Страница 45 из 77
— Томилась. Изнемогала от желания.
Она не обратила на эту реплику никакого внимания.
— Я мысленно обходила жителей этого городка, одного за другим, пытаясь вообразить, каким способом каждый из них мог убить Лизу. Мисс Форрестер, например, могла отравить ее своими бисквитами. Бен Хоссет — сломать ей шею переплетом книги. Аниза Айвори — уморить со скуки.
Тимбрук намотал лоскуток на палец.
— Неплохое развлечение ты себе придумала.
— Ты, конечно, мог зарезать ее куском стекла. Джереми… Значит, так: Джереми мог задушить ее, прижав ко рту Библию.
— Ну, здесь все понятно. В конце концов все мы так умираем.
— Очень интересно.
— Что?
— Что у каждого в принципе имеется свой способ сделать это. И тогда вопрос: кто же все-таки это сделал с помощью велосипеда и шарфа?
Тимбрук продолжал наматывать лоскут, все туже и туже, пока палец не стал похож на повязку, какой он обычно перевязывал порезанные пальцы, только более толстую.
— Я бы сказал, что это довольно упрощенный подход к проблеме.
— Это ты так считаешь. А я думаю совсем иначе.
— А как насчет тебя? Каким способом ты могла бы убить ее?
Хелен заложила руки за голову. Зрачки ее сузились.
— Я бы довела ее рассказами из своего грязного, убогого прошлого. Она бы сначала сошла с ума, и только потом умерла.
Молитвенник лежал рядом с голубой стеклянной вазой. Гейл называет ее Вазой Священника, потому что туда Карт складывал все небольшие предметы, которые оставались на ковре его кабинета после ухода прихожанина, который появлялся здесь в поисках утешения. Карт перебрал пальцами содержимое вазы. Монеты, пуговицы, кусочки бумаги, колпачки от ручек, части сережек, даже небольшой клубок красной пряжи перекатывался туда-сюда по дну вазы, окрашивая ее внутренность в цвет сапфира.
Молитвенник был открыт на странице «Порядок Погребения Усопших». Карт нашел это место уже давно, сразу, как узнал о смерти Лизы. На самом деле священник не очень жалел, что власти не разрешили похороны. Этот обряд никогда его не вдохновлял. Он никогда не мог найти в нем верную тональность. И с ритма тоже сбивался. Язык его то и дело прилипал к гортани. Стоя перед алтарем и произнося слова молитв, он отчетливо слышал диссонанс, который вызывало эхо, отражающееся от стен храма. Карт захлопнул книгу и снова занялся Вазой Священника.
Стук в дверь раздался в пять минут шестого. Полиция, надо отдать ей должное, более или менее пунктуальна. Карт оглядел комнату. Свет исходил только от настольной лампы. Стекла и стенки книжных шкафов тускло поблескивали. Углы комнаты тонули в глубокой тени. В ярком кружке света лежал молитвенник.
«Хорошо, — подумал Карт, — пусть они знают, что обстановка, когда работаешь для Бога, должна быть серьезной и даже немного мрачной. Пусть они знают, что Закон и Слово — оба приходят к человеку, каждый в свое время». Прежде чем пойти открывать дверь, Карт снова раскрыл книгу на погребальном обряде. Детективов он проводил сразу в своей кабинет и закрыл дверь.
— Честно говоря, я только сейчас заметил, как здесь темно. Позвольте я включу свет, а то вам будет неудобно. Прошу вас, садитесь сюда.
Он указал Мауре Рамсден на длинный мягкий диван и подумал: «А она довольно симпатичная, правда, держится слишком официально. Но сложена прекрасно, движения грациозные. Мордочка милая. Нет, хороша, ничего не скажешь».
Карт наклонился включить напольную лампу. От Мауры исходил пряный аромат. Немного удивительно для полицейского. Видимо, у нее есть вкус. Нечаянно он задел рукой лампу. Бахрома абажура заколыхалась, и по лицу Мауры запрыгали длинные изогнутые тени.
Хэлфорд нашел кресло рядом со столом и придвинул его к дивану, сел и прикусил губу. Кресло выглядело вполне крепким — солидные ножки, широкие подлокотники с завитками, — но, когда Хэлфорд принялся поудобнее в нем устраиваться, оно угрожающе заскрипело. Слишком много широкозадых прихожанок, сидя в нем, искали утешения у преподобного Карта. Вот оно и расшаталось.
— Вы бы предпочли, чтобы я сюда не садился?
