Сдвиг

БК продолжал молча смотреть на собеседника. Наконец он рассмеялся:

— Ты перестарался и сам все испортил. Разве ты не знаешь первого правила лжи: она должна быть простой и короткой.

— Ты назвал два правила, — возразил мужчина. — И это не ложь. — Он говорил очень серьезно.

— Да неужели? А разве Мэри Мейер не замужем за Кордом Мейером?

— Была.

— Он же третий или четвертый человек в…

— В старом добром ЦРУ. — Улыбка мужчины была не торжествующей, а мстительной. — Да, сэр, специальный агент Квери. Ты служка президентского гарема! Евнух Джона Фицджералда Кеннеди!

БК не понял, что именно разозлило его собеседника, но было ясно: причины вовсе не в этой беседе, — и, несмотря на тепло в вагоне, почувствовал, как по вспотевшей его спине побежали мурашки. Он потянулся к бокалу, сделал большой глоток, не соображая, что пьет. Он не был трезвенником. Но мог по пальцам пересчитать случаи, когда пил крепкие напитки. Сейчас ром обжег ему гортань раскаленным свинцом. Через пару секунд на лбу и под мышками выступил пот, и он почувствовал, как его струйка стекла по спине до резинки трусов. На них и правда значилась его фамилия — Керрей: его мать всегда помечала их, чтобы чернокожая прачка, услугами которой она пользовалась два десятка лет, не отдала их по ошибке кому-нибудь другому. Струйка пота продолжила путь между ягодицами.

При мысли о том, как сильно он вспотел, БК разнервничался еще больше, а мысль о собственных ягодицах заставила его покраснеть, как старшеклассника, которого переодевают перед всей школой. Ему ужасно хотелось выпить чего-нибудь холодного, но перед ним стоял только бокал с теплым ромом. Он взглянул на него и перевел взгляд на человека, сидевшего напротив, который так легко мог читать его мысли.

Черт с ним, подумал БК, хотя и не уточнил, кого или что имеет в виду. Он потянулся к бокалу и допил содержимое.

Мужчина внимательно посмотрел на БК и, не сводя с него глаз, затушил сигару об обложку книги.

— Ну и дела. Поездка обещает быть веселой, а?

Но это было не так.

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк

4 ноября 1963 года

За пять минут до станции Пенсильвания БК извинился и прошел в туалет. Выйдя, он заметил чернокожего проводника — тот вытаскивал корешки билетов, засунутые пассажирами в складки сидений. БК подошел к нему и дождался, пока тот закончит работу.

— Да, сэр? — спросил проводник, не поднимая глаз.

БК заранее приготовил две купюры по пять долларов — все, что у него было с собой из наличных до открытия банков в понедельник.

— Я хотел бы заплатить. За наши напитки.

Проводник развернул купюры — и одну вернул.

— Оставьте, — сказал БК. — За причиненное беспокойство. — Он пытался поймать взгляд проводника, но тот упорно смотрел в сторону. — Если с моим попутчиком возникнут проблемы… Если он обратится с жалобой… — Он не знал, как закончить фразу. — Я хотел бы выступить на вашей стороне. Если можно.

Проводник продолжал смотреть на купюры.

— Просто… как мне это сделать?

— Как?

Проводник наконец поднял голову, и БК удивился, увидев во взгляде не страх или стыд, а злость.

— У меня есть имя, — произнес он так, будто хотел укусить БК.

На груди золотом блеснула табличка. БК Керрей, который обратил внимание, что подошвы обуви проводника стоптаны сильнее с наружной стороны, свидетельствуя о каких-то проблемах с костями, и что средняя пуговица на куртке пришита не золотыми, как остальные, а просто желтыми нитками, не заметил этой таблички. А ведь за четыре часа пути проводник оказывался возле них тринадцать раз. На табличке значилось: «А. Хэнди».

— В самом деле, — то ли сказал, то ли выдохнул БК. Теперь он знал, как зовут проводника, но обращаться к нему по имени все же не мог. — В общем, если понадобится, пожалуйста, обращайтесь. — Он протянул свою визитную карточку, и в этот момент поезд качнулся и остановился.

