Танец мотылька

Меня внезапно подкидывает в неосознанном трепете. Может это тело помнит ласку? Но почему я не помню? Дышу часто-часто, слышу терпкий запах мужчины и чувствую, как слезы смачивают его футболку.

– Зачем я выжила? Зачем? – накрывает волной истерики, будто вырвалась бурная река из берегов. Марк гладит по голове, и я таю от этих почти отцовских прикосновений.

– Не смей, слышишь, не смей так говорить! – он берет мое лицо шероховатыми руками и прикладывает свой высокий лоб к моему лбу.

Я реву. Реву от того, что не могу молчать и не могу признаться. От того, что я жутко устала от вопросов, от переживаний, от осознания, что все могло быть иначе. В той. Прошлой жизни.

– Мне больно. Я не могу так, – всхлипываю, прижимаясь сильнее. Вдыхаю его запах: такой знакомый и родной. Почему не помню? Почему?! Марк вытирает мои слезы, а затем снова обнимает, еще крепче, будто укутывает шерстяным пледом, и мне становится легче, удивительно легче.

– Все хорошо, – теплые пальцы бродят в волосах. Я чувствую, как «муж» целует уши, шею, скулы, и не отказываюсь. Меня выламывает от неправильности происходящего, но я затыкаю свою гордость, потому что сейчас хочу ласки и внимания.

Глава 5. С ног на голову

Как закончился вчерашний день помню смутно.

Я бродила по комнате привидением, потом укладывалась на кровать и, не найдя удобное положение, все время вертелась в полудреме. То меня бросало в неудержимую дрожь, то я застывала, как каменное изваяние.

Марк не отходил ни на секунду, и я даже начала свыкаться с мыслью, что он рядом. Все равно никто из моих родных так и не появился. Что жутко настораживало. Несколько раз я выходила и просила Марину помочь мне связаться с ними, но она лишь разводила руками. Даже телефон снова дала, но телефон родителей я не помнила, а Артем не отвечал.

Весь день справлялась с глубокой апатией и не хотела оставаться одна. Тогда я воспринимала «мужа», как сиделку, к которой можно обратиться и попросить воды. А еще от озноба помогали его объятия, благо он больше не пытался лезть целоваться. Только изредка дышал в шею и уши, но это было даже приятно.

Ночь наступила внезапно, как и утро. Я не заметила, как уснула и также неожиданно проснулась в железных объятьях Марка.

Он, замурчав, выбирается из-под одеяла и шлепает в душ, смешно шаркая тапочками.

Я долго креплюсь, чтобы не развернуться и не посмотреть на него через матовое стекло. Пару раз поворачиваюсь на постели и даже укрываюсь с головой. Но потом все равно зыркаю в его сторону: дверь, извращенец, конечно же, не закрыл.

У него крепкие ноги и бедра, будто созданы для борьбы или бега. Силуэт спины такой внушительный, что я задерживаю дыхание от восторга. Вольный склонив голову, намыливает волосы. Мне кажется, что он на секунду замирает. В миг прячусь под одеяло.

Когда «муж» вышел, я уже собрала постель и переоделась. Чтобы не особо затевать лишние разговоры, занимаюсь укладыванием вещей, которых было всего ничего. Пара заколок из рюкзака, шпильки, небольшое зеркальце, которое чудом выжило, и гетры. При сильных нагрузках и растяжках без них никак, но сейчас – бессмысленны. На несколько месяцев придется оставить мысли о танцах. Но ничего! Я верну форму и у меня еще будет шанс попасть в мюзикл, не в «Танец мотылька», так в другой.

Марк идет в кабинет Зуева оформлять выписку. На пороге останавливается и долго смотрит на меня. Я замираю под этим пристальным взглядом и не знаю, что сказать.

– Я быстро, – бросает «муж» и исчезает за дверью.

А у меня шлейфом перед глазами его голубая радужка, словно впечатывается, вгрызается в память. Может все не так уж и плохо?

Складываю полотенце и думаю о родителях. Как это они не подали в розыск? Как это Артем меня еще не нашел? Странно.

Был случай, примерно с год назад. Я пообещала маме наведаться к ним в воскресенье – брат приезжал из долгой командировки, но меня так загоняли на корпоративах в субботу, что я просто не проснулась с утра. А потом еще и забыла. Телефон разрядился и лежал в сумке.

