Страница 41 из 324
– Не надо бояться, вы не такой. Ваша мать была не безумной, а просто холодной. Вы не взяли ни её холодности, ни безумия отца.
Винтари с удивлением посмотрел на детскую ручку на своём локте.
– Простите, мы не считаем, что читать мысли без спросу нехорошо, - пояснил мальчик, - бывает, человек долго думает о чём-то плохом и не говорит вслух, и никто, кроме тебя, не может это узнать, и никто, кроме тебя, не скажет слова утешения. Разве вы, увидев плачущего человека, не подошли бы утешить его, не дожидаясь, пока он сам вас позовёт?
- Ага, значит, у вас способности - с рождения…
– Ваша душа плачет, - продолжила девочка, - потому что вы постоянно, сами не всегда понимая, ждёте, что и в вас произрастут семена зла. Всё потому, что вы мало думаете о том, что такое душа. Вы думаете, что состоите только из плоти, доставшейся от родителей, и некого общего духа, доставшегося от рода. Но что бы ни несла в себе ваша кровь, она объединяет только тела, не души. Возможно, в другой жизни ваша душа принадлежала какому-нибудь благочестивому центаврианину, и решила воплотиться вновь, чтоб помочь погибающему, почти проклятому роду.
– Вроде бы мало вы общаетесь с минбарцами, а их взглядами заразились.
– Неужели те, кто вас любят, могут ошибаться?
Винтари не ответил. Он вдруг понял, интуитивно ощутил, что что-то изменилось вокруг, что-то происходит совсем рядом. Он повернул голову… Зажмурился. Открыл глаза, посмотрел снова. Нет, ему не привиделось. Андо, вроде бы совсем ненадолго выпавший из поля его зрения, невдалеке, у стены, полулежал в объятьях нескольких парней и девушек. И их объятья и поцелуи становились всё менее невинными – об этом яснее ясного свидетельствовало хотя бы то, что уже двое, включая самого Андо, были без рубашек. «Вот так сразу?… При всех?…» «У нас это нормально, - услышал он в голове голос кого-то из детей, - мы не скрываем чувства». «Но… не скрывать чувства, это всё понятно… Но это…»
Казалось бы, для центаврианина, присутствовавшего хотя бы на одной грандиозной попойке с красивыми танцовщицами, видевшего, как дворяне, в том числе давно обременённые браком, тискают девиц не только профессионально лёгкого поведения, но и, нередко, тех из дам, кого не слишком пугали пересуды вокруг их имён, ничто не должно быть странным… Центавриане чтили все удовольствия жизни, сексуальные связи скрывали лишь тогда, когда они могли стать компроматом, и даму, изменяющую мужу, осуждали лишь тогда, когда этой связью она вредила интересам супруга, а вот если содействовала – то всё было уже сложнее… Но сам Винтари не успел в достаточной мере углубиться в славные отечественные традиции – многих дам интересовали его привлекательная наружность и свежесть юности, но не все решались идти дальше кокетства с сыном проклятого императора. Выше второго уровня в этих любовных играх не заходило.
«Между нашим миром и внешним – граница из ледяных скал. Но внутри нашего мира границ нет».
«Ага, это я вижу».
К голосам детей присоединились и другие голоса.
«Это не то, что вы думаете. Не соитие для удовольствия тела. Это стремление выразить чувства. Отдать свою нежность, своё восхищение. Это полное объединение, полное погружение друг в друга. Вам сложно понять, ведь это недоступно нормалам».
«И… все телепаты испытывают это друг к другу?»
«Не все. Но мы – да. Мы – одна семья».
«И вы приняли в эту семью Андо?»
«Он всегда был частью нашей семьи».
Он оглянулся на Дэвида. Тот сидел весь красный, уткнувшись в чашку с чаем, явно желающий проплавить собой пол и улететь на нижний этаж, да вот термопокрывало мешало… Дамир сидел к назревающей оргии спиной и ещё не понимал, что происходит. «Создатель, но он же… Для него это… совершенно… - метались мысли Винтари, подразумевая, конечно, не Дамира, - что он увидел, что понял, прежде чем понял, что лучше не смотреть в ту сторону?» «Нам жаль, если мы смутили вас. Прошу, простите, что мы не могли сдержать нашего порыва, притяжение тел можно обуздать, притяжение душ сильнее всего, что нам известно».
Образы в голове Винтари против воли сменяли друг друга. Когда рядом с тобой пылает огонь, ты не можешь не обжечься его жаром. Костёр в его груди был сложен давно, и ждал только горящей лучины.
В конечном счёте прав ты был, старик Арвини… Не может центаврианин адаптировать себя к другой среде, не может рыба вырастить перья. Это природа, физиология – потребность в алкоголе, изысканных яствах, сексе, чёрт возьми! Сколько ни беги от этого – оно тебя настигнет.
«Семья… Семья они, видите ли…»
В его сознании было два понятия семьи. К мысли, что его родители занимались сексом, он относился до странности спокойно, хотя подробностей их недолгой интимной жизни, ясное дело, не знал. Но всё, что он слышал об отце, что слышал он, большей частью случайно, конечно, от него самого, ясно говорило о том, насколько он не чужд сладострастия. Всё, что он знал о матери, ясно говорило, что ей не могло не льстить внимание мужчин. Элаво рассказал, как однажды не вовремя зашёл в комнату своих родителей. Выскочил, конечно, сразу, но увиденное, пусть и со стыдом, ещё существующим у детей, потом вспоминал. Винтари был лишён самой возможности подобных впечатлений – отец не жил с семьёй, а у матери если и были любовники – он их не видел.
