Элемент Водоворота

- Полагаю, с ними все же придется встретиться от имени всего Альянса, как бы это ни было проблематично, – устало проговорил Шикамару, скосив взгляд на шедшего рядом Кадзекагэ. Несмотря на заверения в том, что он чувствует себя неплохо, которые тот лично повторил Якуши Кабуто трижды в разных интерпретациях, разве что кровью не подписался, лицо Гаары было по-прежнему неестественно бледным даже в розоватом свете закатного солнца, впалые щеки подчеркивали стремительно увеличивавшиеся тени, окружавшие испещрённые красной сеткой воспалённых сосудов глаза. – Джирайя-сама откладывал эту почётную обязанность, сколько мог, – продолжил Шикамару. – Да и встречаться с ними раньше было бы глупо, вряд ли они бы порадовались тому, что ни у одной деревни нет главы.

- Встретиться с ними придётся, – согласился его собеседник, привычным жестом потирая ноющие виски. – И боюсь, что делать это придется мне, как Главнокомандующему Объединенной Армии, потому что Хокагэ-доно и Тсучикагэ-доно ещё не достаточно оправились.

- Джирайя-сама, сказал, что готов принять участие во встрече. Мы также сможем обеспечить присутствие приближённых Кагэ всех деревень. Назначим на конец недели? – спросил Шикамару, понимая, что самому Кадзекагэ тоже не мешало бы подлечиться или хотя бы отдохнуть. И что если Темари узнает, что Шикамару стал причиной того, что её младший брат вместо восстановления здоровья занимается политикой, она его придушит.

- Феодалы не станут ждать дольше нескольких дней, – отозвался Гаара. – Послезавтра – крайний срок.

- Тебе виднее, – пожал плечами Нара. – Разошлю письма на рассвете. Эй, всё в порядке? – осторожно осведомился он, заметив, что собеседник несколько замедлил шаг.

Проследив за внимательным взглядом Кадзекагэ, он заметил на противоположной стороне улицы Куротсучи, стремительно вышагивавшую в направлении госпиталя Конохи со стороны торгового квартала деревни в сопровождении своего худощавого товарища по команде. Девчонка тащила в одной руке огромную корзину, полную свежих фруктов и разнообразной выпечки, в другой – пачку свежих газет и две книги в ярких обложках. Хаитсучи неуверенно плёлся рядом, поминутно заглядывая ей в лицо, что-то сумбурно бормоча и пытаясь вырвать из цепких пальцев хотя бы тяжёлую корзину. Прозрачные зрачки слегка прищуренных бирюзовых глаз по-прежнему следили за странноватой парочкой, едва заметные брови встретились на переносице, образуя глубокую морщинку. Шикамару никогда не умел считывать эмоции по лицам, однако на подсознательном уровне ощутил в ауре Кадзекагэ оттенки беспокойства.

Сам того не осознавая, Гаара почти остановился, продолжая наблюдать за ними, не в силах оторвать взгляда. Причину он не мог сформулировать даже для себя, но эта картина ему совсем не нравилась. Не нравилась настолько, что откуда-то из глубины подсознания поднималась жаркая волна ненависти и гнева, по силе сравнимая разве что с беснующимся во время полнолуния Шукаку. Что-то странное, жгучее и разъедающее вспыхнуло в груди слева, заставив до боли стиснуть челюсти и незаметно сжать кулаки.

Впервые после извлечения демона ему осознанно захотелось если не убить, то серьезно покалечить другого человека. Выдавить песком глаза, которые так заискивающе смотрели в ее лицо и безнаказанно ощупывали взглядом хрупкую девичью фигурку. Стереть в порошок руки, которые посмели будто бы невзначай касаться тёплого, загорелого плечика, когда он якобы пытался предложить ей свой теплый плащ, чтобы она не замерзла в опускающейся на Коноху вечерней осенней прохладе. Уничтожить все части его совершенно недостойного подобных прикосновений тела, к которым нечаянно притрагивалась при передаче корзины маленькая ладошка с тонкими перебинтованными пальчиками.