Какое было мое удивление, когда под обед вся моя родня завалилась ко мне в гости. Я в тапках с мехом, в халате на голое тело и с растрепанными волосами. В холодильнике только засохший огурец да кусок недогрызенной варенки. Благо они с собой еду привезли, иначе ели бы мой сухпаек из злаковых хлопьев.

Стоило мне задержаться хоть на час и уже на экране телефона пестрели десятки непринятых вызовов. А сейчас ни намека, что я им нужна.

Странное беспокойство сковывает сердце. Отряхиваюсь от воспоминаний и обвожу взглядом палату, чтобы ничего не забыть.

Под стенкой возле кровати Марка стоит тумбочка. Я приоткрываю верхний ящик и нахожу свой паспорт, а с ним навязчивую фотокарточку. Ту самую фотку незнакомого мне человека, в глазах которого я увидела что-то необычное, родное, что ли. И сейчас замираю от необъяснимого чувства. Как бывает: помнишь что-то, оно даже вертится на языке, но вот, что именно – не знаешь.

Слышу, как открывается дверь.

– Ты собралась? – спрашивает Марк.

– Кто это? – оборачиваюсь и смотрю в холодные глаза «мужа».

– Это ты мне скажи, – Вольный делает шаг. Я чувствую, как ползет по спине знакомый страх. Отходить некуда: позади стена.

– Я не знаю кто он, – осторожно говорю и стараюсь уловить малейшее изменение на лице Марка. Сначала мне кажется он злится, губы поджимаются, опуская уголки. Изучает меня прищуренным взглядом. В следующий миг его лицо озаряет светлая улыбка. Он обхватывает мою талию и тянет к себе.

– Ничего, вспомнишь, – и в голосе слышу какие-то странные нотки раздражения.

«Муж» целует меня в щеку, как раз туда, где еще не сняты швы от пореза. Целует небрежно и, словно нарочно, делает мне больно.

У меня подгибаются ноги от боли и внезапного трепета, а Марк шепчет:

– Дома все встанет на свои места. Пойдем, я жутко устал от этих облезлых стен, – немного отстраняется, сжав лапищами мои хрупкие плечи. – Кстати, нам еще к медсестре зайти.

– Хорошо, – выдыхаю я.

Мир качается, но я иду.

Домой. Где все станет на свои места.

В такси меня сморило. Снился какой-то вязкий и непонятный сон, будто бы кто-то стоял рядом и тянул из моей груди красные ленты. Было больно, а я не могла пошевелиться.

– Вик, приехали, – слышу голос Марка.

Я открываю глаза и смотрю на улицу. Облегченно выдыхаю.

Дом – с огромным граффити справа от входа. На третьем этаже моя квартира, пластиковые окна и, даже отсюда, вижу шторы, которые вешала месяц назад. Сейчас все раскроется, и мы, наконец, покончим с этим фарсом.

Зыркаю на «мужа» и задаюсь вопросом зачем ему это надо было. Неужели кто-то решил пошутить? Но решаю, что надо разоблачить его своевременно.

Марк, как ни в чем не бывало, берет вещи и выходит из салона. Таксист пересчитывает деньги, и удивленно оборачивается.

– Едем дальше?

– Нет, – прихожу в себя и выныриваю на улицу.

День в самом разгаре, солнце слепит глаза и щекочет плечи.

Поднимаемся по лестнице. Я с ужасом наблюдаю, как Марк уверено идет ко мне домой, словно три года подряд стирал подошвы на этих ступеньках.

Соседка – тетя Варя, как раз выходит из квартиры со старым затертым пакетом, заполненным до предела, того и гляди швы сейчас треснут и содержимое вывалиться на лестничную площадку.

– О, Марк, вы уже вернулись?! – восклицает женщина.

У меня ноги прилипают к бетону и не хотят идти дальше. Соседка сокрушенно машет растрепанной прической и обращается ко мне:

– Вика, рада видеть живой и здоровой.

– Спасибо, Варя Константиновна, все обошлось испугом, – говорит Марк и тянет меня за собой.

Продолжаю дышать, но уже с надрывом, с тяжелым предчувствием, что все не так просто.

Марк открывает дверь, как-то странно косится на соседскую квартиру, и я снова замечаю необычный блеск в его глазах.