— Нет, нет, все в порядке. Просто часть мебели здесь очень старая, и меня всегда беспокоит, когда она скрипит. Я боюсь, что кресло развалится. С другой стороны, эти скрипы и трески все-таки предупреждают об опасности. Надеюсь, вы успеете вовремя с него вскочить.
Хэлфорд улыбнулся и перекинул ногу на ногу. Карт оглянулся, куда бы сесть, и увидел, что единственное место для него рядом с детективом Рамсден на диване, прямо под лампой. «Умные, эти двое, — заметил он. — Наверное, заранее так задумали».
— Вы не возражаете, если я закурю? — Карт придвинул к себе пепельницу. — Это плохая привычка, и Гейл все уговаривает меня бросить, но я отвечаю: «А зачем? Ведь я не американец». — И чиркнув спичкой, прикурил.
— Отец Карт…
— Прошу вас, называйте меня мистер Карт. Или просто Джереми, тоже прекрасно. Я не люблю титулы священнослужителей. Они как-то сразу устанавливают между собеседниками барьер.
— Хорошо, мистер Карт. — Хэлфорд пошевелился, и кресло скрипнуло. — Еще раз разрешите поблагодарить вас за то, что согласились повидаться с нами. Мы знаем, что вы заняты, и ценим ваше согласие.
Тембр голоса инспектора был весьма лирическим, но, несмотря на это, в словах чувствовалась ирония. Карт кивнул и устремил взгляд на открытый молитвенник в кружке света.
— Вы, конечно, понимаете, — продолжил Хэлфорд, — наш визит к вам связан с Лизой Стилвелл. Мы опрашиваем всех, кто хорошо ее знал, для того, чтобы выяснить, каким человеком она была.
— Да, да, конечно. Зная жертву, можно понять преступление.
— Что вы сказали?
— Да я где-то вычитал это. Наверное, у Агаты Кристи, не помню. Помню только, там развивалась теория о том, что мотивы, которыми руководствуется убийца, определяются личностью самой жертвы. Что-то в этом роде. А разве настоящие детективы — не в книжках, а в жизни — так не считают?
Улыбка, которую изобразил на своем лице Хэлфорд, должна была раздражать, но Карт подозревал, что старший инспектор знал об этом и, возможно, долго практиковался перед зеркалом.
— Мы согласны, что так иногда бывает, мистер Карт, но не обязательно. Вот, например, мисс Стилвелл. Если она знала убийцу, то такое вполне возможно. Но если это убийство случайное, как считает большинство ваших прихожан, тогда — нет.
— Они так говорили вам, что это случайное убийство? — Карт усмехнулся. — Боюсь, старший инспектор, она сказали так из вежливости.
— Вот как?
— Я не хочу сказать, что они подозревают здесь любого. Нет. Вам доводилось жить в маленьком городе? А вам? — Карт выпустил струю дыма и обратился к Мауре. — Я тоже вырос в большом городе, но имею достаточный опыт приходского священника. И знаю, что жители таких мест не верят в случайности, наверное, еще со времен язычества. Это что-то даже параноидальное, но… я даже не знаю… Мои прихожане считают — не считают даже, а подсознательно чувствуют, — что если произошло нечто плохое, значит, оно непременно связано с дьяволом. Это сидит у них внутри, и они в это верят. — Он глубоко затянулся сигаретой и выпустил вверх кольца дыма. — Конечно, я здесь всего лишь несколько лет. Может быть, до смерти Тома все было иначе.
Он хотел сказать «до того, как Том себя убил», но решил — как, впрочем, и почти каждый в Фезербридже, — что эвфемизм здесь более уместен. А собственно, почему? Самоубийство Тома не тема, которую надо трепетно обходить. Во всяком случае, не для него. И Карт сомневался, чтобы кто-то в Фезербридже думал иначе, за исключением Гейл. То, что Грейсон кого-то убил, установленный факт, и это было отвратительно само по себе. Но данный факт еще наслаивался на слухи о деятельности группы, в которую он входил. Карту даже думать о Томе не хотелось. Он сделал еще одну сильную затяжку так, что заболело в легких.
— А вы были близки со своим кузеном? — Хэлфорд спросил, намеренно понизив голос.
— Думаю, не очень. Я вырос в пригороде Лондона, в Грейвсленде, и наши семьи встречались примерно раз в два года. Мы приезжали сюда несколько раз, но нечасто. Мой отец был священником, отец Тома — учителем. И не то что наш образ жизни очень уж отличался от их. Просто мы редко встречались. И поэтому были такие отношения — на расстоянии. Дедушка Тома и моя бабушка были родными братом и сестрой. Даже не знаю почему, но очень близки мы никогда не были.