Страница 6 из 107
Бабенка годам к тридцати. Глаза, нос, уши, волосы и прочие детали выдавали семитское происхождение - мне такие женские наружности никогда не были в кайф - я любитель арийских черт лица и белокурой масти.
Однако фигурка меня околдовала. Даже пока она сидела, а я проглядывал линию ноги, в чем мне помогал модный тогда передний разрез юбки. А затем "клиентка" по команде Коссовского: "Ладно, гражданка Розенштейн, вас мне хватило на сегодня", поднялась со стула и я смог оценить ее целиком. Какая-то порода чувствовалась и в очертании животика, и в соотношении талии с попкой, и в хрупкости коленок. В-общем, меня обуяло, промелькнули соответствующего рода фантазии, однако я непорядок быстро развеял и разметал мощным внушением.
"Клиентки" - это не женские особи, это материал, это работа. Скульптор не хочет же трахнуть изваянную им девушку с веслом. Тем более за моральной стойкостью сотрудников в Пятерке следят строго.
На всякий случай я вызвал образы нескольких дам, которые были мне вполне доступны. Естественно, светлый образ жены Надежды постарался отогнать, он мог только повредить ввиду отсутствия талии.
Шесть лет назад, когда мы с ней начинали, эта пухлая кукла со столь многообещающим именем приманила меня своей безотказностью и некими отблесками моего белокурого идеала. Я был довольно голый студент-четверокурсник, проживал вместе с мамой-лимитчицей в огромной коммуналке, где сортиры были шикарнее, чем комнаты. А тут и квартира без предков, которую моя любимая снимала на родительские денежки, и широкая кровать "Ленин с нами" и, конечно, жрачка-супер. Пять лет тому, как Надежда окончательно поймала меня на живца в виде своего папы-генерала и скрутила узами брака. Тестюшка дорогой оказывал весомое содействие при получении очередного звания, плюс все такое материальное. Например, помог моей мамаше вернуться обратно в Свердловскую область и купить там приличный дом. Ей хорошо на природе, да и Надюхе глаза не мозолит.
Недели через три после нашей свадьбы уродились близнецы Константин и Матвей, в честь Константина Матвеевича прозвали их. Они в тестя-генерала с малых лет развиваться стали, круглоголовые, толстощекие, книжками мало интересующиеся. Носятся как две бомбы по квартире, все крушат. Кукла моя еще больше опухла и стала уже напоминать игрушечного поросенка. Кроме того развилась у нее неприятная привычка - не реагировать на мои сексуальные усилия. Смотрит она на тебя, старающегося, пустыми педагогическими глазами, отчего конечно, всякое влечение к секс-труду быстро пропадает. Когда я стал на сторону захаживать для опустошения чресел, генерал об этом на удивление быстро прознал, но повел себя тихо, даже дочурке не напел.
"Главное, Глеб, чтоб семья была, - сообщил он мне при доверительной выпивке, - Надька при муже, ты при жене, ребята при батьке, ты при Госбезопасности. Шали, но в меру. Чтоб никакого постельного героизма. И самое важное, обойдись без шашней с "клиентками". Ценю ведь я тебя, Глебка, на меня характером похож, словно сын мне, такой же боец, опора страны". И, кстати, я с последними его словами вполне согласен был. Если не на мне страна держится, так на ком же?
Все эти кинокадры пронеслись перед мной, как перед одиночным зрителем в панорамном кинозале, после чего я спокойно собрал свои вещи: что положено - в сейф, остальное в шкаф или в кейс. Накинув плащ, попрощался с Пашей, который бумажки дописывал, и мимо постов направился к выходу.
"Жигуленок" я обычно на улице Воинова оставляю, у Дома Писателя, чтоб сослуживцам не было ясно, что я на тестевском подарке катаюсь. Ходьбы примерно минуты три - проветриваюсь заодно. Добрался я, в машину залез, мотор прогреваю, а глянул через переднее стекло - она стоит, гражданка Розенштейн. Подождала, значит, меня на Литейном, и незаметно прокралась по пятам. Тут бы мне дать задний ход, развернуться и уехать, но что-то профессиональное взыграло. Ведь вместо того, чтобы мне следить - следили за мной.
Я, приопустив боковое стекло, сказал ей:
- Вы, Розенштейн, как видно, о чем-то интересном спросите желаете. Это по вашему местоположению заметно. Маячить нам нечего. Так что садитесь в машину... несколько минут у вас имеется.
Она уселась без долгих разговоров.
- Несколько минут - это чтоб выкурить одну сигарету. Можно? спросила она. Вот зараза, и голос в ее пользу говорит. Сочный такой, а не писк, как у моей женушки.
- Само собой. Не надо "аск", гражданка.
Я достаю "Стюардессу", она - "Кэмел". Не угощать, не угощаться мне не резон. Так что каждый дымит своим. А радио шепелявит: "...высокие удои это не только промышленная технология, но и бережное отношение животноводов к своим хвостатым подопечным..."
- Ну? - прекратил я паузу, которая в общем-то была выгодна мне.
- Я не спросить, а попросить хотела. Мне суд грозит, а затем срок... или психушка. Вы не облегчили бы мою участь?
Примерно таким невзволнованным голосом спрашивают: "интересный мужчина, не угостите ли шампанским?" Но все равно бабское чутье у нее будь здоров. Там, в Большом Доме, дамочка старалась не глядеть на меня, да я тоже не пялился на нее, однако она почуяла-таки любопытство с моей стороны. И сейчас в вечернем полумраке, луч уличного фонаря выхватывал ее ножку от сверхмодного короткого сапожка и далеко за коленку. Даже шубка распахнулась самым надлежащим образом.
Сейчас надо отделаться парой фраз о квалифицированности товарища Коссовского, о гуманном советском суде, подождать пока догорит ее быстрая американская сигарета и выпроводить вон. Но я некстати вспомнил Затуллина с его "образом врага" и, напротив, Сайко с его "бережным" отношением к филологам и даже спекулянтам-валютчикам, поэтому буркнул невпопад.
- Да-да я помню рекомендации классика. "И милость к падшим призывал". Вы, наверное, филолог?
- Я врач-инфекционист, в Боткинской больнице работаю, гепатит лечу, дизентерию, сальмонеллез.
- Ну, так и лечили бы себе запор с поносом, пробки в задницу вставляли бы, никто бы вас не тронул, не тридцать седьмой же, и не пятьдесят первый. А то ведь вляпались в такое дерьмо, что вам на своей работе и не снилось.