Страница 4 из 17
– Позову. Ты знаешь, что случится завтра? Ты уже видела такое? – Острые мысли привели за собой острые вопросы.
– Завтра наступит время сказок. Ты станешь иллюстрацией.
– Время какой сказки наступит? – Она уже и сама знала, какой. Можно было не спрашивать.
– Он называет это постмортем. На его картинках все должны быть мертвыми. Волк уже мертв…
– А завтра умру я?..
– Ты не умрешь. Ты сбежишь и позовешь на помощь!
– А если он разозлится и убьет тебя?
– Не убьет. Это не моя сказка. – Маруся пожала плечами, спрятала гребешок в складках платья. – Спокойной ночи, Алиса.
– …Вот и настало время сказок, дитя! – Сказочник в возбуждении потирал ладони. – Я выбрал для тебя чудесную сказку и сшил чудесный наряд!
Наряд лежал на верстаке. Он и в самом деле был чудесный. Надень Алиса такую красоту на новогодний утренник, все девочки в детдоме умерли бы от зависти. Но сейчас смерть нависла над ней самой. Она протягивала Алисе полосатые чулочки, шерстяное платье, белоснежный передник и сшитый из алого атласа плащ. А под верстаком дожидались своего часа остроносые башмачки.
– Надевай же, дитя! – сказала смерть голосом Сказочника.
Наряд пришелся Алисе впору, даже башмачки. Осталось самое главное – бархатная красная шапочка. Скоро она сама станет сначала Красной Шапочкой, а потом персонажем иллюстрации. Она станет постмортем…
Портняжные ножницы лежали на краю верстака под обрезком алого атласа. Алиса видела лишь их очертания.
– Теперь ты готова, дитя! – Сказочник улыбался под своей маской, руки его дрожали от нетерпения. – Погоди, осталось самое главное…
Самое главное – это чашка с чаем, вот только сейчас в нем не снотворное, а яд. Так сказала Маруся, и Алиса ей поверила.
Сказочник отвернулся всего на секунду, и этой секунды Алисе хватило, чтобы обеими руками сжать ножницы и изо всех сил воткнуть их ему в бок. Сначала что-то тихо хлюпнуло, а потом голова Алисы чуть не лопнула от рыка. Ей показалось, что это очнулся от вечного сна волк, потому что человек не может издавать такие ужасные звуки. Но рычал не мертвый волк, а живой человек. Все еще живой и все еще смертельно опасный…
Маруся велела не тратить силы и время на попытки вытащить ее из погреба, велела бежать со всех ног и привести помощь. И Алиса побежала. Она перепрыгнула через корчащегося на полу Сказочника, обогнула верстак, больно ударившись боком об его угол, на лету поймав падающую с верстака книгу. Дверь мастерской была заперта изнутри, но не на ключ, а на тяжелый железный засов. Если навалиться всем телом, если потянуть изо всех сил, у нее получится.
Получилось. Яркое солнце резануло по глазам, ослепляя, но ноги в остроносых башмачках уже несли Алису прочь от мастерской. Она бежала не разбирая дороги, падая, разбивая в кровь коленки, царапая лицо и руки о ветки деревьев. Она потеряла башмачки, потом атласный плащ, а ненавистную красную шапочку сорвала с головы сама, зашвырнула в придорожные кусты. Оказывается, теперь она бежала уже не по лесу, а по дороге, и пыль окутывала ее серым облаком. А за спиной слышалось страшное рычание, Сказочник гнался за ней верхом на сказочном звере. Наверное, в услужении у него имелся не только мертвый волк, но иная, куда более опасная тварь. Бежать. Бежать изо всех сил…
Силы кончились, и Алиса упала в пыль, зажмурилась, дожидаясь, когда сказочная тварь приблизится, схватит острыми зубами за шею… А тварь вдруг перестала рычать, заговорила человеческим голосом:
– Ну, малая, ты даешь! Я ж тебя чуть не переехал! Ты откуда такая взялась?
Это был не Сказочник, а самый обыкновенный человек на самом обыкновенном тракторе. Он смотрел на Алису сверху вниз и скреб пятерней серую от дорожной пыли щеку.
– Я же говорила, не нужна нам никакая милиция! Видите, побегала и сама вернулась как миленькая! – Голос директрисы вибрировал на такой высокой ноте, что Алисе хотелось зажать уши руками.
Она сидела в здравпункте зареванная, вспотевшая, грязная с головы до ног, вцепившись в теперь уже свою книгу, прижав ее к груди.
– Где ты шлялась, Авдеева? Где ты шлялась целых десять дней?! – Голос директрисы сорвался на визг, но в визге этом отчетливо слышалось облегчение.
Значит, ее не было всего лишь десять дней? А казалось, что целую вечность…
Алиса попыталась объяснить, честно рассказать о Сказочнике, мертвом волке и Марусе.
Ей не поверили! Не поверили ни единому слову! Никто не собирался искать Сказочника и спасать Марусю! И когда Алиса осознала это окончательно, она закричала. Она кричала так громко, что сорвала голос. Она умоляла, уговаривала, плакала в тщетной попытке достучаться до этих равнодушных, озабоченных лишь собственными проблемами взрослых.
– Сложная девочка. Сложная девочка с проблемной психикой, – сказала директриса за мгновение до того, как в Алисино плечо вонзилась острая игла.
Комната закружилась, и Алиса закружилась вместе с ней, падая, проваливаясь в глубокую черную яму, мертвой хваткой цепляясь за теперь уже свою книгу сказок, из последних сил стараясь не забыть Марусино лицо…
Забыла… Или ее заставили забыть? Сложная девочка с проблемной психикой, которую непременно нужно лечить.
Лечили… Когда таблетками, а когда и уколами. Лечили от бредовых фантазий и склонности к бродяжничеству.
Вылечили… Почти. Дурные воспоминания сбежали, затаились, но лишь затем, чтобы ночами возвращаться в кошмарах, тянуть к Алисе когтистые лапы, скалиться страшной маской, шептать ласково на ухо: «Пришло время сказок, дитя!»
Ей оставили книгу. Наверное, директриса посчитала ее не стоящей внимания, просто не заглянула внутрь, не увидела страшные картинки. Или не увидела выбитую на корешке дату, не поняла реальную цену. Алисе уже было неважно. Она почти излечилась и почти поверила, что причиной всему вот эти страшные картинки, которые подтолкнули ее к самому краю, едва не уничтожили. И Марусю она почти забыла. Пока Маруся не повадилась заглядывать в ее уже взрослые, но все равно страшные кошмары…
– …Он придумал новую иллюстрацию. – Маруся садилась на край Алисиной кровати, вынимала из складок своего платья гребешок. – Сейчас он шьет красные башмачки, говорит, что для постмортем очень важны детали. – Гребешок скользил вверх-вниз, путался острыми зубьями в волосах, рвал их с тонким звоном, но Маруся, кажется, этого не замечала. Как не замечала она и кровавых капель, марающих подол ее чудесного платья.
Алиса просыпалась в холодном поту, зажимала рот ладонью, пытаясь не выпустить в этот мир рвущийся из ночного кошмара крик. А когда стало совсем невмоготу, пошла к психологу. Вот только психолог не помог – помог Макс.
– Хватит! – сказал он однажды утром, крепко, до боли, стискивая Алисины плечи, прижимая к себе ее каменеющее от паники тело. – С этим нужно разбираться.
– С кошмарами? – В объятьях Макса почти получалось поверить в то, что творящееся с ней – всего лишь кошмар. – Психолог не разобрался. Думаешь, у тебя получится? – Не нужно было злиться, но вот как-то само собой получалось – и злиться, и отталкивать настойчивые Максовы руки.
Если бы его было так легко оттолкнуть, его бы уже давно не было в Алисиной жизни. Если бы все было так просто, он бы не стал связываться с бывшей детдомовкой, не выменял бы спальный мешок на чашку кофе, не пытался бы прорваться за плотный полог ее кошмаров.
– Это не кошмары, это воспоминания. Тебе просто нужно вспомнить, Алиса!
Книгу сказок Алиса никогда не держала на виду. Сказать по правде, она ее даже не открывала. А Макс открыл. Положил поверх измятых простыней, сказал:
– Давай начнем с малого. Где ты взяла эту книгу?
– Мне сказали, что я ее украла, когда была ребенком.
– Украла раритетное издание, цена которому не одна тысяча долларов? Ну, допустим. – Ладонь Макса заскользила вверх по спине, уговаривая расслабиться, успокаивая. – У кого ты его украла, Алиса?