Страница 18 из 32
_Отец Томаса_. Он не один. Но никто не может ему помочь. Он шевелит губами. Он говорит...
_Анна-Мари_. Что он говорит?
_Отец Томаса_. Он говорит: "Не забывайте". (Безразлично.) Ну, мне пора. (Берет грабли.) До свиданья, фрейлейн. (Удаляется.)
_Анна-Мари_. На эти деревья он лазил, по этим лугам он бегал, срывал, может быть, цветок, от которого произошел вот этот. О Томас, я могла бы умереть за тебя, когда тебя нет со мной. А когда ты со мной, у меня нет ни одного слова для тебя.
10
Улица. Торопливо идущие люди.
_Раненый_ (стоит на углу). Все куда-то торопятся, все чем-то заняты. Как ни в чем не бывало. На уме - дела, женщины, развлечения. Разве эти люди не знают, что все они у меня в долгу? Ну, не наглость ли это? Они смотрят сквозь меня, точно и я - частица этой улицы. Подойти бы вон к тому толстяку с самодовольной рожей, ткнуть его в пузо: "Эй, дружок. Руку у меня оттяпали, видите? Вы должны мне руку". Воображаю, как бы он вытаращил на меня глаза!
Анна-Мари приближается.
_Раненый_ (уставившись на нее). Заметит ли она меня? Нет. И она, конечно, пройдет мимо.
_Анна-Мари_ (замечает, останавливается, колеблется, быстро подходит). Почему вы стоите здесь? Ждете кого-нибудь?
_Раненый_. Да, жду.
_Анна-Мари_. Жаль. А я хотела попросить вас проводить меня. Я должна вам кое-что сказать.
_Раненый_. Я не жду кого-нибудь определенного.
_Анна-Мари_ (про себя). У него лоб Томаса. Вы проводите меня?
_Раненый_. Вы хотите, чтобы я пошел с вами?
_Анна-Мари_. Да.
_Раненый_ (оглядывая свою потертую военную форму). Вот в таком виде мне можно пойти с вами?
_Анна-Мари_. Да, конечно. Идемте.
_Раненый_ (возбужденно). Подумайте только, какой я дурак. Я стоял здесь и смотрел на людей и думал: люди злы, думал я, люди неблагодарны, бессовестно неблагодарны. Но вы посмотрите на ту девушку. Какие у нее добрые, веселые глаза. А этот седой господин, верно, ни одного нищего не пропустит, чтобы не подать ему. Люди вовсе не злы. Только загнанны, только забот у них ужасно много. Люди друг другу помогают, люди добры. Надо только поближе к ним присмотреться.
_Анна-Мари_ (улыбаясь его горячности). Ну, конечно, конечно. Идемте же.
11
Южная Италия. Пустынный ландшафт. Ширь. Вдали море.
Знойное солнце, вибрирующий воздух. Античный храм.
Видны только высокие ступени и подножие облупившихся колонн,
землисто-серых, огромных: все это - на фоне глубокой синевы неба.
_Томас_ (сидит на ступеньках, один, сгорбившись, затерянный в огромном просторе ландшафта). Если ты обрек меня на деяние, боже, зачем ты связал мне руки, забросил сюда, окружил меня соблазнами? Здесь слышен голос моря, здесь земля звенит, здесь кровь моя пульсирует в ритме стиха. Я не могу заглушить свои песни, они звучат все громче. Глаза мои наполнены страданием тысяч. Но я не пал духом. Я проникся муками каждого солдата. Ибо ты так повелел, боже. Неужели же все это напрасно?
Я не могу больше вынести этой звенящей тишины. Она растворяет крик, живущий во мне, крик миллионов, которым я нужен. То, что я с такой мукой вырвал из моего сердца - певучая красота, равнодушная, безжалостная, - она опять со мной.
Унеси меня из этой страны, боже. Открой мне путь к деянию, к которому ты приговорил меня. Защити меня от меня самого, боже.
_Незнакомый пожилой господин_ (появляется на нижней ступени храма. Одет во все белое. Носит темные очки). Вы из немецких военнопленных?
_Томас_. Да.
_Незнакомец_. Почему вас в числе других не послали на водопроводные работы?
_Томас_. Я болен.
_Незнакомец_. И вас никуда не переводят из этой малярийной местности?
_Томас_. Я надеюсь, что вскоре буду обменен. Вы - член следственной комиссии?
_Незнакомец_. Нет. Я произвожу здесь раскопки.
_Томас_. Во время войны?
_Незнакомец_. Прошлое остается все тем же прошлым, несмотря на войну.
_Томас_. Чудовищное настоящее обрушилось на все живое, а вы роетесь в прахе прошлого?
_Незнакомец_. В этих местах стояли большие города, велись сражения, государства возникали и рушились, бурлило тщеславие, стонали рабы, сверкало искусство, наживалась алчность, жажда деятельности толкала людей за моря. А для чего? Для того, чтобы я стоял здесь, растирал между пальцами щепотку пыли и размышлял.
Я не хочу быть одним из миллиардов, которые для будущего человека явятся щепоткой пыли и пищей для минутного размышления; я предпочитаю быть тем, для кого эти миллиарды жили.
_Томас_. Что это? Бред? Вы, сударь, усвоили себе философию, которая парализует всякое хорошее побуждение. Борьба против войны - это не бессмыслица! Она не может быть бессмыслицей!
_Незнакомец_ (прислонившись к колонне; тихо). Действие загрязняет душу. Лишь созерцание - благо.
_Томас_. Я не мог бы жить, если бы это было так. Все во мне кричит: иди и действуй!
_Незнакомец_. Видите ли, молодой человек, и я когда-то "действовал".
Я входил в правительство одной из наших колоний. Что это значит, здесь, в этой части света, имеют лишь слабое представление. Тамошние правители обладают большей властью, чем любой король в Европе. Я стоял перед вопросом - посылать или не посылать войска для покорения одного ненадежного горного племени. Я послал войска, я начал войну. Тысячи людей погибли. Но я победил. Край был усмирен. В нем стали насаждать цивилизацию: построили железные дороги, школы, больницы, комфортабельные гостиницы. Был организован транспорт, торговля, лучшие памятники искусства отправлены в европейские музеи... (Он умолкает - неподвижная, белая фигура на фоне одной из колоссальных коричневатых колонн. Тишина. Зной.)
_Томас_. А дальше?
_Незнакомец_. Удовлетворения, однако, я не чувствовал. Я подал в отставку и вернулся в Европу.
Я сидел в своем парке, прекраснейшем парке, унаследованном мною от многих поколений. Я сидел и размышлял. Все мои предки были энергичными людьми. Среди них были воины, мореплаватели, крупные государственные деятели. Школьники заучивают их имена, вписанные (с мягкой иронией) "в анналы истории", как принято говорить. Не удивительно, стало быть, что я предпринял упомянутую экспедицию. (Снова умолкает.)
Томас, сгорбившись, сидит неподвижно.