Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 88 из 116

На продуваемом крыльце его опять встретила тройка охранников, по-прежнему неприветливых и настороженных. Пока возился с завязками плаща, юноша исподволь рассматривал незнакомых воинов. Внизу у ступеней уже топтались в нетерпении две мокрые фигуры.

— Здорово! — Шагалан кивнул Ретси. — Где бы тут найти сухой и укромный уголок для разговора?

— Совсем укромный? — Зубы хамаранца щелкнули от холода. — Тогда здесь рядом есть навес — плохонькое, но укрытие.

Отошли недалеко по раскисающей на глазах дороге, забились в какой-то закуток между высокими поленницами. Резкий запах мочи недвусмысленно указывал на обычное применение этого укрытия.

— Ну и в чем дело-то? — немедленно начал Ретси. — У ребят там пирушка маленькая образуется. В последние дни нечасто выпадает, а я вместо удовольствия под дождем слоняюсь. Выкладывай быстрее, приятель!

Шагалан внимательно огляделся:

— Никто не ввалится в неподходящий момент?

— Это в дождь-то? Скажешь тоже! Легче с порога струю пустить, чем тащиться сюда. Ты про суть говори, пилигрим.

— Помощь ваша, братцы, нужна.

— Чего, прямо сейчас?

— Именно сейчас. Я только что беседовал с Аалем и Бархатом. Так вот… есть подозрение, что кто-то из них исподтишка сотрудничает с мелонгами.

Изумленная пауза воспринималась уже привычно.

— Невероятно, — покачал головой Ретси. — Ааль связался с врагом? Ты что-то напутал, Шагалан.

— На этом настаивает еще один человек, очень авторитетный.

— Кто же?

— Сегеш. Он едва не заплатил за чье-то предательство жизнью.

— Ты видел старика Сегеша?

— Вчера.

— Ну, не знаю… Старик, конечно, фигура прославленная, просто так очернять людей вроде не должен, и все же… Большой Ааль сам не последний среди лесной братии.

— Насчет Ааля и мне с трудом верится, — поддержал друга Эркол, — а вот Бархат, вполне допускаю, способен на подобное.

— А это с чего взял? — удивился Ретси. — Тип, бесспорно, малоприятный…

— Тип гнусный и скользкий. Вечно что-то замышляет, шушукается, высматривает, глаза — колючие, улыбка — лживая.

— Все точно, дружище, но отсюда до измены далековато. Нужно что-нибудь более конкретное для таких обвинений.

Эркол обиженно надулся:

— Конкретного не знаю… Знал — давно бы червяков в земле кормил, этот упырь мигом посодействует. Бове Хартига с ребятами ведь он замучил, лишь списал потом на Царапу! Да и… подозрительный он… Например, иду как-то к Мигуну за покупками… за травкой то есть…

— Да при чем здесь-то?…

— Пусть рассказывает. — Шагалан жестом унял Ретси.

— Подхожу, значит, к кузне, слышу — дверь отворяется. С чужаками, сами понимаете, сталкиваться не с руки, я в кусты юрк, затаился. Навстречу кто-то по тропинке топает, быстро так, уверенно. Дело к ночи, темень кромешная, но ежели человек в трех шагах от тебя… Короче, Бархат это и был.

На секунду все замолчали.

— Ну и что? — пожал плечами Ретси. — Где же тут измена?

— А я и не говорю про измену. Только подозрительно больно: зачем атаман посреди ночи в кузню подался, а?

— Зачем и все — купить чего-нибудь.

— Да чего купить? Травку он не курит, хмельное с народом не пьет. Жратву? Да он на кухне-то никогда не появляется, служку присылает. И потом, где ты видел, чтобы Бархат вообще один за ворота высунулся, без охраны и ночью? Клянусь бородой Станора, нечисто что-то с ним, как есть нечисто!

— Ерунда какая-то! — Ретси отмахнулся, но осекся, заметив серьезное лицо Шагалана.

— Любопытно, — заключил юноша. — И необходимо во всем этом разобраться, пока большая беда не стряслась. Пособите?

— Каким же образом?





— Проследите за обоими атаманами. Недолго, час или два. Думаю, после беседы со мной они начнут шевелиться, нужно засечь.

— Нам что же, к ним через охрану в дом лезть?

— Никуда не лезть, наблюдайте снаружи. Предатель или выйдет сам, или вызовет к себе посыльного. Возможно, верхового.

