Игра с отчаянием

Затем она перевела взгляд на последнего компаньона (по крайней мере, последнего, имеющего физическое тело). На Момо было больно смотреть: её некогда солнечную улыбку будто выключил кто-то незнакомый, кто-то несомненно жестокий и безжалостный, а сияющие позитивом глаза потухли. Да она и сама была бледна, как смерть, и выглядела немногим лучше Кидо. Мари знала, что в кармане толстовки Момо лежит телефон, а в нём, несомненно, обитает Эне, заметно притихшая, поддавшись всеобщему мрачному настроению. Или же она переживает случившееся намного больше других?..

Мари видела изменения, произошедшие с членами банды, и прекрасно осознавала их причину. Собственно, события, сломившие их, повлияли и на неё саму: сердце постоянно грызли мучительная тревога и беспокойство, смешанные с болезненной надеждой, а руки не прекращали дрожать мелкой дрожью, когда она на базе разливала по чашкам ароматный чай, пытаясь хоть как-то поддержать остальных.

И сейчас от причины всего этого их отделяла одна-единственная дверь.

Там, за светло-серым прямоугольником, к которому была прилеплена небольшая белая табличка с числом тридцать восемь, в неуютной палате были их друзья.

Там, в больничной палате, был Кано. На его лице не было привычной загадочно-лукавой улыбки — на его лице застыло безмятежное выражение спящего человека. Кано не шутил над членами банды, как он это обычно делал — с его сомкнутых губ ни срывалось ни единого звука, кроме едва слышного дыхания.

Там, в той же палате, был Шинтаро. Загадочный беспробудный сон будто был призван стереть тёмные круги под его глазами и вечное хмурое выражение с его лица. Однако вместе с этим он забрал у Шинтаро возможность радоваться простым мелочам типа банки любимой соды или всяким интернетным штучкам (Мари плохо понимала, даже когда он пробовал ей это объяснить, да и сам Шинтаро всегда быстро махал на неё рукой, сдаваясь). Ничто не раздражало необщительного брата Момо — ничто не было способно его осчастливить.

И Кано, и Шинтаро — на обоих парней будто наложили какое-то проклятье. Уже не один день они лежали в одной больничной палате, и ни разу за всё это время ни один не пришёл в сознание.

Мари хорошо помнила тот день, когда начался этот кошмар. Это было обычное утро на их базе. День выдался довольно облачным, поэтому лучи солнца совсем тускло освещали комнату Мари, когда она проснулась. Всё шло своим чередом: она выбралась из-под одеяла, оделась, умылась, пошла в гостиную, где её как всегда тепло поприветствовал Сето, и направилась на кухню организовывать завтрак. Сето вскользь упомянул, что сегодня Кидо не удалось растолкать Кано и что она ушла попытаться разбудить его вновь, но Мари не придала этому особого значения: ну что такого удивительного в сонном Кано, особенно учитывая его любовь к ночным прогулкам?..

А потом был крик, какого Мари никогда прежде не слышала в этом месте.

Мари ни разу не допускала мысли, что Кидо может так кричать. Но более её поразил вид лидера: на её бледном лице не было и грамма привычных суровости и недовольства — в её глазах читалась мольба, в них стояли слёзы, а выражение было на удивление беспомощным.

Да, когда Сето с Мари вбежали в комнату, привлечённые криком Кидо, они застали девушку трясущей бессознательного Кано за плечи и со слезами на глазах бормочущей:

— Очнись, идиот… Прекрати, это не смешно… Пожалуйста, проснись!..

А затем случилось и вовсе немыслимое: Кидо зарыдала в голос и порывисто обняла Кано.

Потом было много всего: какая-то паника, суета, шум, звонки в скорую, Кидо, плачущая рядом с Кано и не отходящая от него ни на шаг, Сето, пытающийся успокоить её, но сам выглядящий ничуть не спокойнее, визг сирены, люди в белом… Кидо словно забыла о своей нелюдимости и цеплялась к каждому, пытаясь узнать хоть что-то о состоянии Кано, но на её нервные вопросы врачи лишь качали головой. В конце концов ей оставалось только искать поддержки у Сето.

К своему удивлению, на первом этаже больницы они встретили Момо. Та с выражением паники ходила взад и вперёд по коридору, сжимая в руке телефон, на экране которого мелькала обеспокоенная Эне. Оказалось, что тот же странный недуг, не дающий человеку пробудиться, поразил и Шинтаро.

