Психоконструкт

— Не хочу быть пешкой. — Упрямо пробормотал себе под нос Винсент, когда шёл вместе с остальными на процедуры. Задумчивая девушка с двумя косичками обернулась, услышав его слова, и посмотрела на него с пониманием и сочувствием.

До вечера весь день оказался забит какими-то совершенно бессмысленными делами. Лечебная физкультура, долгая беседа с улыбчивым доктором-психиатром, какой-то скучный и приторно радостный фильм в небольшом кинотеатре, обязательные полчаса в игровой комнате, которые Винсент просто проспал. Ужин был чуть менее безвкусным, чем обед. И желе на десерт дали трёхцветное, со сливочными прослойками. Потом все так же покорно и одной колонной прошли в читальный зал. Час перед сном на какую-нибудь спокойную книгу или журнал, чтобы ужин успел улечься, а мозг — расслабиться.

Винсент бесцельно бродил между стеллажами, читая первые попавшиеся корешки. Ничего подходящего. И сероглазого после обеда он так ни разу и не видел. Винсент выбрал какой-то слезливый дамский роман и нашёл глазами ту девушку с косичками.

— Добрый вечер. — Он дождался кивка и сел в кресло рядом с ней, положил книгу на читальный столик. — Я только утром здесь оказался, ничего ещё не знаю, а обращаться к санитарам как-то неловко.

— Понимаю, вас. Я сама здесь не так давно. — Девушка посмотрела на обложку книги Винсента и понимающе улыбнулась. — Мне здесь тоже совершенно нечего читать. Поэтому выбираю какую-нибудь книгу наугад. Или думаю прочитать подряд какую-нибудь полку. Это не имеет значения, все книги здесь такие пресные.

— Я ничего здесь не читал. — Винсент грустно покачал головой. С этой девушкой было легко говорить, но в её голосе и позе сквозила безнадёжность. — Скажите, а как вас зовут?

— Это не важно. Если тебя и спросят, то скорее уже в какой комнате ты живёшь. Это ещё имеет смысл. Есть более привилегированные, есть для новичков, есть для возмутителей спокойствия. — Девушка улыбнулась устало и безразлично. Она была здесь недавно, но успела пропитаться этим местом сильнее, чем многие другие. Винсент отметил для себя, что у неё, скорее всего, хорошая фантазия и восприимчивость. — Так что мой номер 25/01, а твой?

— Мой 18/56. Новичок, да? — Винсент спрятал за улыбкой своё разочарование. Она умела сочувствовать и только поэтому казалась живой. — Может быть, вы сможете ответить ещё на один вопрос? Почему здесь никто ни с кем не разговаривает?

— А о чём? У всех всё одинаково. Разве что таблетки могут быть разные, но не их же вкус и цвет обсуждать? — Девушка пожала плечами, она принимала как должное почти полную социальную изоляцию пациентов. — Едва мы попадаем сюда, нам говорят — следуйте за остальными и делайте как они. Все молчат, и мы молчим, просто идёт туда же, куда они. Делаем тоже, что они.

— Спасибо. — Винсент кивнул, поёжившись от накатившегося откуда-то из живота ужаса. — Спокойной ночи.

Он встал и направился к выходу из библиотеки, хотя время на чтение ещё не прошло. Никто не остановил его, хотя спиной он чувствовал недоумённые взгляды. Разве так можно? Ему было страшно находиться среди покорных существ, ещё недавно бывших людьми. Дойдя до своей комнаты, он остановился. Сероглазый говорил, что камеры слежения есть везде. Это его паранойя?

Винсент выругался и открыл дверь. Всё так же, как было утром. Он прошёл в ванную и с неудовольствием обнаружил, что запереться внутри нельзя.

— Хоть немного личной жизни! Хотя какая там жизнь? — Винсент включил воду, выкрутив горячий кран до упора. — Полная социальная кастрация и подавление коммуникативных потребностей. Он был прав, тут не лечат, и выпускать отсюда нет смысла.

Винсент выключил воду и залез в ванну. Было непривычно и неудобно — слишком сильно она отличалась от той, к которой он привык. Здесь отличалось всё, и приспосабливаться ему совершенно не хотелось. Но одному не сбежать — так он сказал. Винсент был уверен — сероглазый пытался. Значит, знает все опасные места и способы слежки и контроля.

— Только бы выбраться. — Едва слышно пробормотал Винсент. Дальше он сможет найти тех, кто обелит его имя, исправит эту ошибку.