— И как тогда, вдогон бежать?

— Проводите до ворот. Глянете, в какую сторону направляется. Высматривать затем будет просто опасно, возвращаетесь и сразу извещаете меня.

— Да сколько ж времени-то минует?

— Ничего. Я… догадываюсь примерно, куда негодяи кинутся. И там найдется кому о них позаботиться.

— Это ты про кого? — в один голос воскликнули приятели.

Разведчик помедлил с ответом. Сейчас он доверял вовсе уж ценные сведения:

— Встретит один мой… товарищ. Тоже с дальнего берега.

— Еще богатырь? — фыркнул Ретси.

— Вроде. Вдобавок, в затее участвует старик Сегеш. Серьезные силы? И веселье начинается, братцы, шумное. Разберемся здесь — на более зубастого зверя двинемся, на целую страну шорох поднимать! — Шагалан и сам до конца не осознавал, зачем полез в такие подробности. — Все понятно? Я либо в казармах, либо… у девушек.

— Уж тут яснее ясного, — скривился Эркол, вставая. — Неясно только, чем эта общая потеха обернется… Ну да ладно, дружище, попробуем. Как-никак честь ватажная на кону…

Покинув смрадный закуток, Шагалан пустился прямиком к разбойничьим казармам. Как и ожидал, маленький отряд Кули успел смениться и теперь собирался к ужину. Юноша отозвал их вожака в сторону. Повод совершенно невинный — требовалось незамедлительно наведаться на оружейный склад. Куля принялся было ворчать, но проситель оказался слишком серьезен и непреклонен. По прошествии получаса на выходе из склада Шагалан укрыл под плащом увесистый сверток. Потом покосился на спутника, запиравшего замок:

— Вопросик к тебе, дядя, есть.

— Чего еще? — сумрачно повернулся Куля.

— Вопросик несложный, однако перед ответом подумать стоит.

— Ты говори толком, парень. Сверх того что надобно?

— Не о том я, дядя. Вот скажи, на нешуточные дела ходил? Чтоб с мечами, кровью?

— И с кровью, само собой, дел хватало. Чай, не в последних бойцах значился, на хорошем счету… пока с тобой, баламутом, не свела судьба.

Шагалан ноткой обиды пренебрег:

— Тогда как тертому бойцу: кто для тебя самый большой авторитет в ватаге? Кому бы ты безоглядно поверил во всем, даже на слово?

Куля с подозрением посмотрел на юношу, затем почесал в бороде:

— Известно кому — атаманам. Мы под ними ходим, им и доверяем.

— Ну, а кроме атаманов? Они ведь сами-то в бой нечасто бросаются, так?

— Напрасно ты, брат. Ряж за чужими спинами никогда не хоронился, а у остальных и без того забот… Кроме… могу разве Опринью, пожалуй, назвать. Его слово у парней солидный вес имеет.

— Достойный, разумею, человек?

— И не сомневайся, — заверил Куля, как почудилось юноше, существенно чистосердечнее. — Правильный мужик. В бою — самый ярый, после боя — самый справедливый. Людей своих бережет и через то собственную кровь проливал многократно… Не с чужих языков болтаю, сам свидетель.

Шагалан усмехнулся, подкинул сползающий сверток:

— Людей бережет — это важно. С таким хорошим человеком неплохо бы и знакомство поближе свести. Где он сейчас, в лагере?

— Да здесь где-нибудь, куда ж ему деться? Коли Ряж до сих пор в лесу, стало быть, Опринья неотлучно в лагере. В последнюю неделю только так. Ты по казармам пройдись, поищи.

— Добро, по твоему совету и поступлю. — Разведчик помедлил, словно собираясь еще что-то добавить. Потом молча шагнул в дождь.

Танжина устремилась навстречу, едва он, мокрый, ввалился в комнату. В неверной игре света свечи женщина казалась бледной и растрепанной — неизвестно, провела ли она время в раздумьях, зато волнений явно хватило с избытком. Шагалан жестом задержал готовую броситься на грудь подругу, распахнул плащ. Сверток тяжело шлепнулся на пол с глухим металлическим хрустом.

— Что это? — замерла в испуге Танжина.

Вместо ответа юноша, освободившись от промокшего насквозь плаща, взялся стягивать куртку. Вконец сбитая с толку женщина поняла это по-своему и ласково притиснулась. Шагалан принял жаркий затяжной поцелуй, однако дальнейшие поползновения пресек в корне: