Советник

— Нет, я бы никогда ...

Я засмеялась, но это был грубый, уродливый звук.

— Ты бы никогда? Никогда — что? Никогда не поработил меня? Никогда не раздел меня догола и не заставил бы истекать кровью на публике? — Мои глаза сдерживали непролитые слезы. Боль внутри казалась слишком сильной для моего тела.

Вайнмонт опустил голову, поражение на его лице было таким же из ряда вон выходящим, как его небритый подбородок и взъерошенные волосы.

— Я не могу изменить того, что сделал, Стелла. Я снова это сделаю.

Мне хотелось кричать, злиться на него, требовать, чтобы он рассказал мне, почему он сидел здесь, изображая сожаление, и в то же время рассказывал мне, что сделает это снова, когда получит шанс. Это какая-то моральная пытка вместе с физической?

— Сделай мне одолжение. Когда станешь Сувереном, как насчет того, чтобы издать свой первый указ о том, чтобы тебя отымели по-королевски?

Он вздохнул и покачал головой.

— Я не ожидаю, что ты поймешь. Я не хотел...

 — Убирайся. — Я отвернулась от него, шея затекла от отсутствия движения.

Он не сдвинулся. Я чувствовала, как он сидел там неподвижно, все еще сверля меня взглядом.

Больше нечего было сказать. Он избил меня, как скот. Хуже, на самом деле. Воспоминание о голосе Кэла Оукмэна с громом проносилось в голове. То, как он перекрикивал обжигающие удары Вайнмонта, который с такой так легкостью пускал мою кровь. Мои слезы трансформировались из грусти в гнев.

Я была яростной бурей ненависти и злости, но оказалась в ловушке своего изувеченного тела. Все, что я могла сделать, это пожелать, чтобы мои слезы исчезли, и я могла принять тот факт, что Вайнмонт проклял меня в моей жизни. Это жизнь боли... боли и тьмы. В ней столько много теней, о которых я даже не подозревала, они затмевали тот слабый свет, который во мне когда-то был. Я был изгнана, уничтожена человеком, который теперь выглядел потерянным.

Спустя долгий момент пол заскрипел, и я услышала его удаляющиеся шаги.

— Подожди, — обратилась я.

Он вернулся быстрым шагом, и теперь стоял позади меня.

— Ты сказал, что я могу получить вознаграждение, если пройду через бал.

— Да, — почти с надеждой прохрипел его голос.

— Я хочу увидеть моего отца и сводного брата.

Вайнмонт переминался с ноги на ногу. Опустилось еще одно долгое молчание, как глубокий снег зимой, заглушив и похоронив нас. Он коснулся края моей постели, и такое нерешительное движение заставило меня рассердиться, заставило меня хотеть причинить ему боль.

— Хорошо, — вздохнул он, принимая поражение.

— Ты собираешься сдержать свое слово?

Он провел пальцами по моим волосам. Я закрыла глаза, задаваясь вопросом, есть ли у него шанс успокоить огненную бурю, которая бушевала в моей груди.

— Я всегда это делаю, — его голос был таким же мягким, как и его ласка.

Я хотела поверить, что он был действительно тем, кем казался сейчас, — человеком, который выглядел таким же разрушенным тем, что он сделал, как и моя разорванная плоть. Но какой из них был реален? Разрушающий или разрушенный? В любом случае, мои слезы все еще падали, боль все еще жалила, сердце все еще болело. Он сделал это, и сделает снова. Я отогнала любые нежные мысли.

— Я хочу увидеть их вскоре, но только после того, как поправлюсь полностью. Или, по крайней мере, насколько смогу исцелиться от того, что ты сделал. Я не хочу, чтобы они видели меня такой.

— Просто скажи мне, когда, и я это устрою. — Вайнмонт последний раз приласкал мои волосы. Он колебался. Слова были у него на губах. Я чувствовала, что они задерживаются там в темноте. Вместо того, чтобы озвучить их, он повернулся и вышел быстрым шагом.

Я осталась наедине со своей болью и всеми различными ее оттенками. Повернула голову, чтобы посмотреть на стул, где он сидел. Мой взгляд скользнул дальше и упал на противоречивое одеяло, созданное матерью Вайнмонта. Что за человек мог пройти через Приобретение и выиграть?