Беги отсюда! Не сдавайся!

— Сам знаю. — На выдохе, даже по губам не разобрать. Винсент не стал протирать запотевшее маленькое зеркало, он знал, чьё лицо в нём увидит — голова уже начала побаливать, как всегда, когда он видел это чужое лицо. Только сейчас подсказки ему были не нужны. Сдаваться он не собирался. Не здесь! Тут не было нормальной еды, нормального сладкого и нормальных книг. Даже не было нормального чая, не говоря уже о кофе — только травяной.

Следующее утро началось с мелодичного, но настойчивого звонка. Винсент едва не свалился с кровати — не слишком удобной и узкой — пытаясь найти будильник. Через некоторое время звон прекратился сам собой. Потом был завтрак, процедуры, беседы с психотерапевтом и отдых перед обедом. Всё повторилось на третий день, и на четвёртый. Винсент не прекращал искать среди пациентов сероглазого, но его не было. Спрашивать у санитаров было опасно. Оставалось только верить, что он не придумал его сам от отчаянья и страха. И стараться не принимать таблетки.

Через пять дней сероглазый, наконец, появился за завтраком, ещё более нервный и худой, чем при их первой встрече. Он прошёл мимо Винсента с подносом и едва заметно ему кивнул. Было в его движениях что-то странное, почти неестественное. Санитары проводили сероглазого подозрительными взглядами, но остались стоять на своих местах.

Винсент забрал свою порцию и направился к дальней части столовой, туда, где у самой стены сидел его единственный друг в этом странном заведении. Ему было совершенно наплевать на то, что подумают санитары и медсёстры.

— Давно не виделись. — Винсент поставил свой поднос на столик и сел. Сероглазый вяло ковырял ложкой кашу, но есть даже не пытался. — Ты плохо выглядишь.

— Это после карцера. — Ядовито бросил сероглазый. Потом он всё-таки пересилил себя и почти с отвращением проглотил одну ложку каши.

— Карцера? Это же не тюрьма! — Винсент говорил тихо, хотя после такого заявления ему захотелось вскочить и закричать. Их же считают больными, как они смеют так с ними обращаться?

— По сути как раз тюрьма. Не бери в голову. Как, осмотрелся, нравится? — Яда в его голосе стало ещё больше. Винсент поморщился и кивнул.

— В чём-то ты прав. Здесь происходит полная социальная деградация граждан. — Это должно было возмущать, но Винсент был слишком напуган. — Я не понимаю, зачем они это делают.

— Всё просто. Нет мыслей — не опасных идей. Нет компании — не с кем их обсуждать. Это своего рода очистка до полного отбеливания мозга. — Сероглазый стал активней перемешивать кашу, а потом съел три ложки подряд. — Сюда не всех пихают, только тех, кто мыслит слишком опасно. Остальных действительно быстренько подлечивают и отправляют домой. Так что считай тюрьма. Для инакомыслящих.

Пока он жевал, Винсент думал над его словами. Действительно, это что-то вроде стерилизации мозга. Однообразная рутина, отсутствие новых впечатлений, какого-либо стресса, успокоительные лекарства, никакой работы — всё это забивает мысли, спутывает их, а потом убивает. Тот, кто не думает, точно не опасен — крайняя мера, гуманная эвтаназия личности.

— Ты понимаешь, парень. — Сероглазый удовлетворённо кивнул.

— Понимаю. Как тебя зовут? Только не говори, что по номеру карцера, где ты бываешь чаще всего. — Винсент улыбнулся и зачерпнул со своей тарелки варёных овощей. Здесь их готовили как-то безвкусно. Даже хуже, чем в готовых обедах, а это говорит о многом.

— Можешь называть Трикстером. — Усмехнулся сероглазый. Ему нравилась его собственная шутка.

— Трикстер? Странное имя. — Недоумённо проговорил Винсент, пробуя новое слово на вкус. — Моё обычное — Винсент.

— Это не имя. Так называли богов-шутников, понимаешь? Богов, которые несли хаос. Не злые, но и совсем не добрые. Источники раздоров. Такие были в каждой культуре. — Сероглазый самодовольно улыбнулся. Он сам придумал себе это прозвище, но никто ещё не спрашивал его имя. — Я прочитал о них в одной книге. Она была в библиотеке, в самом дальнем углу. Её быстро убрали, кажется.