Страница 26 из 27
«К правде он стремился всегда… – утверждал В.Р. Башинский. – Бытовые подробности он проверял и утверждал своей жизнью в маленькой лесной деревне Чоболакша на берегу Онежского озера… Если кто-то в его рассказах пахал плугом поле, косил сено, скакал на коне, строил избу, то все это он делал и переживал сам. Он жил в своем любимом XIV веке!»
Самому Балашову времени для объяснений уже не оставалось.
Пришло время вершинных свершений его и как писателя, и как фольклориста. Ошеломительным был успех первых романов нового цикла..
Превращение Балашова в прославленного романиста, конечно, имело и существенное материальное подтверждение.
Появились деньги.
А в феврале 1977 года Дмитрий Михайлович получает и новую пятикомнатную квартиру в Петрозаводске на улице Гоголя в доме № 22.
И хотя его брат Григорий Балашов и утверждал в воспоминаниях, что улучшение жилищных условий никак не зависело ни от научных трудов, ни от значимости Дмитрия Михайловича, как писателя, а лишь от количества прописанных детей, думается, он не совсем прав.
Далеко не все многодетные семьи живут в достойных квартирах сейчас, далеко не все многодетные семьи жили в подобающих жилищных условиях и раньше.
Приняли Дмитрия Михайловича Балашова и в Союз писателей…
Между тем он продолжал жить, как и прежде, в Чеболакше, с головою окунувшись в далекие века.
Балашов жил теперь во времени, когда, как писал Валерий Ганичев, «единое огнище Руси распалось на несколько тлеющих пепелищ, в которых то возникал животворящий огонь русского духа, то навеки, казалось, затухал, превращая в прах и пепел былые дела, стремления и волю людей.
Уже низвергнут в запустение Киев, легенды о величии которого кажутся далекой сказкой, только жар слова летописцев напоминает о славе Галицко-Волынского княжества, вспыхивают неярким огнем и гаснут дела Новгорода и Пскова. По красным угольям Твери, Владимира и Рязани пробегают слабые, хотя и живые огоньки духа народного».
«Мне было интересно, – рассказывал потом сам Балашов, – когда же московское княжество стало складываться. Князь Даниил приезжает в Москву в семьдесят пятом году тринадцатого века, в малюсенькое княжество, и за четверть века он делает его очень сильным. Настолько, что его сыновья (сперва Юрий, затем Иван Калита) уже могут спорить за власть с ведущим княжеством Волго-Окского междуречья – с Тверью! И захватить эту власть… Вот откуда я начал… Я увидел, что психология людей XIV–XV веков разительно отличалась от нынешней своей действенностью. Если люди приходили к какой-то мысли, то они не сидели и не рассуждали по этому поводу, а тут же стремились эту мысль претворить в дело.
Произошел переход от общества, которое могло только плакать, стонать и разбегаться при подходе сильного врага, к обществу, которое вдруг охрабрело и вдруг объединилось. Попробуйте просто читать летописи как перечни поступков: ну, ссорятся князья друг с другом, кто-то на кого-то доносит, и вроде бы все это продолжается и кажется уже неизменным. Но если при чтении вникнуть в суть позиций сторон, убедитесь, что вечная борьба эта неожиданно приобрела совершенно иной характер.
Вдруг прямые потомки издавна враждующих родов стали вести борьбу не за лучший кусок, а за то, кто объединит Волго-Окское междуречье, чтобы возглавить сильное и активное государство с наступательной политикой. И бешеная борьба Твери с Москвой шла вовсе не из-за местных интересов. Это была именно борьба за Великий Стол. Так я и назвал свою вторую книгу по истории Московской Руси»…
Конечно же, это и было рождением эпоса, о котором столько думал Балашов фольклорист.
