– Как только убедился в том, что Василий Трифонович мёртвый лежит.

– Лежал, товарищ майор. Лежал. Теперь для Иванова всё существует только в прошлом времени. Привыкайте. Милиция поставила в известность военную прокуратуру, что они приняли дело на себя?

– Да.

– Молодцы. – Тяжело выдохнул Глебский. – Оперативно. Шустро. А вот по поводу ваших действий, майор, слов у меня нет. Погибает наш сотрудник, ваш непосредственный начальник, а вы об этом узнаёте в самую последнюю очередь. – Подполковник развёл руками. – Просто никаких нет слов!

– Выходит, так. – Вынужден был согласиться Малышев.

Подполковник тяжёлым, размашистым движением, наконец, натянул на себя пальто.

– Оперативно, ничего не скажешь. – Глебский слегка прищурил и без того узкие глаза. – Хотя, с другой стороны… Чёрт его знает: может так оно и лучше. – Майор спрятал взгляд в пол: пойди, пойми этого москвича… То плохо, то, тут же, хорошо… А Глебский принялся расшифровать свои слова. – Мы ведь, товарищ Малышев, как понимаете, прибыли не только для того, чтобы искать убийцу, или убийц. Точнее, не так. Поиск убийцы для нас сопутствующее мероприятие, связанное с выяснением: имела ли место утечка информации из вашего ведомства? И это главное. А уже после, или, если хотите, параллельно, выяснить, не стала ли данная утечка информации причиной гибели полковника Иванова. Так что, полусается, нам даже на руку, что обстоятельства сложились именно таким образом. Пусть милиция и прокуратура роют. Пока. Они на своей территории, а потому быстрее дело пойдёт. – Глебский принялся прятать шарф за полы пальто. – Но это вовсе не означает, что мы им позволим довести следствие до логического конца. Как только появится необходимость, дело нужно будет изъять. А такая необходимость, поверьте мне, появится. – Андрей Сергеевич застегнулся на все пуговицы. – Можете не сомневаться.

Малышев и не сомневался. Расследование могло спокойно выбросить кучу «мусора», в котором «менты» принялись бы ковыряться с превеликим удовольствием. И если бы они капнули чуть глубже, то головы бы полетели во всех направлениях. Независимо: винно или безвинно. По слухам, покойный Иванов, находясь в должности секретаря Московского горкома партии, был приближён к Шелепину[2], от чего и пострадал. Впрочем, если это даже было так, ему ещё повезло. Отделался «ссылкой» в Благовещенск. «Могло быть и хуже. – подумал майор. – Впрочем, а в чём, собственно, повезло? – Малышев незаметно провёл языком по пересохшим губам. – В чём отделался? В том, что стал покойником? – майор снял с вешалки шапку. – Тоже мне везение! К тому же, теперь на нём, на трупе, могут сыграть. Там, в столице, и так во всю ивановскую идёт грызня между министерством внутренних дел и «конторой»: кто сильнее и кто более необходим для власти? А тут покойничек, да ещё какой! Пальчики оближешь: целый начальник областного управления КГБ.

Пока Малышев стоял перед зеркалом, Глебский нетерпеливо покачивался с пятки на носок, заложив руки за спину.

– Кстати, УВД у вас тут далеко? Может позвонить этому вашему Ларионову? Предупредить?

Майор в сердцах мысленно матюкнулся (достал москвич со своими амбициями!), прошёл к телефонному аппарату, набрал номер, и вскоре сообщил, что начальник милиции ждёт их.

– А милиция находится в квартале от нас. – Тут же, опережая следующий вопрос, уточнил Малышев. – Машину сейчас подадут.

Глебский вскинул левую руку, посмотрел на часы:

– Александр Константинович, а что если мы с вами пройдёмся? А? По морозцу? Сколько тут ходьбы? Десять минут? Отлично! Заодно пообщаемся. Мои людишки, тем временем, отвезут вещи в гостиницу. Как, согласны? И ещё. Распорядитесь, чтобы нам ваши сотрудники немедленно подготовили всю информацию об Иванове. Чем занимался покойный в последнее время? Какие курировал мероприятия? С кем встречался? Словом, всё. В полном объёме. Так сказать, по первому требованию.

– Но…

– Если вас что-то смущает, майор, свяжитесь с Москвой. – Глебский первым направился к двери. – И не стесняйтесь, Александр Константинович. Всё в интересах дела.

Из дневника сотрудника Амурского областного управления Государственной безопасности, старшего лейтенанта Проклова В. В.

16 октября, 1966 года.

«….. двигатели бронекатера взревели, и мы отошли от невысокого, деревянного причала. Со стороны реки Благовещенск выглядит очень даже пристойно. Высокая бетонная набережная, спасающая город, как мне рассказали, в период сильных летних паводков, во время которых Амур, и Зея, река, подпитывающая основную водную артерию Дальнего Востока, набирают мощь, после снежной зимы и проливных дождей, и дружно обе выходят из привычных берегов. Но сейчас Амур спокоен, готовится к зиме, а потому, оба берега утопают не в воде, а в желтизне кустов и деревьев. Это мой первый взгляд на Благовещенск со стороны. Признаться, пессимистичный. Вдоль всей набережной, а это почти семь километров, возвышаются здания. Из прошлого века, как из прошлой жизни. И века нынешнего. Хоть и гармонично. Но не впечатляюще. Полный сюрреализм. Что-то на лирику потянуло. Причём, с долей сарказма. Прочитал выше написанное, появилось желание стереть. Слова получились чужие, книжные. Жаль, невозможно. Впрочем, пусть будет, как есть.

Командиром катера оказался капитан-лейтенант Левшов Егор Иванович. Мужик, лет тридцати. Крепкий. Как говорят про таких, кряжистый. Тщательно выбритое лицо у него постоянно светилось. Не улыбалось, а именно светилось. Едва мы вышли на середину реки, он тут же тронул меня за рукав и указал в сторону города:

– Смотри. Красота-то, какая! Вон, гостиница «Амур». Здание второго треста «Амурстроя». Роддом. Наша погранзастава. За ней – гостиница для высоких чинов. Вон, за высокими тополями! Спиртзавод. О, площадь Ленина. Вон туда глянь! Видишь, где бетонная лестница спускается к пляжу? Мы зимой там горку ставим. Ледяную. – Рука пограничника указала на вышеназванные объекты. – Ещё одна гостиница. «Юбилейка». Новостройка. Ресторан там шикарный! – в голосе капитан-лейтенанта прозвучала гордость. А я ничего интересного не увидел. Здание, как здание. Ну, пять этажей, стекло, бетон. Плоская крыша с громаднейшей, неоновой надписью: «Юбилейная». Таких домов в Москве пруд пруди. Нашли, чем удивить. А капитан продолжал визуальную экскурсию. – Смотри чуть дальше: здание пединститута. Моя жена там на физмате училась. Сейчас в первой школе математику читает. Речное училище… Судоверфь…

2

Шелепин А. Н. – политический и государственный деятель СССР. Начинал с поста секретаря комсомольской организации Москвы, в годы Великой Отечественной войны. Пик карьерного роста Шелепина пришёлся на времена Н. С. Хрущёва (занимал посты руководителя КГБ и Комитета партийно – государственного контроля). Принимал активное участие в «снятии» Н. С. Хрущёва. Однако, в 1967 году сам попал в немилость новому Генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу, после чего Шелепин и многие из тех, кто считался его друзьями и «сочувствующими», были сняты с влиятельных должностей и переведены на посредственную работу.