Поле Куликово

Лишь под вечер, убедившись, что погони нет, Есутай остановил отряд и велел разводить костры, выставив на холмах наблюдателей. Он вызвал старшего сына, служившего в его сотне десятником, и сказал ему:

-Когда скроется солнце, возьми своих воинов и скачи на север к московскому князю. Путь держи по другой стороне Дона, на Тулу, оттуда - на Москву или на Коломну. Проводника дам, дорогу спрашивай, но в рязанские города не входи, рязанского войска сторонись и литовского - тоже. Московитам скажи: ты - сын татарского князя Есутая и говорить можешь только Дмитрию. Другим не говори, хотя бы с тебя живого содрали кожу.

-Да, отец.

-Князю Дмитрию скажи: Мамай идёт на тебя со всем своим войском, а войска у него будет - сто тысяч ордынцев и тысяч пятьдесят вассалов. Это - при нём. С Мамаем также в союзе - литовский князь Ягайло и рязанский князь Олег, но Олегу Мамай верит мало. О других русских князьях Мамай пускает клевету. Если та клевета попадёт в уши Дмитрию, пусть он ей не верит. Это - первое, что ты запомни.

Сын наклонил голову.

-Второе скажи Дмитрию: Мамай ещё не спешит, он пойдёт на Москву осенью, потому что после Москвы хочет разорить всю Русь. Тогда это будет легче - реки и болота замёрзнут, а наши кони зимы не боятся. К осени он ждёт на Дону и своих союзников. Теперь же Мамай готовит своё войско, и готовит умело.

-Да, отец, я видел.

-Третье скажи московскому князю: если он даже откупится большим ясаком, пусть не распускает войско. Ему надо держать до весны большую конную силу. Мамай - лисица и волк вместе. Он возьмёт ясак, а когда Дмитрий отпустит воинов, пошлёт тумены разорять страну. Это - всё. Теперь повтори.

Выслушал, вздохнул, встал с седла, брошенного на землю, и приказал:

-Накорми своих воинов и дай им немного поспать. До Московской земли лучше ехать ночами, по звёздам. Теперь наступили ясные ночи. Уезжая, зайдёшь ко мне.

-Да, отец. Но позволь спросить?

-Спрашивай.

-Хорошо ли то, что я должен делать? Не обида ли говорит в тебе? Ты хочешь неудачи Мамаю или Орде?

Есутай посмотрел в глаза сына, скользнул взглядом по окованным сталью плечам, по тусклому от пыли нагруднику.

-Я обижен на Мамая - это так. Но я ухожу не от обиды, власть над улусом я мог бы ещё удержать. Мамай задумал гибельное дело для Орды - вот откуда моя вражда с ним. Мои люди донесли мне: с Дмитрием двадцать русских князей. Если Мамай этого не знает, то он - плохой полководец. А если он надеется разбить двадцать русских князей, ставших под одно знамя, он - безумец. Я думаю, на такую битву не решился бы даже Батый.

Есутай опустился на седло, указал сыну место против себя, приглашая к разговору.

-Ещё хан Хидырь говорил мне: Русь стала другой, Орда - тоже. Хватит нам разорять русов, иначе дойдёт до большой беды. Жить за счёт других народов, оказывается, опасно. Орда уподобилась барсу, который вскочил на спину буйвола и загнал его на тропу над пропастью: вот-вот оба полетят. Пора заменять нам иго союзом, ясак - торговлей. С русами дружить и торговать приятно и выгодно - они не мелочны, а земля у них - богата.

-Отец, для того ли Повелитель сильных покорил половину вселенной, чтобы мы теперь уступали права хозяев?

-Права... Русы ведь тоже говорят о своих правах. Ты - молод, а у молодости - одна правда, которую ей навязывают властители. Но это - их правда, им она - выгодна. Мудрецы учат: у жизни всегда - две стороны. Я жалею теперь, что всю жизнь больше доверял мечу, а не книгам и поучениям мудрых людей... Знаешь, Иргиз, спросил я себя: что же принёс мой меч и мне, и Орде за тридцать лет? - и будто всю нашу историю увидел. Уж и не знаю, прославил Повелитель сильных племя монголо-татар или погубил народ? Тот народ, который должен был врастать в землю своих предков, пасти на ней табуны, строить города и каналы, чтобы стадам хватало источников. Чтобы из той земли извлекать полезные камни и металлы, выращивать на ней плоды - ведь земля наших предков была огромна: от северных лесов до жарких песков. Но Чингиз погнал свой народ завоёвывать чужие земли и распылил кочевые племена по миру. Где - его великая империя? Она распалась на враждующие ханства, и может так случиться, что ордынские племена исчезнут. Хан Хидырь заметил самое страшное: Орда привыкла жить за счёт других народов, но так вечно не проживёшь. Сила наших предков - в том, что они были свободные кочевники, умеющие не только воевать, но и трудиться, кормить себя и ханов собственными руками. Теперь же каждый, вплоть до последнего табунщика, рассчитывает поправить дела военной добычей. Мамай платит войску серебром, а откуда - его серебро? Его дают наши данники. И любые ордынские дыры - падёж ли, бескормица, усобицы - мы снова латаем данью, которую рвём с кровью, обозляя подвластные народы, заставляя их объединяться, точить мечи против нас, как это происходит на Руси. Надолго ли нас хватит?