С Кисараги Момо они познакомились не так давно, но уже успели достаточно сблизиться с этой позитивной и доброй девушкой, а затем и с её братом Шинтаро и электронной девочкой по имени Эне, живущей в его компьютере. Мари особенно подружилась с Момо: ей нравилась жизнерадостность новой приятельницы. Именно поэтому Мари так печалили произошедшие с Момо изменения.

Они ходили навещать друзей в больнице ежедневно. Голос Кидо дрожал каждый раз, когда она спрашивала врачей о состоянии Кано Шуи и Кисараги Шинтаро, в её глазах читалась мольба. И каждый раз, когда они получали неутешительный ответ, надежда Кидо получала всё более жёсткий удар.

Сегодня всё произошло по обычному сценарию: им сказали, что их друзья не очнулись, что никто до сих пор не знает причину произошедшего, а затем велели отправляться восвояси — их ещё ни разу не пустили внутрь палаты. Кидо и Момо как всегда попытались было спорить, но Сето как обычно постарался их успокоить — в конце концов, все они прекрасно понимали бессмысленность пререкательств. В итоге они неизменно понуро опускали головы и уныло брели на первый этаж.

Едва они вышли из здания, Мари не сдержалась и глубоко вдохнула. Её грудь наполнил сухой горячий воздух, но даже он казался ей приятнее холодного запаха больницы. Мари оглядела улицу: из-за жаркой погоды от асфальта практически поднимался пар, и вокруг почти не было людей. Мари прекрасно понимала стремление окружающих не быть снаружи: от жары у неё самой на лбу выступил пот, хотя с её выхода из больницы едва прошло пять минут.

Внезапно её взгляд ухватил в тени одного из переулков человека. Собственно, в его местонахождении не было чего-то особенно выдающегося: в подобную жару совершенно естественно было прятаться от лучей палящего солнца. Однако что-то всё равно показалось Мари странным: то ли тот факт, что этот бледный молодой человек в такую погоду был полностью облачён в чёрное, то ли его жутковатые, будто светящиеся во тьме переулка жёлтые глаза, то ли направление его взгляда. Он неотрывно смотрел на их компанию, хотя Кидо использовала на них всех свою способность быть невидимыми. “И всё равно… Он будто видит нас”, — подумала Мари. От последней мысли у неё по спине пробежали мурашки и внутри зародилось какое-то неприятное тревожное чувство.

— В чём дело, Мари? — вдруг поинтересовался Сето, обернувшись к ней.

Мари вздрогнула, а затем смутилась: только после его вопроса она осознала, что, погрузившись в свои мысли, стала идти медленнее и задерживать ведущего её за руку Сето. Мари робко взглянула ему в лицо: Сето улыбнулся ей, словно говоря, что всегда готов помочь, если что-то случилось, но эта улыбка получилась вымученной. “Нет, не стоит его тревожить, — подумала Мари. — Ему и так приходится тяжело…”

Мари покачала головой и ответила:

— Всё в порядке, я просто задумалась. Извини.

Улыбка Сето стала теплее, и он ласково потрепал её по голове.

— Тебе не за что извиняться, — проговорил он.

Мари опустила голову и смущённо улыбнулась. Вместо ответа она коротко кивнула. Тогда они с Сето поспешили за успевшей уйти вперёд Кидо. Напоследок Мари бросила быстрый взгляд в сторону переулка: молодой человек всё ещё стоял там и смотрел на них. Ей показалось, или он и правда улыбнулся ей?..

В этом году пятнадцатое августа выдалось особенно жарким.

***

Серая трещинка прорезала голубовато-белую штукатурку, словно морщина на лбу хмурящегося человека. Однако Минато не хмурился, а глядел на неё с совершенно отрешённым выражением лица. Он был полностью погружён в свои мысли и не особенно обращал внимание на происходящее вокруг. Небольшая трещина на стене коридора — всего лишь деталь, на которой он неосознанно задержал взгляд.

Минато находился в местной больнице в ожидании своей очереди на посещение — какое-то довольно глупое правило запрещало навещать больных в тяжёлом состоянии нескольким людям одновременно, объясняя это тем, что пациентам нужен покой или какой-то подобной ерундой. Минато не видел в этом особого смысла — в конце концов, того, у чьей палаты он сейчас терпеливо ждёт, уже несколько недель ничто не беспокоит — однако не спорил и подчинялся правилу. А пока, ожидая своей очереди, он вспоминал всё, что пережил в последний год, из-за ряда событий растянувшийся на ещё более долгий срок.