От подобных мыслей по телу прошла крупная дрожь, он слегка тряхнул головой, возвращаясь в реальность и осознавая, что, разумеется, он не станет делать с Хаитсучи ничего подобного только из-за того, что он помог своей напарнице по команде навестить в больнице деда, отца и брата. Если он и был благодарен Шукаку за что-то, так это за то, что за годы совместного существования с демоном он научился контролировать свою ненависть, не поддаваться гневу и мыслить трезво. Однако жгучее, совсем незнакомое ему ощущение в груди не отпускало. Это было уже даже больше, чем ощущение, но еще меньше, чем понимание: ему хотелось, чтобы она была только его.

Хотелось, чтобы огромные карие глаза, в которых обычно танцевали непослушные бесенята, снова смотрели на него. Восторженно, из-под широко распахнутых густых ресниц – только на него. Хотелось слышать её звонкий, заразительный смех, постоянную бестолковую болтовню и то, как она произносила его имя. Полушепотом, доверчиво уткнувшись носом в его плечо – только его имя. Ненавистное имя, всегда служившее напоминанием о прошлом, произнесённое ею, давало призрачную надежду на будущее. Хотелось снова вдохнуть запах непослушных чёрных волос – смесь ароматов детского шампуня, солнечного утра и сливового пирога с корицей, который она притащила в больницу на следующий же день после того, как он очнулся, – только для него.

Хотелось её прикосновений. Совсем не таких, как взъерошивавшие его волосы тёплые сестринские руки Темари, сухие ладони Канкуро, по-братски хлопавшего его по плечу, или, к примеру, удушающие дружеские объятия Наруто. Хотелось тех прикосновений, которые он неосознанно хранил в памяти всё это время: невесомо дотронувшихся до его скулы мягких горячих губ, в последнюю секунду неуверенно сжавшей его пальцы холодной ладошки, нежной, чуть влажной от слез щеки, скользнувшей по его шее, когда она порывисто обняла его в больнице. Только его.

Гаара рвано вдохнул прохладный вечерний воздух, бессознательно ослабив ворот кафтана: стало жарко, и было совершенно нечем дышать, он кашлянул и совсем остановился, мельком взглянув на Шикамару. Нара задумчиво изучал его лицо несколько секунд, затем вскинул руку и громко окликнул девчонку.

- Куротсучи! – он махнул ей, призывая подойти.

Пихнув в опустившиеся под тяжестью груза худые руки Хаитсучи всю свою многочисленную поклажу, девчонка радостно замахала рукой в ответ, сверкнула карими глазами, заметив позади Нары бледное лицо Кадзекагэ, и, в несколько прыжков преодолев разделявшее их расстояние, материализовалась рядом с ними.

- Привет! – аккуратные губы расплылись в широкой улыбке. – А я к деде, папуле и Акатсучи в госпиталь намылилась. Думаете, меня пустят? Этот очкарик-доктор такой серьёзный, мне аж страшно.

- Я поговорил с отцом, – сказал Шикамару. – Это, конечно, проблематично, но он согласился, чтобы я показал тебе лес Нара.

- Ух ты! Правда? – зарделась от восторга Куротсучи. – И там будут живые олени?

- Будут, – ответил ленивый гений, почесав затылок.

- Чума! Живые олени! Гаара, представляешь? – Карие глаза нашли его бледное лицо, намертво вцепившись в морщинку между едва заметных бровей.

- На твоём месте я бы сначала поинтересовался мнением деда по этому вопросу, – выдавил Кадзекагэ, пытаясь не концентрировать взгляд на её губах.

- Какой ты нудный! – надулась девчонка. – Старик сказал, что он был бы не против, если бы какой-нибудь сохатый хорошенько боднул меня рогами по... ну, вы поняли. Чтоб вышибить из меня дурь, – хихикнула Куротсучи. – Нет, кроме шуток, он действительно не против, но только если ты за мной приглядишь.

- Верится с трудом, – отозвался Гаара.

- Не веришь? Ну, я тебе письменное согласие деда принесу, хочешь? – девчонка сложила руки на груди и недоверчиво глянула на него. – Тогда пойдешь? Давайте послезавтра? Шикамару, ты же тоже с нами? И Темари-сан!

- Послезавтра важная встреча с феодалами, – попытался сдержать её натиск Нара.

- К чертям феодалов! – авторитетно заявила Куротсучи. – Кое-кому не помешало бы отдохнуть вообще-то. Всё, послезавтра! А теперь я побежала, а то очкарик-доктор скажет, что я опять явилась в неприёмные часы. Пока! – бросив взгляд на Кадзекагэ, девица унеслась прочь.