Элемент Водоворота

- Гаара, новую технику! – приказным тоном произнес Властитель Деревни Песка.

- Простите меня, – прошептал ребенок, обращаясь к заключенной, но боясь, что отец его услышит. – Сабаку Сосо! – по стенам разбрызгались пропитанные кровью сгустки песка.

Слезы снова потекли из глаз, теплые руки дяди подхватили его с холодной земли и прижали к груди.

- Все хорошо, Гаара-сама, мы идем домой!

Сон сменился. Теперь он сидел на кровати в просторной детской комнате и держал в маленьких руках плюшевого мишку с оторванной головой. Рядом сидел Яшамару и то и дело расстроено качал головой.

- Зачем же Вы так, Гаара-сама? Ведь Вы так любите этого мишку, – грустно произнес он. – А теперь его вряд ли можно будет починить.

- Я просто… – бормотал мальчик. – Я думал, что это из-за него Темари и Канкуро не играют со мной. Папа не дарит им таких игрушек. Я хотел, чтобы мы вместе поиграли, а они… Они…

- Гаара-сама! – Яшамару присел рядом на кровать. – Темари-сан и Канкуро-доно не по своей воле не играют с Вами. Вы не должны держать на них зла, что бы ни случилось. Хорошо?

- Тогда почему? Почему они не хотят поиграть со мной как раньше? Раньше Канкуро показывал мне кукольные представления, а Темари читала сказки. А теперь… Почему?

- Считайте, что это тайное задание, Гаара-сама. Им дал его Ваш отец, – дядя на мгновение отвел глаза. – Но они по-прежнему Ваши брат и сестра. Вы ведь не держите на них зла?

- Брат… Сестра… Значит, они выполняют миссию, да?

- Ложитесь спать, Гаара-сама, я останусь с Вами, чтобы ничего не произошло, – Яшамару сел за стол и включил лампу. Сквозь смыкающиеся веки он увидел, что дядя, исколов себе все пальцы, пришивает оторванную голову медведю.

Гаара сидел на качелях и смотрел, как группа детей играет в мяч. Любимый плюшевый медведь с аккуратно пришитой головой приятно грел локоть. Не смазанные маслом качели поскрипывали с каждым его движением. Дети перекидывали мяч, стараясь обмануть и перехитрить соперника, пока, наконец, не закинули его на высокий балкон соседнего здания. Повинуясь минутному порыву, он встал с качелей и потянулся к мячу, а песок услужливо достал его с недоступного балкона, аккуратно опустив прямо в руки.

- Вот, – он протянул мяч одному из мальчишек и вопросительно посмотрел на него, увидев смесь страха и презрения на его лице. – Возьмите меня поиграть. Я не хочу быть один.

- Не подходи к нам, – буркнул в ответ мальчишка, округлив глаза и инстинктивно выставив руку вперед. – Ты монстр, убирайся отсюда! – добавил он и, развернувшись на пятках, зашагал к товарищам.

Мальчик уже собирался заплакать от безысходности. Яшамару говорил, что нужно делать людям добро, тогда они будут хорошо к нему относиться. Что он сделал неправильно? Почему действительность так не похожа на то, что говорил ему дядя? Виски внезапно пронзила боль, и тогда он впервые услышал внутри себя этот противный, истеричный голос, который внушал, руководил, подсказывал. Он звучал так уверенно, что, казалось, он точно знал, что надо делать, чтобы стало лучше, хотя бы ненадолго.

- Гаара-сама, остановитесь! – прозвучал на периферии сознания крик Яшамару. – Пожалуйста, успокойтесь!

Реальность оказалась далеко не такой прекрасной, какой рисовал ее монстр. Яшамару стоял напротив него, его лоб был разбит, руки, вскинутые для защиты, кровоточили. Он защищал последнего оставшегося в живых мальчишку, который беспомощно хныкал и потирал до костей сдавленную песком лодыжку.

Ударившись спиной о землю, он обнаружил себя в пустыне недалеко от Суны. Солнце уже почти скрылось за песчаными барханами, озаряя прощальными багровыми лучами аккуратные дюны, жаркий пустынный ветер поднимал в воздух золотистые песчинки, закручивая их в причудливые узоры.