Интересно, что и сам Балашов тоже ощущает себя в это время эпическим персонажем, не очень-то и соразмеряя свои реальные силы с реальными проблемами…
Глава шестая
Государи московские
Паши, сей и мели зерно, это святая работа, и в ней одной уже – оправдание жизни твоей. А ежели ты возможешь иное, делай тоже, но не гордись, не возвышай себя над пахарем. Засевай ниву душ человеческих, созидай и твори и знай, что ты мелешь зерно. Созидай труд рук твоих с усилием разума, и если слишком легок твой труд, усилься и делай больше, ибо несть веры тому, кто лукавит в работе своей.
1. Письмо Д.М. Балашова о жизни в неперспективной Чеболакше. 2. «Государи московские». Ощущение немереной силы. 3. Былинные битвы 4. Битвы в Чеболакше. 5. Божье чудо романов Балашова 6. Роман «Симеон Гордый» 7. Семья Балашова. 8. Разрыв с Влазневой. Стихотворение. 9. Пожар
Быть может, и превратилась бы Чеболакша в нечто подобное Михайловскому, Спасскому-Лутовинову, Ясной Поляне, но шли семидесятые, и вчерашние шестидесятники, отчаявшись дождаться возвращения комиссаров в пыльных шлемах, потащили страну в гигантоманию великих строек, в русофобские, человеконенавистнические кампании неперспективных русских деревень.
«Письмо это пишу при свечах в деревне Чеболакше Кондопожского района Карелии, – свидетельствует из тех лет сам Дмитрий Михайлович[84]. – Свет у нас отключили три месяца назад, до того он едва горел – линию к нам не чинили с тех пор, как она была поставлена. Столбы подгнили, падают, «тяжелое дело», говорят в округе. Надо ставить бетонные опоры, пасынки, т. е. капитально ремонтировать около восьми километров передачи. Деревня маленькая, зимою в глухую пору здесь остается одиннадцать жителей. В основном это старики, которых лишили возможности посидеть у телевизора, лишили возможности выйти в сени и хлев без риска оступиться и упасть. С керосиновой лампой не находишься. Я предпочитаю свечи, от них не такой тяжелый дух.
В самую глухую пору и я не остаюсь здесь.
Я писатель и ученый фольклорист, но творческой работой занимаюсь только здесь, боле того, только здесь и могу заниматься. Не знаю, почему уж так! Это, как говорится, секреты творчества. Кроме того у меня здесь дом, налаженное место работы.
Налоговый инспектор, недавно побывавший здесь, уверил меня, что свет обязаны сохранять даже для одного жителя.
Впрочем, наша деревня не такая уж и маленькая. Чуть весна – приезжают хозяева пустующих домов, садят картошку, рыбачат. Дети, старики, жены – живут тут все лето. Постоянно, я подсчитал, в Чеболакше в летнюю пору проживает до шестидесяти человек, в воскресные дни бывает сто и больше.
Деревня разделила судьбу многих и многих подобных деревень. Она из деревни превратилась в дачный поселок…
Прибавлю, что за последние годы наша деревня стала даже возрождаться в своем новом качестве, чинят дома стоявшие пустыми много лет, появляются новые и новые сезонные жители.
Но вот передо мною ответ из Совета министров Карельской АССР, куда я писал по поводу электроснабжения…
Последняя фраза про указания – прибавлена просто так для красного словца или стыдобушка заела все-таки. Представляю, как бы возопил тот же министр, кабы у него дома или на даче отключили свет за неперспективностью! Почему в самом деле в дачные поселки свет проводят, а здесь отключают?
Какие перспективы нужны, чтобы пользоваться не лучиною, не свечкой гражданской парафиновой, а лампочкой Ильича.
Что, завод тут надо построить?
Или мало сделали для Родины старики, что доживают свой век в деревне Чеболакше?
Или есть закон, по которому малые населенные пункты после какого-то человеческого предела автоматически лишаются света?
Если есть такой закон, пусть его сообщат.
Полагаю также, что каждый житель этой деревни так же заработал своим трудом право на элементарное внимание и уважение к себе, полагаю, что делить граждан Советской России на перспективных и неперспективных безнравственно и противоречит духу нашего общества.
84
ГАНПИНО. Ф. 8107, o. 1 д. 621.