Страница 4 из 12
Приняв поднос, он благодарит своих сотрудников, и, проводив глазами молодежь, сам разливает в рюмки водку.
– Давай, Михаил Борисович, за знакомство!
Я медленно выпиваю полрюмки водки и сразу перебиваю мерзкий вкус хрустящим огурцом. Дмитрий Васильевич на выдохе опрокидывает рюмку в себя, и, замерев на мгновение, медленно вдыхает воздух.
– Так вот, о чем это я?
– Молодежь работать в медицине не хочет, – напоминаю я.
– Да, точно. Но это еще полбеды. Система здравоохранения уничтожается, во всяком случае, у нас в крае. Всё, что создавалось десятилетиями, уничтожено за пару лет. Губернатор – прожектер и пиарщик, красиво говорит и потихоньку всё, что есть ценного в крае, продал или своим, или московским финансовым структурам, а прибыль положил к себе в карман. Краевой министр здравоохранения, мальчик-мажор, который толком врачом не работал, делает то, что ему скажут, и как результат, частные клиники растут, как грибы, а муниципальная медицина находится на грани выживания. Впрочем, выше тоже надо смотреть, – Дмитрий Васильевич показывает пальцем вверх, – когда у руля российского здравоохранения ставят менеджера, а не профессионала, то и внизу не стоит ждать умных руководителей.
Он снова разливает водку, словно не заметив, что у меня в рюмке что-то осталось.
– Давай, Михаил Борисович, выпьем за тех, кто пытается сохранить уважение к себе и к своему труду, – говорит доктор Сазонов тост, обреченно вздыхает, и быстро опорожняет свою рюмку.
Я вижу, что он хочет напиться. И забыться. Но мне интересно то, о чем он рассуждает. Поэтому я поддерживаю его, – выпив половину рюмки, я снова ставлю её на стол. И говорю:
– Ну, может, не так всё мрачно?!
Дмитрий Васильевич машет руками, и громко говорит:
– Нет, именно так. Мрачно и хреново. Реформа, инновации в медицине, модернизация, пилотные проекты, – завалили нормальную медицину умными словами, и под этой кучей уже нет того, что было раньше. Это, как гвозди, которые вбивают в гроб бесплатной медицины. Словно платная медицина может решить настоящие и будущие проблемы врачей и пациентов. Будто если бросишь горсть монет рабам, то они с радостью и энтузиазмом увеличат производительность труда.
Теперь уже я наливаю водку в рюмки.
– Но ведь государство дает деньги на покупку новейшего оборудования, – говорю я, поставив бутылку на стол, – строятся современные медицинские центры, например, перинатальный центр и центр сердечной хирургии…
– Дорогой мой, – обреченным голосом прерывает меня хирург, – во-первых, оба центра построены на бросовых землях, на болоте, и кое-кто явно погрел руки на этом. Все проблемы у этих центров еще впереди. Ну, а во-вторых, они ни в коем случае не решат проблемы ни в акушерстве, ни в сердечной хирургии, ни в демографической ситуации, ни в нашей медицине вообще, потому что будут здания, но некому будет работать. Еще лет десять-пятнадцать, и некому будет лечить обычных людей в небольших городах и поселках, потому что специалистов уже сейчас не хватает, и те, что сейчас работают, скоро разбегутся из-за нищенской зарплаты и тяжелого ненормированного труда. Конечно, кое-кто останется, но это уже не будут профессионалы высокого класса, которые хотят что-то изменить к лучшему, которые хотят помочь и вылечить. Представь себе картинку, – крупные медицинские центры, которые смогут оказать помощь далеко не всем, больницы для бедных, где ничего нет, ни нормального оборудования, ни хороших лекарств, ни профессионалов своего дела. И платные клиники, где смотрят не на здоровье, а на кошелек, и где сделают все, чтобы изъять деньги из кошелька. И каков будет результат?
Дмитрий Васильевич поднимает руки, растопыривает пальцы, и сам отвечает на свой вопрос:
– В крупных центрах поток запущенных больных, где, как на конвейере, уже никто не будет обращать внимания ни на пациентов, ни на их родственников, ни на возможность выздоровления. В муниципальных больницах основными пациентами будут старики, алкоголики и инвалиды. В платных клиниках богатые пациенты будут платить за то, что им вовсе и не надо, и будут получать ту медицинскую помощь, без которой вполне могут обойтись.
Мы снова выпили. В голове появилось головокружение и чувство эйфории.