Сознание медленно приходило в норму, возвращаясь из детских воспоминаний, которые он пытался стереть из памяти уже через секунду после того, как это произошло в его жизни. Он наконец-то понял, что спит. Все шло по обычному сценарию. Показывать ему во сне воспоминания было любимым развлечением подлеца Шукаку.

То, что он видел сны, вселяло некоторое спокойствие: не то чтобы он был мазохистом и получал извращенное удовольствие от переживания по новой самых отвратительных моментов своей жизни, но по собственному опыту он знал, что когда ничего не снится – это очень плохо. Потому что, если верить старой Чие, сны – это часть сознания. И если ему снятся сны, какими бы кровавыми они ни были, значит, он все еще человек, он чувствует, он в сознании. А если не снится ничего, значит, сознание выключается. Как при Технике Скрывающего Сна…. То есть, Шукаку освобождается.

- Приближаемся к кульминации нашего представления, – подумал Гаара, аккуратно ступая по песку.

Он прекрасно знал, какую картинку Шукаку покажет следующей, но подсознательно каждый раз боялся ее. Все остальные воспоминания, надо было отдать должное изобретательности и яркой фантазии демона, менялись во сне с завидной регулярностью, благо выбор был широкий. Но именно эта картинка была всегда последним ударом. Это было даже не воспоминание, а какая-то болезненная иллюзия, с помощью которой этот жирный тануки безнаказанно манипулировал его сознанием. Однако остановиться он не мог, продолжая медленно продвигаться ближе к западной крепостной стене Деревни Скрытого Песка то ли под воздействием воли психопата-Шукаку, то ли руководствуясь своим неосознанным желанием снова ее увидеть.

Она уже ждала его там. Худенькая женщина небольшого роста, одетая в традиционную для Суны длинную одежду и светлый шелковый шарф, который она использовала в качестве капюшона. Как всегда держит на руках младенца.

- Гаара, – произнесла она каким-то совсем неживым голосом.

- Это я, – юноша опустил голову, подойдя к женщине вплотную, пытаясь прочитать хоть что-то в стеклянных синих глазах.

- Его будут звать Гаара. Самовлюбленный демон. И возлюбит же он только себя, и сражается только за себя. И пусть это станет смыслом его существования. Такова моя воля. Будь проклята Суна! Будь она проклята его существованием!

Ребенок на ее руках истошно закричал, протягивая к матери руки, которые на глазах рассыпались, превращаясь в песок, который ветром разносило по всей пустыне.

- Почему? – сорвалось с его губ. – За что ты так со мной? Я был не виноват. Я даже не родился.

Женщина продолжала смотреть, как остатки песка высыпаются из легкого покрывала, в котором она держала младенца.

- Ответь мне, – Гаара протянул руку, пытаясь коснуться ее плеча, но получил в ответ только мимолетный полный ненависти взгляд, и она тоже начала осыпаться песком. – Мама… – произнес он беззвучно, потому что в горле стоял болезненный истеричный комок.

В огромном зале с высоким потолком, где было темно и жарко, как в пустыне, которую он только что покинул, он увидел знакомую железную решетку, на замке которой была такая же печать, как та, что красовалась на его животе. Шукаку был явно в приподнятом настроении и то и дело лупил по клетке песочным хвостом.

- Развлекаешься? – зло прошипел Гаара, подходя ближе.

- Вот и ты, мой блистательный! – тануки прыгал на всех четырех лапах. – Как тебе наше сегодняшнее кинематографическое путешествие? Мы старались изо всех сил!

- Волшебно, – съязвил Джинчуурики.

- Наконец-то хоть какое-то веселье. А то давно ты не заглядывал в свой «внутренний мир». Мы уже заскучали, – пропел Однохвостый.

- А я-то как соскучился, не передать. – Гаара прищурил глаза, пытаясь заглянуть вглубь клетки, откуда доносился подозрительный шорох и шелест песка. – Что у тебя там происходит?

- Вот ты сейчас первый начинаешь, мой блистательный! Не надо на нас оттачивать свои замашки Кадзекагэ, – обиженно протянул Шукаку. – Своими секретарями командовать будешь, а не нами.

- Отставить истерику, – ответил юноша, складывая руки на груди. – Повторяю для особо непонятливых енотов: ответил мне, что ты там делаешь.

- Эта девочка выглядит вкусненько, – пробурчал тануки.