Страница 9 из 18
– Габриэль, иди угости сыром Жанетту, пока эта свинья все не съела. Она целый день или танцует, или стоит у реки и смотрит на воду, будто та с ней разговаривает, и наверняка уже успела проголодаться.
– А где она? – В груди у Саймона затрепетало от возбуждения.
– А вон она – резвушка в красном платье. – Пьер указал на полную энергии девушку, что двигалась быстро и ловко. Ее длинные, немного растрепанные черные волосы, украшенные цветами, ниспадали до пояса.
«Я самый счастливый из всех историков, когда-либо живших на этом свете». От радости у Саймона закружилась голова, а Габриэль тем временем на длинных жеребячьих ногах направился к Жанне д’Арк.
– Жанетта? – Руки юноши немного тряслись, когда он протягивал ей хлеб и сыр.
Жанна д’Арк, Орлеанская дева, причисленная к лику святых, обернулась.
У нее были большие синие глаза, в которых отражался покой и проницательная сила. Казалось, они видели Габриэля насквозь, проникали в самую его душу. Он затаил дыхание и мог только смотреть на нее не отрываясь, кровь в нем забурлила, он залился краской и…
Мир вокруг скомкался, как бумага. Природа вокруг, танцующие люди – все вдруг с головокружительной быстротой рассыпалось на мелкие осколки, унося с собой незабываемо прекрасное лицо юной воительницы.
Саймон Хэтэуэй остался в кромешной темноте и услышал собственный крик.
4
– Саймон, что за…
Тошнота накрыла Саймона волной так внезапно, словно удар под дых невидимым гигантским кулаком. В горле драло, как он понял, от истошного крика, но Хэтэуэй продолжал кричать, хотя звука собственного голоса не слышал. Его, опутанного ремнями, трясло, пот струился по телу ручьями, губы сделались сухими, как вата. Шлем с головы сняли, и прохладный ветерок принялся обдувать его влажное лицо. Саймон перестал кричать и вместо этого принялся судорожно хватать воздух ртом, одновременно всматриваясь в лицо женщины, которая показалась ему незнакомкой.
Это была не она.
– Прости, Саймон. – Голос словно ножом прорезал охватившую его панику, и из помутненного сознания медленно всплыло имя – Виктория. – Я не ожидала такой реакции на эту конкретную симуляцию. – Дать тебе бумажный пакет?
Вопрос вызвал такое отвращение, что Саймон невероятным усилием воли сдержал рвотный позыв и проворчал что-то нечленораздельное. Виктория приняла его мычание за «нет» и принялась расстегивать застежки на ремнях, которые, казалось, змеями оплели все его тело. Хэтэуэю с невыразимой тоской захотелось кожей ощутить простую тунику из грубой шерсти.
– Что случилось? – хрипло выдавил из себя Саймон.
Доктор Бибо с тревогой смотрела на него.
– Произошла рассинхронизация, неожиданно и резко, – сказала Виктория. – Такая реакция обычно возникает во время батальных сцен. Что случилось?
– Не знаю. – Саймон кивком поблагодарил ее за освобождение от ремней и осторожно сошел с платформы. Ноги были ватными, и, когда Виктория взяла его под локоть, он не стал возражать. Женщина довела его до стула и подала стакан воды. – Вы были правы: рассинхронизация действительно вещь неприятная. Чувствую себя так, будто меня лошадь лягнула в грудь.
Виктория чуть заметно улыбнулась: Саймон быстро восстанавливался, и она почувствовала облегчение.
– Вы так говорите, как будто пережили что-то глубоко личное. Это так?
– Нет, – ответил Саймон. – Глубокие переживания испытал Габриэль, а не я. Но почему произошла рассинхронизация?
– Сама не пойму, – призналась Виктория. – Хотя у меня есть пара идей на этот счет. Прежде всего, Саймон, вы сами намеренно вытащили себя из симуляции. Зачем?
– Я этого не делал.
– Нет, – продолжала настаивать доктор Бибо, – делали. Габриэль не мог выйти из потока собственной памяти.
– Нонсенс. Я только встретился лицом к лицу с самой Жанной д’Арк. Мечта любого историка! Так с какой стати мне намеренно прерывать этот опыт?
