Страница 50 из 74
– Прости за ту молитву. Я постоянно забываю.
Я отмахиваюсь и оглядываю поле подростов другими глазами.
– Ты с кем– нибудь встречался из них?
Он приподнимает подбородок, указывая на высокую девушку на другой стороне
футбольного поля, которая ест рядом с воротами.
– С Мандой.
Я знаю про кого он. Она выпускалась вместе с классом Себастиана и состояла в школьном
совете. Она красивая и умная, и я никогда не слышал ни одной сплетни про нее. Я уверен, она
могла бы стать лучшей половиной для Себастиана.
– Сколько? – спрашиваю я. Вау, вышло резко.
Он тоже это замечает.
– Ты ревнуешь?
– Немного.
Могу сказать, ему это нравится. На его щеках выступает румянец.
– Примерно год. В десятом классе.
Вау. Я хочу спросить его, чем он занимался с ней, сколько они целовались и как далеко
зашли…но не спрашиваю. Вместо этого, я произношу:
– Но ты знал, даже тогда…
Он резко поднимает взгляд, а затем оглядывается, его лицо расслабляется, когда он
убеждается, что мы вне пределов слышимости.
– Да, я знал. Но подумал, что возможно, если попытаюсь…
Это то же самое, что и сотни иголок, протыкающих мою кожу. Годичные отношения –
долгая попытка.
Не…такой.
– Но ты же не спал с ней, да?
Он откусывает еще один огромный кусок пиццы, качая головой.
– Так ты думаешь, что однажды сможешь жениться на Манде?
Я замечаю, как ужесточается его лицо, когда он поднимает на меня взгляд, пережевывая.
Проглотив, он многозначительно оглядывается вокруг.
– Ты считаешь, что это лучшее место для подобного разговора?
– Мы можем поговорить позже.
– Я хочу тебя, – тихо произносит он, пригибаясь за очередным укусом. Когда он снова
проглатывает, то смотрит прямо и добавляет. – Я не хочу никого другого.
– Ты думаешь, что церковь изменит свое мнение насчет нас? – спрашиваю я. Я киваю на
толпу его сверстников через поле. – Ты думаешь, они в итоге останутся рядом?
Себастиан пожимает плечами.
– Я не знаю.
– Но ты счастлив со мной.
– Счастливее, чем за всю свою жизнь.
– Так ты понимаешь, что в этом нет ничего плохого.
Его взгляд ясный и, наконец, он смотрит на меня.
– Конечно, понимаю.
Эмоции поднимаются комком в моем горле. Я хочу его поцеловать. Его взгляд опускается
на мои губы, а затем он отводит его, снова краснея лицом.
– Ты знаешь, о чем я думаю, – произношу я. – Я всегда об этом думаю.
Она кивает, наклоняясь вперед, чтобы взять бутылку с водой.
– Да. Я тоже.
***
Солнце низко висит над горизонтом, когда мы складываем все на место и тестируем, чтобы
удостовериться, что все установлено надежно. Люди смеются, играют в салочки, бросают Фрисби.
И это намного лучше, чем борьба и оскорбления в той поездке на озеро. Присутствует
неоспоримый уровень уважения ко всему, что мы делаем здесь. Уважения к обществу, друг к
другу, к самому себе, к Богу.
Большинство загружаются в большой фургон, чтобы вернутся обратно к церковной
парковке, но мы с Себастианом остаемся здесь, махая им, пока они не исчезают из вида.
Себастиан поворачивается ко мне, его улыбка сползает.
– Ну? Ужасно было?
– Я бы сказал, не так плохо, – отвечаю я, а он в ответ на это смеется. – То есть, было
очень классно. Все такие милые.
– Милые, – повторяет он, слегка качая своей головой.
– Чего? Я серьезно. Милая компания людей.
Мне нравится быть с его общиной не потому, что считаю, что она мне подходит, а потому
что мне нужен этот просвет в его голове. Мне нужно понять, почему он всегда говорил, что «я так
сильно ощущал присутствие Духа в эти выходные», или как он молится в поисках ответов.