Услышав другие шаги, я узнала Рене. К тому моменту, когда она добралась до моей двери, она замедлилась и тихо вошла на цыпочках. Ее черная юбка тихо прошелестела, когда она села и сложила руки перед собой.

— Я хочу встать.

Она поднялась и убрала мои волосы через плечо.

— Восход солнца через час. Побудь в постели до тех пор.

Ее движения и прикосновения приносили спокойствие. Я не хотела утешения. Я хотела прекратить разрушаться, чтобы укрепить то, что у меня осталось.

— Нет, с меня хватит постели. Помоги мне сесть, или я сделаю это сама.

Я больше ни минуты не могла лежать. Не могла казаться беспомощной и слабой. И не стану. Больше не стану.

* * *

С помощью Рене я поправилась в течение следующих нескольких недель. За это время я не видела ни Вайнмонта, ни Люция. Иногда мельком замечала Тедди в коридоре. Он улыбался и обменивался любезностями. Я почувствовала, что внутри он обеспокоен. У меня было слишком много собственных проблем, чтобы даже начать переживать о его. Он казался хорошим парнем. Не его вина, что он родился в яме гадюк. Было бы глупо думать, что он не укусит так же, как Вайнмонт и Люций.

Я начала понимать, что он был единственным, кто знал меньше, чем я, о том, что происходит. Рене не рассказала мне ничего нового, только то, что Вайнмонт не добровольно согласился на Приобретение. Это было сделано на какой-то лотерейной основе.

Я поняла это на балу, когда были названы имена семей. Оукмэн сделал так, что это выглядело «чистой случайностью», хоть и было похоже на то, что быть избранным было плохим везением. Даже если так, я не могла простить Вайнмонту. Ему не нужно было выбирать меня. Не нужно было угрожать мне моим отцом, чтобы вынудить меня подписать контракт. Я бы не пожелала такой участи ни одному врагу, но не могла простить того, что его невезение превратилось в год лишения свободы и страданий для меня.

— Честно, я до сих пор не знаю, как они выбираются, — сказала Рене однажды за чашкой чая, после того как я приставала к ней с вопросами в течение часа.

Погода, наконец, стала прохладнее, листья пожухли и скрутились во дворе, а трава приобрела безучастный бурый цвет. Я выбрала горячий шоколад и пошевелила зефир в пенке, прежде чем глотнуть обжигающий напиток.

— Расскажи мне что-нибудь, что угодно. Что будет дальше? Ведь что-то будет? — Я надеялась, что нет. Надеялась, что это будет всего лишь год пленения, проведенного здесь с ней. Однако, я не была полной идиоткой. Я знала, что милая сказка слишком хороша, чтобы быть правдой.

Рене поставила кружку и уставилась на поднимающийся пар.

— Я скажу тебе следующее, и ничего более. Будет еще три суда. Следующий на Рождество.

Я подняла бровь, услышав об универсальной ебанутости природы праздничных пыток.

— Затем еще один весной, и последний — летом. Я не стану вдаваться в подробности.

После этого откровения она держала язык за зубами и всегда отвечала на мои вопросы уклончиво или что я получу все прямо из источника — от Вайнмонта. Независимо от того, сколько раз она повторила, что Вайнмонт не выбирал принимать участие в Приобретении, я не могла забыть рвение, с которым он преследовал титул Суверена, как он играл на публику замаскированных горгулий. Я все еще не знала, что именно ему потребуется, чтобы выиграть, но, если бы выставление моего тела напоказ и избиение хоть что-то говорили, для меня это приятным итогом не закончится. Поэтому, нет, я не стану с ним разговаривать.

Несмотря на то, что Рене держала от меня тайну Приобретения за семью печатями, мы с ней построили счастливую притворную дружбу, словно не было никакой темной тайны рабства и садизма. Она была более чем счастлива обсудить практически любую тему, которую я могла придумать, кроме той, которую я отчаянно хотела узнать. Мы проводили время в библиотеке за тихим чтением, пока шли дни. Никто не останавливал нас от изучения дома, и Рене показала мне входы и выходы в кухонном крыле, гостевом крыле и нескольких других частях дома, в которых находилось несметное количество комнат с замечательными гобеленами и богато украшенной мебелью. Фарнс всегда был рад видеть нас и поведал нам историю различных предметов старины и сокровищ, разбросанных по общим комнатам.