Страница 276 из 324
– Он умирает? Умирает?
– Сожалеем. То, что он пережил… невозможно пережить, даже для очень сильного человеческого организма. А организм Майкла был и так ослаблен болезнью, которая привела его к слепоте.
– Ничего нельзя сделать? Совсем ничего?
– Это тот случай, когда мы и рады бы дать какую-то надежду, но её нет. При максимальном уходе он проживёт ещё, быть может, неделю… но едва ли ещё выйдет из комы. И честно говоря, мы не видим смысла в том, чтоб обрекать душу мужчины, воина на дополнительные страдания в теле, которому уже не жить и не стоять в строю…
Тучанк повернулась к Маркусу, как к тому, кто, из собравшихся, был, по её мнению, наиболее влиятельным лицом.
– Позвольте мне! Я знаю, я смогу! Я должна забрать его на Тучанкью!
– Зачем, Май? То есть, если вы хотите сказать… что хотели бы, чтоб он был погребён на земле, где вы встретились… - Маркус сглотнул. Говорить это было тяжело, особенно тяжело сейчас. Беда не ходит одна…
– Нет! Там я смогу спасти его!
– Разве уровень вашей медицины…
– Не медицины, - тучанк нетерпеливо переступила с ноги на ногу, как никогда, слова чужого языка давались ей с трудом, так мало было подходящих эквивалентов, так не хватало понятий, - на моей земле… есть способ иногда спасти умирающего… Это древняя легенда… Не все верят, но когда-то давно, во времена ещё до пришельцев – все верили… Песня Вереска…
Маркус аккуратно взял разволновавшуюся тучанк за плечи и усадил на скамью, успокаивая.
– Есть в болотах… Самых больших болотах нашего мира, окружённых самыми большими полями вереска… Великое Древо… Оно не подобно видом вашим деревьям, и не подобно свойством. Очень сложно найти его в туманах болот. Но кто верит, кому необходимо – тот найдёт. Оно огромно, кроны его уходят к небу, ветви его свисают шатром до земли, корни его доходят до сердца мира. В коре его глубокие большие трещины, внутри сердце дерева… нутро… подобно желе… Тот, кто хочет спасти своего умирающего, приносит его к Великому Древу и погружает в его нутро. Если умирающий силён духом – Древо поднимет его своими соками по стволу к кронам, туда, где обитают духи, и духи решат – этому храброму жить… И тогда Древо роняет на землю плод, и когда этот плод раскалывается – из него встаёт умиравший, но живой. Он может быть иным видом, но это он, его память, его душа. Май-Кыл сильный, Древо вернёт его к жизни! Я прошу вас дать мне корабль, какой может вести тучанк, и позволить увезти Май-Кыл на мою родину!
– шиМай-Ги, вы действительно верите в это?
– Буду верить, пока он дышит! У него очень глубокий сон сейчас, да, но ваши люди не боятся сна, они встают от сна крепкими и бодрыми. Май-Кыл тоже встанет!
– Но может быть… даже если легенды правы… Он ведь не тучанк, подействует ли на него?
– Пусть летят, - встрял Зак, - это её право, он её муж. Если она и не спасёт его – мы-то не спасём точно.
– Великое Древо – любовь нашей земли к нам! Май-Кыл любил нашу землю, значит, и земля полюбит его. Я сама войду с ним в нутро Древа, и буду держать его, и либо вместе уйдём к духам, либо вместе восстанем – не знаю, какими, но едино живыми.
– Может быть, переродится в тучанка… Дайте им корабль, самый быстроходный, и пилота. Вера должна жить.
– Я надеюсь, нет, я хочу, чтобы у них всё получилось. Иначе всё слишком бессмысленно и несправедливо. Он не должен умирать, не сейчас, не так. Слишком много смертей…
– Нам ли это говорить, Афал? - Дэвид продолжал, сдвинув безволосые брови, смотреть на покачивающийся на воде у его ног лист лилии, - будто вселенная спрашивает нас, чего бы мы хотели… И слава богу, наверное, что не спрашивает, а то бы мы, пожалуй, нажелали. Там, на Арнассии, на Бриме, погибло ведь вообще очень много народу. Погибло в то время, когда мы и не ведали об этом. А побывав на Тучанкью, увидев то, что мы видели… Начинаешь понимать тех святых, которые в молитвенном стоянии каждую минуту поминают какую-нибудь безвестную душу, в эту минуту отходящую в мир иной.