БК повернулся и поспешил на свое место. Он так увлекся вручением денег, что совсем забыл, что они уже подъезжали к месту назначения. Он протискивался сквозь толпу устремившихся к выходу пассажиров, то и дело извиняясь и лавируя, пока не оказался в своем вагоне. Все места уже были свободны, пассажиры собрались у тамбура, ожидая, когда откроются двери. Он бросил взгляд туда, где сидел, и увидел, что агент ЦРУ исчез вместе с его — БК — портфелем.

БК бросился к своему сиденью. На столике лежала только книга Филиппа Дика с наполовину выкуренной сигарой, которая была воткнута в обложку и походила на экскременты. БК заметил, что книга на столике повернута лицом к сиденью напротив, и, смахнув сигару, открыл ее. Из нее выпал мятый клочок бумаги, на котором торопливым почерком было нацарапано:

«Передай мистеру Хэнди спасибо за выпивку!

Да, кстати, на самом деле я действительно чернокожий.

Бумага была влажной, будто пропиталась потом агента ЦРУ Мельхиора, и БК осторожно развернул ее, стараясь не испачкаться и не порвать. Изображенный на ней рисунок сначала показался ему бессмысленным. Кажется, это был чертеж какого-то сложного устройства — возможно, двигателя. Большинство надписей было на кириллице, но одно слово на английском сразу бросилось ему в глаза: «Polonium-210».

Господи Боже!

БК подхватил пальто с полки, забрал со столика книгу, листок и даже окурок сигары и бросился по проходу к дверям. Не успел он сделать и пары шагов, как двери вагона открылись и на платформу хлынул поток пассажиров, будто из плотины спустили воду. БК продирался сквозь толщу людей и крутил головой, стараясь найти Мельхиора, и неожиданно оказался на платформе.

Он стоял, прижимая к груди свой нехитрый скарб, как беженец под бомбежкой. Крытая платформа самой большой и оживленной железнодорожной станции страны была похожа на огромную пещеру, уходившую в обе стороны вдаль. Бесчисленные стальные колонны взмывали вверх на сотню с лишним футов и поддерживали сводчатый потолок из, казалось, миллионов покрытых сажей стеклянных панелей. С одной стороны десяток сводчатых туннелей исчезал в чреве земли, с другой — столько же лестниц для пассажиров поднималось на два этажа вверх, к главному вестибюлю вокзала. День был облачным. Скудный свет, проникавший сквозь грязные стеклянные перекрытия, окрашивал все в серые тона, превращая пассажиров в безликую массу. К тому же на платформах стояли еще два поезда, и тысячи людей были похожи друг на друга из-за промокших от дождя плащей и шляп. БК скользил взглядом по толпе, тщетно пытаясь отыскать в ней Мельхиора. У того не было ни плаща, ни шляпы, и БК выискивал в толпе взглядом людей без головных уборов. Но в тусклом свете все головы казались одинаково темными, и Мельхиор мог оказаться как любым, так и никем из них.

БК побежал к лестницам в конце платформы и выскочил в знаменитый на весь мир вестибюль. Он не замечал ни высоких потолков, ни пола из розового мрамора, который в тот день был испещрен грязными следами десятков тысяч ног, ни рассеянного света из сводчатых окон, каждое из которых было выше и шире его дома в Такома-Парк. Он пронесся сквозь вестибюль длиной в два квартала к главному входу и вышел на улицу. По крайней мере ему не пришлось искать свою машину. Начищенный воском двухдверный автомобиль зеленого цвета сверкал и переливался отраженными полосками света прямо у входа. Возле него стоял, облокотившись на знак «Парковка запрещена», аккуратно одетый молодой человек, явно довольный жизнью.

БК подбежал к нему и, покопавшись в бумажнике, вытащил жетон.

— Специальный агент Керрей. Это моя машина?

— «Шевроле-корвер» 1962 года, — торжественно произнес молодой человек, будто был автодилером. — На вашем месте я бы опустил стекла…

БК оттолкнул его, бросил вещи на пассажирское сиденье и, торопясь, слишком сильно выжал педаль газа, отчего залил цилиндры. Ему пришлось ждать минут пять, пока те просохнут, после чего он тронулся и выехал на Седьмую авеню. Не успел он проехать и квартал, как салон заполнился выхлопными газами, попадавшими через вентиляционные отверстия, и ему пришлось опустить стекло.