Страница 14 из 16
Завидев меня, девушка подскочила, тут же разрушив всю композицию. С радостным возгласом:
– Ну наконец-то! Переодевайся скорее, нас ждет Вадим Валерьянович, это, если ты забыл, эксперт, которому я передала шкатулку из подвала. Он обещал рассказать что-то интересное, – она принялась кидать мне заранее приготовленную чистую одежду.
– А поспать? – уныло осведомился я, поскольку смена выдалась довольно хлопотной.
– Потом выспишься! – категорично бросила она. – Только не говори, что тебе не интересно, что было в том ларце!
Мне было интересно, к тому же спорить с Анной, когда она вошла в раж, себе дороже, так что я покорно собрался и поехал к эксперту.
В метро, стараясь перекричать царивший вокруг шум поездов и гомон толпы, моя подруга делилась результатами своих изысканий:
– В историческом архиве мне удалось узнать не так уж много. Это поместье до революции принадлежало Якову Ильичу Вежину, а до этого – его отцу Илье Серафимовичу.
Анна открыла блокнот и принялась зачитывать оттуда:
– Илья Серафимович Вежин, 1850 года рождения, умер в 1908. Его жена – Элоиза Вежина, урожденная де Вержи, год рождения неизвестен, умерла в 1874, родив двух мальчиков – Германа и Якова. О первом нет никаких данных, кроме записи о рождении в метрической книге, а второй умер насильственной смертью в феврале 1917 года, подробности неизвестны. В 1888 году Яков Ильич женился на Ольге Павловне Ильинской, она скончалась в 1908 году. У Якова Ильича был всего один сын, Филипп Яковлевич, 1900 года рождения. Как видишь, с женщинами в усадьбе было не густо, и совершенно непонятно, кому принадлежат те останки, разве что кому-то из прислуги.
– А судмедэксперт тебе что-нибудь рассказал?
Анна скривилась, и я понял, что очаровать специалиста ей не удалось.
– Он старый и хромой? – высказал я догадку.
– Она. Это женщина. Не хромая, но пожилая и очень суровая.
– Тогда понятно. Ну так все же, что-то ты узнала?
– Женским останкам действительно около ста лет, это была совсем юная девушка, на момент смерти ей было примерно 15-17 лет. Причину смерти установить не удалось, никаких видимых повреждений. Возможно, она умерла при том самом пожаре, отравившись угарным газом, но это пока только предположение, не подтвержденное анализами, которых ждать неизвестно сколько. Это, видишь ли, дело далеко не первой важности, а лаборатория загружена. Да, и, конечно же, самая большая проблема – установление личности. Как теперь, спустя сто лет, выяснить, кем она была? Все, знавшие ее при жизни, давно умерли.
– А что на счет причин пожара? – я попытался переключить внимание Анны на другую тему, разговор о найденных нами останках меня почему-то расстраивал.
– О, – тут же оживилась она, – у местных жителей мне удалось выяснить, что усадьбу сожгли служащие ВЧК, но о причинах толком никто не знает. Мы недавно делали сюжет о музее КГБ на Адмиралтейской, я там познакомилась с очень интересным человеком с большими связями в соответствующих архивах, возможно, он поможет разыскать какие-то документы, касающиеся этого дела. Если они, конечно, существуют.
За разговором я почти не заметил, как мы доехали до нужной станции метро. Эксперт с витиеватым именем Вадим Валерьянович обретался в не менее вычурном месте – антикварном салоне на набережной Фонтанки. В отличие от Анны, я не благоговел перед стариной, как таковой, хотя искусно сделанные творения мастеров прежних времен, мне, безусловно, нравились больше, чем современные конвейерные изделия.
Помещение салона вовсе не было плотно заставлено пыльной мебелью и предметами интерьера, как мне это представлялось. У хозяина явно было все в порядке не только с финансами, но и со вкусом. Войдя в дверь под скромной вывеской, мы оказались в просторном зале, где ненавязчиво играла музыка Рахманинова, что меня сходу очаровало. Разумеется, здесь соседствовали различные стили и эпохи, но они не смешивались в кучу, создавая ощущение исторического хаоса, а расположились отдельными экспозициями, в хронологическом порядке – возле входа царил век двадцатый, постепенно сменяясь девятнадцатым, и перемещение по залу выходило своеобразным продвижением все дальше вглубь времен.