Я улыбаюсь. Наверное, со стороны это выглядит глупо, но Дмитрий Васильевич этого не замечает. Погруженный в свои мысли, он продолжает говорить:
– Еще одна огромная глупость – разделили поликлиники и стационары, создали систему фондодержания, и теперь в поликлинике будут максимально тянуть с госпитализацией, а стационары будут получать запущенные случаи, когда уже поздно что-либо сделать. Нельзя разделять амбулаторное и стационарное звено, – Дмитрий Васильевич ладонью, как саблей, рубит воздух, – потому что тогда разрушается преемственность в оказании медицинской помощи, и никто ни за что не отвечает. Эта ситуация хороша для менеджеров, которые видят только финансовые потоки, знают, как из них сделать свои состояния, и не замечают реальных проблем в медицине. Они не имеют никакого представления о том, что действительно нужно нам для лечения пациентов.
Я вижу, что Дмитрий Васильевич пьян. Его речь становится заторможенной, но свои мысли он пока излагает ясно и четко. Впрочем, я понимаю, что ему надо просто выговориться. Он ничего не может изменить в создавшейся ситуации, и это осознание своего бессилия и нарастающая несправедливость заставляют его мысленно беситься. Сегодня он спустит пар, и завтра, может быть, ненадолго у него будет легко на душе.
После очередной рюмки Дмитрий Васильевич, задумчиво глянув на речной простор, грустно говорит:
– Да, и нахрен эти глобальные проблемы. У меня хирург пропал. Способный парень. Умный, любознательный и способный. Руки на месте, детей любит, и они его тоже. Я, глядя на него, думал, что всё не так плохо, если такие врачи есть. В четверг не пришел на работу, в пятницу тоже, на дежурство не появился, на телефон не отвечает, дверь не открывает. Никогда ничего подобного с ним не было. Если в понедельник на работе его не будет, то я даже не знаю, что делать.
5
На штанге зеленые блины по двадцать пять килограмм с каждой стороны. Жим лежа. Три подхода по десять раз. И затем надо сделать еще один подход с общим весом штанги пятьдесят пять килограмм. Через боль в мышцах я толкаю штангу над собой и в голове ни одной мысли. Только желание пересилить и преодолеть себя, – зачем ходить в тренажерный зал, изнурять себя физическими нагрузками и терпеть боль, может, лучше ничего не делать и просто отдаться меланхоличному течению реки по имени Жизнь.
Тяжело дыша, я отдыхаю. Мышцы рук и груди дрожат от напряжения. Я смотрю по сторонам и пытаюсь вернуть сознание к мыслительному процессу.
В фитнесс-центре около тридцати человек, и это достаточно много для половины седьмого утра. И очень мало для зала размером с половину футбольного поля. Большая часть из этих тридцати бегут или идут по беговым дорожкам, несколько занимаются на силовых тренажерах. Рядом со мной только что пришедший худой долговязый мужчина разминается перед зеркалом во всю стену.
Я добавляю к штанге еще два блина по два с половиной килограмма. И вопросительно смотрю на мужика. Он кивает и идет ко мне. Встав для страховки рядом, он сразу начинает негромко и без эмоций на лице говорить:
– В первой квартире живет семья – он работает на стройке каменщиком, она – библиотекарь, и маленькая дочь. Вроде всё нормально у них, живут хорошо.
Его ладони не прикасаются к штанге, но я уверен, что если мои руки не выдержат нагрузку, он сможет удержать штангу от падения.
– Во второй квартире живет молодая пара с совсем маленьким ребенком. Он инженер на заводе, она – в декрете. Нормальная благополучная семья.
Он помогает опустить штангу в пазы и отходит от меня. Взяв гантели по десять килограмм, он начинает упражнения на бицепсы.
Опустив голову, я отдыхаю. Кажется, что каждая мышца плечевого пояса дрожит. Капля пота стекает со лба и падает на руку. Задумчиво созерцая венозный узор на запястье, я размышляю об извилистом пути, который снова привел меня к тому месту, откуда я начинал. Словно свернулась спираль, отбросив меня назад, но я вернулся совсем другим. И внутренне, и внешне. С другой фамилией в документах, и с ясным пониманием дальнейшего пути. Осталось похоронить прошлое, в буквальном смысле этого слова, и, скинув этот груз, идти своей дорогой налегке. Хотя, иногда мне кажется, что, даже предав земле Её тело, я никогда не избавлюсь от мрака зимнего леса. Тьма давно живет со мной, и Богиня всего лишь давала призрачную надежду на то, что когда-нибудь я выйду к свету.