Реальность в том, что он был рожден с этим языком и рос, слушая его. Церковь СПД обладает
собственным лексиконом, который по– прежнему звучит для меня очень напыщенно, но льется из
них легко, и я начинаю понимать, что по существу это просто означает: «я пытаюсь сделать
лучший выбор» и «мне нужно понять, нормально ли то, что я испытываю».
Только птицы в ветвях над головами остались единственными звуками в парке и
отдаленное гудение шин по асфальту.
– Чем хочешь заняться? – спрашиваю я.
– Я не хочу пока домой.
Все мое тело вибрирует.
– Тогда давай останемся.
Мы забираемся в мою машину под давлением предвкушающего молчания вдоль всей моей
кожи. Я выезжаю с парковки, и мы уезжаем. Я даже не знаю, куда мы едем, или чем займемся,
когда остановимся, но когда оказываемся в нескольких километрах от дома, ладонь Себастиана
скользит по моему колену и медленно пробирается вверх по моему бедру. Дома остаются далеко
позади, и вскоре мы едем по тихой двухполосной дороге. Я инстинктивно съезжаю на пыльную
дорогу, ведущую к части озера с ограниченным доступом.
Себастиан оглядывается через свое плечо, когда мы проезжаем через ворота с табличкой
«ДОСТУП ЗАКРЫТ» в большей степени скрытый разросшейся листвой.
– Нам вообще можно заезжать сюда?
– Наверняка нет, но, похоже, эти ворота уже очень давно не запирали, поэтому я думаю,
мы не первые, кто попытался проехать.
Он не отвечает, но я ощущаю неуверенность в напряженной позе, его ладони на моей ноге,
неподвижности его спины. Я должен верить, что он расслабиться, когда увидит, как на самом
деле изолировано это место, после наступления темноты.
Грязь становится плотнее, и я паркуюсь на плотном участке травы, выключаю фары, а
затем и зажигание. Двигатель замирает. На улице практически полная темнота, за исключением
мерцающего отражения луны на поверхности озера. Папа всегда настаивает, что у меня должны
лежать вещи для экстренной ситуации в багажнике – включая теплое одеяло – и хотя становится
прохладнее после захода солнца, у меня появляется идея.
Открыв дверь, я оглядываюсь на него.
– Пойдем.
Он неохотно следует за мной.
Я достаю одеяло из грузовика и расстилаю его на все– еще– теплом капоте моей машины.
Используя несколько запасных курток и непонятно откуда взявшееся пляжное полотенце, я
формирую несколько подушек для нас у дворников.
Вот так мы сможем лечь на спины и смотреть на звезды.
Когда он понимает, что я делаю, он помогает мне с организацией, а затем мы забираемся
поверх, ложимся на спины и расслабляемся, одновременно, с довольным стоном.
Он взрывается от хохота.
– Кажется, так уютно.
Я придвигаюсь чуть ближе, и капот протестует металлическим скрежетом.
– Не так плохо.
Над нами низко висит луна на горизонте, а звезды, кажется, поддерживают ее за струны.
– Единственное, что я люблю в этом месте, – говорю ему – что можно смотреть на звезды
всю ночь. Такого не было в Пало– Альто. Слишком сильное световое загрязнение.
– Единственное, что тебе нравится здесь?
Я поворачиваюсь, наклоняясь ближе, чтобы поцеловать его.
– Прости. Две вещи.
– Я ничего не знаю о звездах, – произносит он, когда я обратно перевожу взгляд на них. –
Все хочу научиться, но никогда нет времени на это.
Я показываю и говорю:
– Вверху – Дева. Видишь четыре звезды, которые формируют неравномерную трапецию?
Там есть звезды Гамма Девы и Спика – они создают, как бы, нити воздушного змея снизу?
Себастиан щурится, подкатываясь ближе, чтобы лучше рассмотреть, на что я указываю.
– Вот эта форма?
– Нет…думаю, ты смотришь на Ворона. Дева…– я передвигаю его руку так, что она
нависает над моей грудью. Мое сердце собирается забраться вверх по моему горлу и покинуть
тело. – Вот здесь.
– Да, да, – шепчет он, улыбаясь.
– А вон та яркая, это Венера…