– Вот и расскажите мне. – Виктория подняла руку, прерывая поток готовых сорваться с его губ возражений. – Я давно этим занимаюсь, Саймон, и довольно неплохо определяю причину внезапной рассинхронизации. – Значительно мягче она добавила: – Саймон, вы… попросту говоря, сбежали.
Профессор Хэтэуэй вспыхнул.
– И мы не возобновим работу, – продолжила доктор Бибо, – пока я не выясню причины произошедшего. Это может вам навредить.
– Я скажу, кому вы сможете этим навредить – моей карьере, которая закончится в ту же секунду, если я не предоставлю Риккину интересующую его информацию, – резко ответил Саймон. Он провел рукой по волосам и обнаружил, что они мокрые от пота.
Виктория продолжала настаивать:
– Если эффект просачивания вас сломает, бессмысленно будет волноваться о вашей дальнейшей карьере. Саймон, ваши показатели значительно превысили допустимые нормы. Возбужденный мозг выбросил в кровь огромное количество гормонов, резко усилилось сердцебиение, началось сильное потоотделение. Повторюсь, если бы такое случилось во время сражения, это было бы понятно, но… – Виктория замолчала и покачала головой, а затем продолжила, уже гораздо спокойнее и тише: – Я говорила вам, что собственными глазами наблюдала, как человек потерялся в прошлом, считая себя ассасином, чей поток памяти он исследовал. Он порвал отношения со своей девушкой, потому что полюбил другую, ту, что умерла двести лет назад. У него случались временные помутнения сознания, и когда он приходил в себя, обнаруживал письма, написанные ему Арно Дорианом… по-французски, хотя он сам не владел этим языком. В конце концов он умер, Саймон. Признаюсь, наблюдать за всем этим было невыносимо, и я до сих пор живу с чувством вины. Я должна была прервать процесс до того, как все зашло так далеко. Второй раз я не совершу подобной ошибки. Поэтому, пожалуйста, объясните мне, почему вы вышли из потока памяти своего предка?
Саймон вздохнул и на мгновение закрыл глаза:
– Что-то в этой девушке его сильно взволновало… и до смерти напугало.
– Не вас, его?
Саймон на секунду задумался.
– Сейчас мне трудно это определить. – И это было правдой.
Виктория наклонила голову и как-то странно на него посмотрела. Профессор Хэтэуэй смутился, доктор Бибо попыталась спрятать улыбку.
– Что ж, давайте проверим. – Виктория подошла к компьютеру и проверила его показатели. – У вас произошел выброс серотонина, дофамина и норэпинефрина. Понимаете, что это значит?
– Я не химик.
Лицо женщины расплылось в улыбке.
– Только не говорите мне, что забыли, насколько всепоглощающей может быть первая любовь.
Саймон оторопело уставился на свою напарницу:
– Вы это серьезно?
– Абсолютно.
– Просто, мать его, прекрасно, – со вздохом протянул Хэтэуэй. – Мне придется болтаться в теле по уши втрескавшегося юнца. Надеюсь, хорошая драка даст выход его тестостерону.
– Или чему похуже, – сказала Виктория.
– Нет, – устало и очень искренне сказал Саймон. – Хуже уже просто некуда.
– Если это как-то поможет, хочу напомнить, что Жанна д’Арк была чрезвычайно харизматичной личностью. У юноши в пубертатном возрасте с соответствующим этому периоду интересом к девушкам не было ни малейшего шанса.
Успокоившись и собравшись с собственными мыслями, Саймон попытался вспомнить все и посмотреть на девушку, которой суждено было стать святой покровительницей Франции, не глазами переполненного гормонами юнца, а глазами непредвзятого историка.
– Пожалуй, я соглашусь с этой гипотезой. Но думаю… что это еще не все. За всем этим кроется что-то еще… – Саймон посмотрел на Викторию. – Я хочу вернуться.
Она подумала с минуту и кивнула:
– Хорошо. Но давайте выберем другой временной отрезок. – (Саймон мысленно поблагодарил Викторию, пока женщина просматривала свои записи.) – Жанна еще неделю провела в Бюре-ан-Во в обществе Лаксартов. – Доктор Бибо взглянула на профессора Хэтэуэя, едва сдерживая улыбку. – Возможно, ей захотелось быть ближе к Габриэлю.
– Просто превосходно, – сокрушенно сказал Саймон.