Грани

Тут перед глазами Эрика будто бы что-то вспыхнуло, после чего голове раздался щелчок.

«Воспоминания… нет, воспоминания не перенесешь на пару листов. Воспоминания не стереть из памяти. Воспоминания живут в сердце, пока ты жив. И я тоже… жив. А жив ли я? По-настоящему жив? Я мыслю, это факт. И пусть тело мое мертво, но я все чувствую. Значит, я живой. И боль тоже живая. И после всего, что случилось, я получаю это — буквы на бумаге. Нет, с меня хватит».

Взгляд Эрика был сосредоточен на дневнике, но при этом был совершенно пустым. Слова. Так любимые когда-то Эриком Майлзом и так ненавидимые сейчас.

«Прошлую жизнь нельзя забыть, но ее можно отпустить».

Спустя несколько секунд чугунная дверь за Эриком захлопнулась. Пейзаж был также однообразен. Сугробы снегоподобной пыли и вьюга оставались точно такими, какими их застал Эрик в первые минуты своего пребывания здесь. Даже выпрыгивающие олени Санта Клауса казались бы более логичными для этих мест. Но главной фишкой этого места оставалась пустота.

Тут среди свиста ветра появился новый звук, который не звучал в этих краях прежде. Это был смех. Эрик издавал его все сильнее, на глазах наворачивались слезы. Если разнообразие не идет к тебе, то почему бы не сделать первый шаг самому?

«Покой. Я думал, что найду покой хотя бы тут. — Эрик улыбнулся своим мыслям. — Так пусть его обретет хотя бы мое прошлое».

Эрик открыл дневник и начал вырывать оттуда по странице. Каждый листок был тут же подхвачен ветром и огромным невидимым потоком унесен куда-то прочь.

— Лети! Лети прямо к солнцу! — кричал Эрик.

Смеясь, он отпускал очередные листки на свободу снова и снова, страница за страницей. Весело кружа, они устраивали короткий танец в воздухе и через некоторое время скрывались за горизонтом. Даже сам Эрик пустился в некое подобие пляса, прыгая по снегу, словно какой-то маленький зверек. Эрик кричал все сильнее, а страницы взмывали ввысь все выше. В какой-то момент слезы Эрика перелились в настоящую истерику, отчего смех казался жутким и пугающим.

Со стороны Эрик казался настоящим сумасшедшим.

— Быстрее ветра! Еще! Еще! Уиииииииии!

На душе у Эрика впервые за все время после его смерти было абсолютно спокойно. Эрик прыгал на месте и кружился, словно заведенная механическая игрушка. Он спотыкался и падал в сугробы, но его смех лишь еще больше усиливался в окружающей вьюге. Он был возбужден как никогда, но при этом убийственно спокоен внутри. Это спокойствие, свойственное лишь тем, кто потерял все и кому совершенно нечего терять. С каждой новой вырванной страницей облегчение окутывало душу Эрика все сильнее. В конце концов он понял: когда от его дневника останется лишь обложка, сама суть существования Эрика Майлза обернется ничем.

И такой расклад бывшего журналиста устраивал как ничто другое.

— Это случайно не ваше?

Эрик не сразу обратил внимание на голос, думая, что это ветер издавал разнообразные звуки, похожие на человеческую речь. Но вторая фраза заставила его обернуться.

— Это случайно не ваше, Птенчик?

«Птенчик…, - очередная страница в руках Эрика так и осталась сжатой в его пальцах, — так называла меня… мама».

Глава 9: Двое против всего мира

Глава 9: Двое против всего мира

Стояло раннее утро. Стивен, облаченный в белую больничную робу, расположился на своей койке, и вот уже в течение нескольких минут смотрел сквозь пол. Спокойно дожидаться окончания последних минут, проведенных в своей больничной палате, у него явно не получалось. Выйти из "отключке" во "внешний мир" в подобной ситуации являлось настоящим чудом, но даже сейчас Стивен чувствовал себя в этом месте также комфортно, как яичница на сковороде. Он был беззащитным и одиноким (не говоря об ощущении, что дело пахнет жареным).