…Однажды он застал Шеридана и Деленн целующимися в коридоре. Кажется, они не заметили его, вроде бы, нет… он исчез за углом, из-за которого вырулил, с быстротой, которой позавидовали бы истребители передовых рас. Прижался спиной к стене, отдышался. Ощущение невольного преступления мешалось в нём со странным экстазом.
…Голос в голове. Тот самый, уже слышанный им голос, ворвавшийся туда, где никогда не звучали голоса. Которому он так и не дал ответа – кто же он…
«Что вы чувствуете, Винтари?»
Огонь… Сплетённые пальцы – чувственнее, чем сплетённые тела… Взгляды – интимнее обнажённых тел. Восхищение, захлёстывающее с головой, больше, чем оргазм… Как притяжение душ больше, чем притяжение тел… Широкие плечи отца, тонкие руки матери, обвивающие его шею…
«Что я чувствую? Я…»
Неуёмное шевеление под плотной тканью рубашки. От голоса-взгляда не скроешь? Но как быть, если скрыто даже от себя? Об этом нельзя думать. Нельзя.
Он искал лицо Дэвида, чтобы успокоиться, разорвать опутавшую его горячую сеть. Дэвиду сейчас… Как старший брат, он должен придти на помощь младшему, защитить его от того, с чем он просто не в состоянии справиться! Для него, с его чистотой и скромностью, стать свидетелем, пусть и невольно, интимной сцены…
…У него их улыбка. Иногда его, иногда её, бог знает, как ему это удаётся…
Он очнулся, осознав, что Андо в комнате нет, и тех, кто с ним был, тоже, а перед ним встревоженное лицо Дамира.
– Что с вами? Вам плохо, принц?
Дэвид растерянно хлопал глазами, поднимая с термопокрывала выроненную чашку, с сожалением глядя на разлитый чай…
Он не заметил их, эти все три тамбура. Он не помнил, что не застегнул тёплый комбинезон. Грудь просила ледяного ветра. Дамир шёл рядом, позволяя опираться на его плечо. Ладонь Дэвида тихо вползла в руку.
– Я не знаю, кто из нас должен был испытывать неловкость в данной ситуации… Пусть это буду я. Хотя я и знаю, что не повинен в том, что стал свидетелем… Хотя я и знаю, что их не смущает это… Наверное, это и правда то, что недоступно нашему пониманию… Но я не хочу допускать в своё сердце осуждение. Я знаю одно – это было необходимо… Андо необходимо… О своевременности не нам рассуждать.
Винтари остановился, повернулся к нему. Его всё ещё качало, но целительный ветер заполярья остужал сводящий с ума огонь. Ты не прав, Арвини… можно… Может дух возобладать над плотью…
– Разрешите, я возьму это на себя, Дэвид. Поверьте, мне – есть, с чего… я – найду…
…Как быть, если дух хочет того же, чего и плоть?
Отсветы огня из щелочек в низкой неказистой печке плясали на светлом листе термоизолята, на каковых каждая такая печка стояла - термопокрывал тут недостаточно, печки раскаляются порядочно, проплавят до самой материковой тверди. Огонь этот бледно-сиреневый, не настоящий - потому что от синтетического горючего, а не от дров. И это хорошо, пожалуй. И в таком нём многовато магии. Многовато огня живого, яркого внутри, в мыслях. И верно, Винтари, конечно, предпочёл бы оказаться сейчас как можно дальше от всякого огня вообще, желательно - в тишине своей спальни в резиденции, где можно, если мысли не дают уснуть, до утра просидеть над переводами… Но в обратный путь было решено отправиться на рассвете - не то чтоб ночной полёт был затруднителен для минбарского транспорта, но после множества разговоров - большая часть которых прошла мимо занятого внутренним пожаротушением Винтари - решено было отдохнуть. Спать среди телепатов - эта мысль привела бы его в смятение некоторое время назад, но теперь, после того, как один телепат снова бесцеремонно вторгся в его мысли и навёл там, как пронёсшийся ураган, качественный бардак… Хотелось оказаться подальше от огня, да. Например, выйти из дома, в снежную безмолвную ночь. Увидеть, какая она. Какие звёзды сияют над краем вечных снегов. Как призрачно-матово сияют снежные холмы, скрывающие в себе живое, хрупкое человеческое тепло. Каковы они в ночном мраке - вздымающиеся к небу ледяные пики. Как лёгкий задумчивые ветер стирает со снежной глади всякий человеческий след. И может быть, идти, идти через эту снежную стылую ночь, глубже в нежилой ледяной простор, дальше от огня, пока и внутри он не погаснет… Порой он стискивал зубы, чтобы не поддаться в самом деле этому желанию - в незнакомом месте не сумеет пройти по дому тихо, никого не разбудив, а то и мысли его чуткие телепаты услышат. Может быть, уже слышат…