Страница 16 из 16
– Нет, – твердо ответил Филипп. – Не хочу.
И то, как он это произнес, заставило графа де Вержи мгновенно отступиться. Если дядюшка рассчитывал завоевать таким образом сердце племянника, то тут же понял, как сильно ошибся, считая того испорченным мечтателем, избалованным глупой барыней до полного слабоволия и бесполезности. За решительным ответом мальчика скрывалась такая внутренняя сила, о какой он и помыслить не мог.
До усадьбы они доехали в полном молчании. Граф небрежно передал своего жеребца конюху, правда, приласкав его на прощание, а Филипп, привыкший сам снимать сбрую и чистить лошадь, повел Флору в стойло.
Если давняя тайная беседа Якова Ильича с мосье Деви была услышана мальчиком случайно, то этот ночной разговор Филипп подслушивал, полностью осознавая, что поступает дурно. Но попытка понять происходящие в усадьбе судьбоносные процессы, тщательно скрываемые за фасадом обычного бытия, ему виделась более важной, нежели блюдение собственной безупречной нравственности. Уловив своим чутким ухом в полночной тиши тяжелую поступь батюшки в гостиной, он неслышно прокрался вниз и притаился возле двери мосье Деви. Как и предполагал мальчик, Яков Ильич уединился с учителем, чтобы побеседовать о брате.
В тоне батюшки звучали несвойственные тому нотки обеспокоенности:
– Мастер Дий, вы уверены, что это богомерзкое занятие Германа не опасно?
– Ах, оставьте, брат мой, спиритизм стал настоящей манией среди всех сословий по всему миру, но ничего по-настоящему дурного он в себе не несет. Практически каждый мыслящий человек рано или поздно проходит через увлечение мистицизмом. Меня беспокоит другое…
Француз умолк, глубоко задумавшись, и Яков Ильич был вынужден прервать его размышления, спросив:
– Что же?
– О вашем брате в Париже ходит много сплетен, по большей части пустых, но кое-что меня тревожит. До меня доходили слухи, что спиритизм для него – это только дань моде, способ покрасоваться и впечатлить недалеких обывателей… И ширма для его истинной загадочной деятельности, связанной с древней черной магией.
– Мне казалось, чтобы овладеть магией, недостаточно изучить технический процесс, надо родиться колдуном.
– А он им и родился – разве вы не видите? Он не спроста с рождения наделен столь необычной внешностью – возможно, сам Темный пастырь так отмечает своих овец.
– И чем это может нам грозить? – заволновался Яков Ильич.
Мосье Деви пожал плечами:
– Феномен магии даже в наш век научного прогресса практически не изучен, возможности ее неясны, механизм действия неизвестен. Но наши просвещенные братья, собирающие и хранящие древние знания, считают, что черный маг может представлять огромную угрозу не только для отдельных людей, но и в куда более широких масштабах, если научится использовать не только собственную силу, но и управлять энергией зла, находящейся в других.
– Ну, этих других нужно еще найти.
– Что вы, брат! Сила зла таится в каждом из нас, и только наша воля мешает ей вырваться наружу. Всюду, где есть люди, найдется и зло.
– Так вы считаете, что можно ему позволить устроить здесь спиритический сеанс? –вернулся озадаченный Яков Ильич к насущному вопросу.
– Думаю, даже нужно. Чтобы впечатлить присутствующих, ему придется обнаружить хотя бы часть своей силы. Вот мы и посмотрим, на что он способен, – ответил мосье Деви.
Марфа, 1956
В райцентре матери поставили диагноз – аденокарцинома желудка. Оперировать было уже поздно, врачи разводили руками и опускали глаза. Агата приняла приговор на удивление спокойно, шла тихо что-то бормоча, осыпаемая листьями со старых вязов в больничном парке. Марфа расслышала только: «И возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его». Она знала, что мать иногда тихо молится и время от времени достает старинную Библию, спрятанную под ветхими половицами – подарок ее отца-священника. Но о чем она просит Господа, в каких грехах кается – не ведала, не принято меж ними было обсуждать такое.
Марфа в тот день пришла на работу совершенно разбитой. В тесной учительской было жарко натоплено. Возле печки притулился Семен Юрьевич, удобно пристроив культю на широкую лавку. Бывший директор, которому было уже к семидесяти, после выхода на пенсию продолжал каждый день являться в школу. Жена его, запомнившаяся сельчанам своим сварливым нравом, лет десять тому как покоилась на погосте, и дома он не находил себе места. Его шаткая, постукивающая костылями фигура, стала словно неотъемлемой частью местного храма знаний – просторной школьной избы с большими окнами. В райисполкоме давно шли разговоры, что вежинскую сельскую школу пора закрыть, а из года в год все более малочисленных ее учеников перевести в город, до которого автобусом всего-то сорок минут пути. Марфа ожидала этого события с мучительной тоской. Ее родное село постепенно вымирало. Душу его вырвали уже давно, Марфа была тогда слишком мала, чтобы помнить все в подробностях, но день, когда в церкви иконы заменили на портреты вождей, запечатлелся в ее памяти. С тех пор, как ее деда Амвросия увезли в город, они с матерью остались вдвоем в старом флигеле бывшей барской усадьбы, и много лет, до самой учебы в Ленинграде, Агата была для Марфы единственным близким человеком. А теперь мама так неожиданно и преждевременно уходит…
– Голубушка, да на тебе лица нет! – воскликнул старый директор, прервав ее воспоминания. – Что, Агата Амвросиевна-то совсем плоха?
Марфа в ответ только тяжко вздохнула.
– А я ведь помню твою мать совсем девчонкой, красавица была, каких еще поискать, – пустился вдруг в воспоминания старик.
Вообще Семен Юрьевич не отличался особой разговорчивостью, материал урока детям – да, излагал великолепно, аж заслушаешься, и на вопросы их любые находил ответ, а вот о личном и особенно о прошлом болтать не любил.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.