-Отец, ты говоришь страшные слова.

-Да, сын, но это - тоже правда. Главная правда.

-Где же - выход, отец?

-У нас есть надежда. Эта надежда - Русь.

-Отец, я не понимаю тебя!

-Да, сын, Русь. Дважды ходил я в земли русов с войском. Много раз - с посольствами прежних повелителей. Видел я русов в бою и в работе. Никто так не привязан к своей земле, как они. Сто и сорок лет ордынцы несли им разорение и погибель, они же сегодня - сильнее, чем - при Батые. Орда заставила их князей быть вместе - хоть этим я сегодня утешаюсь. Одну-две битвы Орда ещё может выиграть, но Руси ей не одолеть. Сейчас на Русь нападают со всех сторон - и мы, и Литва, и немцы, и шведы - русы же только защищаются, а враги начинают их бояться. Зачем бы Мамаю собирать такие силы против Москвы? Я, старый воин, говорю тебе, сын: сегодня такого войска, как у Дмитрия, нигде нет. Если Москва соберёт всех удельных князей вместе - от Орды и её союзников полетят клочья. Куда нам тогда деваться? Мы ведь на этой земле - пока гости. У Орды ещё нет глубоких корней, и живём мы по-волчьи, выскакивая из своего логова, хватая добычу и снова прячась. А на сильного волка всегда найдётся сильнейший волк. Из степи идут новые племена, они уже терзают Орду. Русь не столкнёшь с Земли, её корни - в её городах и погостах, в её церквях, в её песнях и сказках, которые, как и люди, имеют одну Вечную Родину. Орда выживет, если прислонится к Руси, вольёт в неё свою кровь, и эта кровь даст великих сыновей - не важно, будут они именоваться русами или татарами. Но ордынские ханы и мурзы боятся этого. Они считают себя властелинами мира, перед которыми все должны трепетать. Ордынский барс впадает в безумие - он терзает буйвола и не видит, как высоко вознеслись рога и как глубока пропасть. Наверное, зверь иначе не может, но мы-то - люди!

-Отец, но разве у русов нет ненависти к Орде?

-Много ненависти, сын. Было бы непонятно, если бы её не было. Довольно одного Батыя, чтобы нас возненавидеть на тысячу лет. А сколько их было, батыев помельче!.. Я - тоже... Но ты слушай, Иргиз. Мне говорили: после Вожи русы не мстили нашим. И рабам-ордынцам у московских бояр живётся лучше, чем - русским рабам в Орде. Думай об этом, сын... Я знаю, почему русы - незлопамятны. Для них люди другого племени - тоже люди, как они. Такой народ - силён. Как бы Мамай не увидел вторую Вожу, только более страшную?

-И всё-таки я боюсь твоих слов, отец. Я подумал о нашем рабе Мишке. Это он станет выше ордынских наянов?

-Ты видел пока русов только в цепях. В Москве ты увидишь их без цепей. Тогда поймёшь меня. Ты ведь умеешь думать, а в наше время - это большое достоинство... Когда Русь сбросит иго, Она вернёт свои земли, отнятые соседями, станет большой и могучей. Я думаю, многие народы, ныне теснимые, тогда придут к Ней искать защиты от врагов. В том союзе племён найдётся место и нашему народу - вот в чём наша надежда. И я хочу, чтобы до тех времён дошла хоть одна весть, что в наши дни были ордынцы, непохожие на Батыя и Мамая... Что так смотришь, сын? Думаешь, один я пришёл к этой мысли? Если бы старые воины, ходившие со мной в русские земли, обнажили свои мысли до той наготы, до которой обнажает перед мужем своё тело любящая жена, ты услышал бы от них похожие слова.