Возле дальней стены стоял стол, который я отнес к раннему итальянскому барокко, но мог и ошибаться. Из-за него нам навстречу поднялся высокий, очень элегантный, я бы даже сказал, холеный мужчина лет сорока. Увидев Анну, он приветливо, без малейшего намека на сладострастие улыбнулся, чем сразу завоевал мою симпатию. После кратких приветствий он быстро перешел к делу, и заработал еще один плюс.
– Итак, этот ящичек, – он указал на стоящий на столе предмет, в котором я с трудом узнал наш ларец из подвала, поскольку, тщательно очищенный от грязи и ржавчины, он выглядел несколько иначе, – сделан не позднее конца девятнадцатого века, работа довольно грубая, можно предположить, что творцом сего был отнюдь не искусный мастер, скорее даже обычный кузнец. Но тем интереснее цель его создания…
– Цель? – удивилась нетерпеливая Анна. – Разве у подобного предмета может быть иное назначение, кроме как хранение чего-либо?
– Вы не дослушали, милая барышня, – мягко пристыдил ее наш собеседник. – Разумеется, сей сундучок предназначен для хранения, вопрос лишь в том, чего именно.
Он снова сделал паузу. Моя подруга, явно умирая от любопытства, на сей раз сумела промолчать.
– Приведу такой пример: для каждой святой реликвии по заказу церкви создавались специальные ларцы или ковчеги, чаще всего с соответствующими подписями, указывающими на святыню. Встречаются и охранительные тексты, типа: «кто дерзнет похитить, от церкви да отлучится». Но здесь мы имеем дело совсем с другим видом надписей, встречающихся на предметах средневекового периода, да и то нечасто. Я бы назвал их оградительными. Я не особенно силен в латыни, но вот это вроде довольно понятно.
Ведя пальцем по неровной линии полустертых букв на крышке сундучка, Вадим Валерьянович перевел:
– «Да пребудет сей камень в земле на веки вечные».
– Камень? В ларце хранился камень? – вновь не утерпела Анна.
– Можно предположить, что да.
– Драгоценный?
– Едва ли, – ответил я, тоже в некотором роде с латынью знакомый. – Латинское lapis означает просто камень, драгоценный был бы gemmis.
Слегка разочарованная, она пожала плечами:
– И что все это значит?
– Давайте пофантазируем, – предложил Вадим Валерьянович. – Чтобы камень удостоился создания специального, пусть и не особенно изысканного вместилища для хранения, он должен обладать какими-то необычными свойствами. В старину камни часто в воображении людей наделялись особыми силами, правда, обычно это были большие валуны, оставленные ледником. Но встречались и так называемые «небесные камни».
– Метеориты! – догадался я.
– Они самые, – согласился антиквар. – Увидел, к примеру, крестьянин, как камень упал с неба. Перекрестился, поднял его, принес в дом. Думал – теперь счастье к нему потечет рекой. А, допустим, случилось наоборот. Корова там померла или урожай сгнил. Он – к батюшке в церковь за советом. Священник понимает, что суеверие, но помочь-то прихожанину надо. Сказать: выбрось камень – тот не поверит, все равно все несчастья станет ему приписывать. Ну и велит батюшка крестьянину: закажи кузнецу специальный сундучок, а на нем надпись вот такую, и закопай в том сундучке небесный камень в землю, тогда он и силу свою потеряет. Похоже на правду?
– Похоже, – вздохнула Анна. – Только непонятно, кто и зачем этот камень выкопал и куда его дел. И как ларец в подвале барского особняка очутился.
Наш собеседник тонко усмехнулся и промолвил:
– Не расстраивайтесь, барышня. Я эту версию просто придумал, а настоящая история может оказаться гораздо более занимательной. Здесь еще много разных надписей, но они хуже сохранились, разберем их – может, что-то прояснится. Я вас прекрасно понимаю, меня и самого порой так зацепит какая-нибудь вещица, либо сама по себе необычная, либо при странных обстоятельствах обнаруженная, так и хочется узнать ее историю. Но увы, не всегда удается. Некоторые тайны… – тут Вадим Валерьянович умолк на полуслове, словно вспомнив о чем-то. С полминуты помолчав, он все же решил поделиться с нами тем, что пришло ему на ум: