Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 22



Во-вторых, мне надлежит вернуть всё на круги своя относительно свадебки, то есть найти контраргументы своим собственным доводам и убедить Годунова поторопиться с женитьбой.

А в заключение форменный ультиматум: срок для исполнения два дня. И если я осмелюсь не выполнить что-либо из приказанного ею, беспощадная кара за ослушание последует очень быстро. И вообще. Всяк сверчок должен знать свой шесток. Мое дело – войска, сечи, битвы, сражения. За них я буду получать по заслугам – об этом она позаботится, но при условии, что в остальное, то бишь мирное время, я тихо сижу в уголке и посапываю в тряпочку. А с делами государства найдется кому управиться и без меня.

– Понял ли? – надменно вскинула она голову.

Я не сказал «да», но не сказал и «нет». Молчаливый кивок, вежливый поклон и безмолвный уход – хватит с нее и этого. Дома же, обдумав все как следует, я пришел к выводу: раз яснейшая столь горячо жаждет сыграть свадьбу побыстрее, выходит, боится разоблачения.

Признаться, мало верилось, будто Сигизмунд сдаст Мнишковну, но чем черт не шутит. Зря я что ли старался, черня ее в глазах Сапеги и Ходкевича. Кто знает, возможно, выслушав их, он решит, что для него гораздо лучше, если Годунов усядется на трон с какой-нибудь другой дамочкой, и тогда…. Словом, надо стоять на своем. А касаемо ее угроз… Как ни прикидывал, получалось, чистой воды блеф.

Но я ошибался. Угроза оказалось вполне реальна, в чем я и убедился на первом заседании Малого совета. А ведь предупреждал меня, дурака, Власьев, к которому я заглянул на следующий день..…

Глава 3. О пчелкином медке и жальце

Основные новости, ворох которых вывалил на меня дьяк, в основном были связаны с Романовым. Оказалось, боярин времени даром не терял, спешно и весьма удачно набирая призовые очки. Едва у Марины Юрьевны якобы приключился выкидыш, как он первым поднял вопрос об отмене всех строгостей в ее отношении: «негоже царицу-вдову в затворе держати». Правда, предварительно заручился обещанием ее батюшки вместе со своим сынишкой покинуть Русь. Последнее стало платой за свободу Мнишковны.

Да и позже, едва заприметив влюбленность Годунова, именно он первым подал в Боярской думе идею поженить их. Дескать, сейчас все спорно. Один давно ходит в наследниках, да и батюшка его в свое время царствовал, зато другая венчана на царство, потому тоже в своем праве. И чтоб промеж них не случилось спора, надо их соединить брачными узами, да и дело с концом. Конечно, вдовица – не девица, но раз для общего блага надо….

Его заслуги престолоблюститель оценил по достоинству и принял очередное предложение боярина о создании вместо Опекунского совета новой структуры. Да, да, оказывается, Малый совет – идея Федора Никитича. И, предлагая его создать, именно Романов сослался на покойного Бориса Федоровича, так что мой ученик лишь повторил мне его слова.

Соблазнил его боярин и еще одним обстоятельством. Дескать, в Боярскую думу кого захотелось не возьмешь, человек должен быть как минимум окольничим, да из знатного древнего рода, а ты титулы до своего избрания присваивать не властен. Зато в Малый совет можно набрать именно своих сторонников, причем кого душе угодно, вплоть до стольников и стряпчих. Пока у тебя всего один князь Мак-Альпин, а этого мало. К примеру, ты его ныне отослал в Эстляндию и остался вовсе один, а надо, чтоб у тебя в Москве во все время надежная опора имелась. Вот и примешь в совет своих родичей, коих вызовешь из ссылки, окружив трон верными людьми.

– А Романову-то какой резон предлагать их вызвать? – недоуменно поинтересовался я у Афанасия Ивановича. – Они ж его лютые враги.

– Были, – мягко улыбнувшись, поправил меня дьяк. – Зато теперь они ему обязаны. А ежели обязаны, завсегда его руку держать станут. Вдобавок он посулил просьбишки ихние поддержать насчет возврата вотчин да поместий, Дмитрием отобранные. Они и челобитные Федору Борисовичу успели подать.

– А разве престолоблюститель имеет такое право до своего избрания?