Стивен боялся. Больше всего он боялся отвести взгляд от небольшого синего пятна на полу. Пятно напоминало размазанное чернило от ручки, которое так неудачно пролилось вниз. На мгновенье Стивен представил в своем воображении образ важного доктора, в очках и с небольшой бородкой. Доктор этот был крайне горделив и буквально распираясь от собственной важности на повышенных тонах пытался что-то объяснить худенькой и пугливой медсестре. Считая недостойным тратить свое драгоценное время на скудоумную помощницу доктор раздражался с каждой минутой все сильнее, а в его речи то и дело появлялись новые нотки пренебрежительности и откровенного хамства. И вот, уже доведя хрупкую девушку до слез, коварного доктора тут же накрывает волна внутреннего удовлетворения, как вдруг… его ручка в грудном кармане халата начинает резко протекать.

Образуя темно-синее, почти что черное пятно в области груди, чернильные капли падают на пол больничной палаты так же быстро, как падает триумфальная победа злобного доктора над беззащитной медсестрой. Стивен так и представил себе перекошенную рожу обидчика девушки и как последняя, сквозь слезы, еле сдерживает свой звонкий смех. Справедливость восторжествовала. Злодеи получают по заслугам. И конечно, тайна чернильного пятна раскрыта.

Именно об этом Стивен Баркс размышлял все то время, пока его серые глаза изучали чернильное пятно. В своем воображении он представлял и другие, не менее скудные версии появления этого пятна, но при этом ни на мгновенье не отводил своего взгляда от пола. Сделать лишнее движение для Стивена казалось непозволительной роскошью.

Стивен боялся. Трясясь и дрожа, он больше всего боялся осознать, что все это лишь сон. Его пробуждение и выход из сопора, его возможность вновь управлять своим телом и видеть мир таким, каким он был всегда — не слишком ли все так удачно складывается? А может быть та самая яичница до сих пор таится в скорлупе разума Стивена Баркса, среди беспроглядной тьмы и нескончаемой пустоты? Так или иначе, Стивен предпочел не искушать судьбу и продолжал все так же пристально изучать чернильное пятно. За последние пол часа эта деталь общего интерьера стала для Стивена целым миром.

После того, как Стивен очнулся, чуть ли не весь персонал в госпитале бросил все свои обязательства и ринулся посмотреть на его чудесное исцеление. Сам Стивен разделял все радости собственного пробуждения в последнюю очередь, что впрочем, врачи списывали на естественное состояние после выхода из сопора. Врачи говорили, что теперь Стивен может испытывать чувство депрессии, потери во времени и крайне резкие перепады настроения. Прийти в себя морально — вот, что по мнению докторов было самое важное для Стивена Баркса.

Сам же Стивен считал, что помимо внутренней гармонии ему и подавно не нужно было волноваться хоть о чем-либо еще. Организм Стивена чувствовал себя прекрасно. В глубине души Стивен понимал, что тот странный голос в его голове вполне мог быть галлюцинацией, и его пробуждение просто оказалось удивительным совпадением и забавным стечением обстоятельств. Однако, вероятность того, что к его выздоровлению приложили руки потусторонние силы, не давали Стивену покоя до сих пор. А если учесть, как долго обычно люди находятся в состоянии сопора, Стивен был почти уверен — без чего-то необъяснимого тут явно не обошлось.

Воспоминания о странном голосе периодически прерывались шумом из коридора. Лечащий врач Стивена, доктор Сэмпел, вел крайне важный разговор с Кейт о том, что подобные случаи пробуждения после сопора можно считать настоящим чудом.

— Ваш брат словно отсыпался несколько недель после бурной вечеринки, — именно так сказал доктор Сэмпел в тот день сестре Стивена. — Сопор — это далеко не то состояние, из которого можно выйти по собственному желанию. А если точнее, то это попросту невозможно! Сопор это угнетенное, крайне угнетенное состояние. Это словно беспробудный сон, при котором вся чувствительность сохраняется. Максимум, что было бы возможно в наших силах, в этой ситуации, так это вызвать у вашего брата ответную реакцию на болевые ощущения громкими звуками или резкими встряхиваниями, но… от такого невозможно очнуться. Очнуться…до конца. А в итоге Стивен… он просто проснулся сам, понимаете? Мы не сразу установили диагноз и только недавно приступили к лечению. Господи, да мы и половины манипуляций не успели провести! Инъекции, интубации, раствор глюкозы…конечно, это вам не о чем не говорит. Простите, должно быть со стороны я веду себя крайне непрофессионально. Просто поймите, была высока вероятность, что все это и вовсе перетечет в кому, но…ваш брат проснулся. Проснулся сам. Это невероятно. Воистину, это невероятно. Я… поздравляю вас. Просто я… я действительно потрясен. Такого еще… господи.