– Мне кажется, мы только сейчас на самом деле вернулись с Тучанкью… Ты знаешь, что завтра планируется торжественный прощальный обед?
– Для кого?
– Для нашей команды, конечно же. Тучанки прислали свой ответ – они вступают в Альянс, и выражают огромную благодарность всем нам… Особенно вам, тебе и Диусу…
– Не думаю, что большую, чем тебе, Афал, ведь твои песни, которые они назвали целительными…
– Перестань, они и тебя, как помнишь, слушали с огромным интересом и удовольствием. В общем, почти вся команда разъезжается по домам. Сумана уехала, правда, ещё вчера – дела семьи потребовали её присутствия срочно… Фрайну Такате тоже не терпится вернуться домой – оказывается, та женщина, что его разыскивала, это его возлюбленная. Вдали от него она поняла, что её чувства к нему сильнее, чем она думала, и она больше не хочет терять времени. Ну, и с ним, видимо, произошло что-то подобное же… В общем, кажется, Таката намерен жениться… Ну и да, шиМай-Ги и Майкл, как бы хотелось мне верить, что они долетят, что смогут, что мы услышим о них ещё, хоть и абсурдна, наверное, такая надежда…
– Значит, и…
– Нет, я сказала – почти все, но не все. Пока здесь остаются Рузанна – по её просьбе принц занялся поисками её родственников с Девоны, и до окончания этой его работы она будет здесь, связь с Тучанкью-то ведь… сам помнишь… и доктор Чинкони – он намерен, пользуясь случаем, приобрести кое-какую литературу, посетить некоторые лекции… В общем, восполнить вынужденное отставание в профессиональной жизни. Ну, и Штхиукка пока тоже остаётся здесь. Нет, у неё никаких особых надобностей нет, просто мне хотелось бы, чтобы она пока оставалась здесь.
– Вы очень подружились, я понимаю.
– Одной только дружбы было бы мало, чтобы удерживать кого-то рядом из одного только своего желания, - краем сознания Шин Афал отметила, что эти слова, в какой-то мере, относятся и к ним с Дэвидом, - просто я… Мне тяжко сознаться, но я боюсь за неё.
– Афал, - Дэвид взял девушку за руку, - в последнее время мы… маловато говорим, маловато делимся друг с другом своими переживаниями, а когда-то, в детстве, это было само собой разумеющимся. Да, конечно, тому есть причины – мне не хотелось обрушивать на тебя свои проблемы, которых ты всё равно не можешь решить, и ты, возможно, чувствовала то же самое… Но если тебе будет легче от того, что ты просто расскажешь – думаю, будет хорошо, если ты сделаешь это сейчас.
Минбарка покачала головой.
– Не знаю, Дэвид, не знаю… Всё сложно. Всё, видимо, всегда сложно в этой взрослой жизни. Я всё время боюсь, что поступаю неправильно. Я боюсь говорить об этом с учителем Шайенном, боюсь, что он скажет, что я поступаю наихудшим образом из возможного, но ведь именно так мне и хочется поступать. Мне кажется, так велит мне сердце, но ведь может быть и так, что оно велит недоброе. Я верю ей… самое страшное, что я верю ей. И внутри себя, и в наших разговорах говорю - ему. Но я не могу отринуть и забыть то, что неправильно так говорить. Неправильно считать себя умнее Вселенной… Я знаю, что я не решу её проблем с самоопределением, и наверное, я делаю для неё хуже, невольно укрепляя её в ошибочно выбранном пути, но мне просто хочется, чтоб она… как можно дольше прожила с ощущением безопасности. Здесь, на Минбаре, хоть многие осудят её и мало кто поймёт, но, по крайней мере, ничто не угрожает её здоровью и жизни. Дрази – народ, обладающий множеством прекрасных качеств, но они очень медленно меняются, и у них просто быть такой, как она – по-прежнему преступление против общества и религии. То, за что у нас получишь только осуждение, упрёк, что позволил себе так крепко запутаться, был невнимателен в учениях и церемониях, там… там преступление не против себя, против всех. Но ведь это не преступление, это её несчастье! Таким нужно помогать, а не сажать в тюрьмы и уничтожать…
– Дрази – очень мужественный народ. Видимо, вместо того, чтоб лечить больной палец, им проще его ампутировать.