– Нет, но ждать-то недолго, потому они и подсуетились загодя, чая, что царь при восхождении на престол непременно милостями одаривать станет. Да и напрасно ты помыслил, будто они все ранее в лютых ворогах Романова хаживали. Спору нет, руку покойного Бориса Федоровича держали, но сами по себе…. Вон, к примеру, боярин Иван Иванович Годунов. Он на родной сестрице Романова Ирине Никитичне женат, выходит, родич ему. А боярин Василий Петрович Головин хоть и в свойстве с Годуновыми по своей жене Ульяне Богдановне Сабуровой, но управлять приказом Большой казны его тоже по подсказке Романова поставили….

Упомянув про приказ, Власьев недовольно поморщился. Я сочувственно посмотрел на Афанасия Ивановича, смещенного во время моего отсутствия с поста казначея. И смещенного из-за приверженности ко мне – это абсолютно точно. Поначалу Романов зазвал его к себе в гости, принявшись нахраписто уговаривать встать на свою сторону:

Афанасий Власьич,

Тебе со мной ломаться не расчет.



Ты думный дьяк, да только ведь и мы

Не из простых. Иным словечком нашим

Тебе не след бы брезгать. В гору может

Оно поднять, да и с горы содвинуть![4]

Ну а далее, не сумев добиться своего, уговорил моего ученика под благовидным предлогом (слишком сильно тот занят в Посольском приказе, да и секретарские дела много времени занимают) освободить Власьева от «хлопотной» должности думного дьяка приказа Большой казны, поставив на эту должность вернувшегося из ссылки Головина. Словом, как и обещал: коль не захотел дьяк «в гору подняться», пошел прочь с горы кувырком.

Кстати, в ссылку Головин был отправлен за то, что лет двадцать назад его родной батюшка, руливший царской казной, изрядно проворовался – сей факт установила проверочная комиссия Боярской думы. И проворовался так сильно, что его приговорили к смертной казни, замененной тюрьмой. Как водится, кары последовали и в отношении всех его родичей.

Годунов-старший поступил еще относительно мягко, назначив сынка ворюги на воеводство в Сибири. Ну а Дмитрий амнистировал всех репрессированных огульно, не глядя, за что наказан человек. Тогда-то и потянулась в стольный град из мест весьма отдаленных всякая уголовная шушера, вроде Головина, Репнина и прочих. И вот человека с такими криминальными корнями мой ученик назначает ведать финансами государства. Поручить козлу сторожить капусту, а лисе доверить охрану курятника – и то убытку меньше. Совсем крышу у парня снесло.

А дьяк продолжал рассказ:

– Опять же не одни Годуновы, Сабуровы да Вельяминовы вызваны, но все, кого Дмитрий изобидел. Татищев, к примеру, да мало ли, – он умолк, замявшись, но после недолгого колебания добавил, будто довелось ему краем уха слышать кое-какие разговоры, и, исходя из них, напрашивается вывод, что бывшие опальные из числа родичей юного Годунова затаили на меня обиду.

Я недоуменно уставился на Власьева – не ослышался ли.

– На тебя, на тебя, – подтвердил он.

– Да за что?! – возмутился я.

– Почто одному токмо Федору Борисовичу заступу дал, почто, когда тот на Москве еще сидел, не подсказал ему из неволи их вызволить, – начал перечислять Власьев.

Пунктов обвинения хватало, штук семь или восемь, и все они были точно такой же галиматьей, как и первые. А в заключение Афанасий Иванович предположил, откуда они взялись. Надоумил их кто-то. Кто именно, Власьев доподлинно не ведает, но сдается, и здесь Федор Никитич поспел, но на сей раз вместе с Семеном Никитичем Годуновым.

К тому же Романов и в Малом совете постарался на всякий случай подстраховать себя, а то вдруг клан годуновцев забудет, чьими трудами они снова оказались в Москве, да не просто в столице, но подле будущего государя. Действовал исподволь, не торопясь, но так ловко, что за короткий срок исхитрился нашпиговать совет своими сторонниками, благо, высокого титула для вхождения в его состав не требовалось. Наглядный пример тому – его родные племянники Василий Сицкий и Иван Черкасский. Оба князья – этого не отнять, но даже не думные дворяне, а так, стольники. Да, сегодня они из-за скромного чина занимают в совете места пускай и не в конце (компенсирует знатное отечество), но и не спереди, а где-то в середине, но ведь присутствуют и имеют точно такое право голоса, как и прочие.

4

А.К. Толстой. «Царь Борис».