Под моим крылом

И вот, когда она крепко уснула, первый раз за сутки, я начала проваливаться в сон сама, и меня вдруг накрыло. Нежность, восхищение, восторг, любовь.

Мне захотелось перебирать маленькие пальчики. Уткнуться носом в макушку и вдыхать чистый аромат младенца. Посюсюкать. Покривляться, вызвать улыбку, улыбаться тоже. Пощекотать розовую пятку.

Я немного подвинулась вверх, и Ангелина тоже заворочалась, подняла на меня сонные глазки. Я дотронулась до ее ручки, и она крепко схватила меня за палец. Я растеклась лужей.

Вызовите мне скорую психиатрическую помощь. Я совершенно сошла с ума от недосыпа.

Следующие два дня, пока я еще смотрела за детьми, Ангелина все так же капризничала и плакала. Но я уже носила ее на руках не со страдальческим выражением лица великомученицы, а спокойно и с любовью. Я гладила ее спинку и шептала всякие бессмысленные фразы.

Я даже освоила азы игры в шахматы, и мы с Левушкой приятно проводили время за шахматной доской, если Ангелина не требовала носить ее высочество на руках. А кого еще могла родить моя подруга королева – только принцессу.

Забирать Киру из больницы мы приехали целой толпой. Я и дети с Гавриоычем, Мая и Захар, Катя со всеми детьми. Даже Кристина прибежала на все это посмотреть, она как раз проведывала Карину. А как же, им очень интересно посмотреть на мою новую подругу, которая нагрузила меня детьми.

Кира даже не ожидала такой толпы встречающих. Левушка, когда ее увидел, сразу бросился к ней, хотел на руки запрыгнуть. Еле удержали, чтобы у Киры швы не разошлись. Соскучился по маме.

Обнимая одной рукой Левушку, который намертво вцепился в ее ногу – ага, моя нога обрела свободу, – другой рукой Кира пытается подержать Ангелишу.

– О, боже! Как она выросла! Щечки наела и личико изменилось.

Ангелина радостно показала ей язык.

Понятное дело, что Кира слишком слаба, чтобы принимать у себя такую толпу гостей, поэтому все вежливо расходятся и домой к Кире попадаю только я.

Для себя объясняю это тем, что ей нужна еще моя помощь с детьми. А на самом деле…

Сегодня утром, когда мы собрали все детские вещи и перевезли их обратно к Кире, я посмотрела на свою опустевшую квартиру и поняла, что без детских криков она стала скучной и одинокой. Она словно осиротела. Я даже боюсь туда возвращаться и снова чувствовать себя пустой, бестолковой и не нужной. С дырой вместо сердца.

Дети Киры отлично заполнили собой мою бесполезную жизнь.

Поэтому я предлагаю Кире свою помощь в присмотре за детьми еще на некоторое время. И остаюсь в ее доме на ночь. Между прочим, хорошо, что осталась. Вот Левушка отлично устроился у Киры под бочком, а вставать, кормить и укачивать Ангелину ей еще тяжело. Это делаю я. И даже нелегально уношу Ангелину в свою комнату, куда меня поселили, мотивируя тем, что Кире надо отдохнуть.

Еще немного и ты, Серафима Краснова, займешься киднепингом.

Кажется, я полюбила ребенка.

А что я виновата, что ли, что все мои мужчины отказались от меня и эту дырень в душе заполнить нечем? А детская макушка так сладко пахнет…

Кто-нибудь, да вызовите же психиатров!

Или батюшку. Изгонять из меня демонов.

Я отлично обустроилась в большой квартире Киры. У меня есть своя комната и свои обязанности. Я готовлю и убираю, гуляю с детьми, ухаживаю за Кирой. Мы много общаемся и, хотя еще пролетает тень неловкости с моей стороны, и иногда тянет поизвинятся, кажется, что мы дружим уже давно.

Она уговаривает меня написать резюме и разместить его на сайтах поиска работы. И даже помогает сделать это профессионально.

– Я такой классный работник! – Удивляюсь я.

Не хочу на работу. Хочу жить здесь.

Но это невозможно. Наступает день, когда мне нужно вернуться домой. Моя помощь все еще необходима, но не круглосуточно. Я обещаю приходить к ним каждый день.

А сама хочу вцепиться в дверной косяк зубами и никуда не идти.

Накрываю зелеными крыльями Левушку и Ангелину.

– Пока-пока, встретимся завтра!

Оказывается, я ошиблась. Существует птица без крыльев, киви называется. Не тот киви, что внутри зеленый, а сверху лохматый, а тот, что весь в перьях, на ножках и клювом. Эта бедная птичка действительно не имеет крыльев, просто бегает ножками, щелкает клювам, а летать не может.

Мои зеленые крылья исчезли. Пропали. Их больше нет. Я теперь, как несчастная птица киви.

Я вернулась в свою опустевшую холодную квартиру, выжрала все, что нашла в холодильнике, пытаясь заполнить пустоту внутри. Потом пила и плакала – нашла открытую бутылку коньяка, которая затерялась среди круп. Потом замоталась в три одеяла и все-равно не могла согреться.

Печаль моя безгранична. Никогда раньше я не чувствовала себя такой одинокой. И вроде вокруг меня полно людей. Но у Маи есть Захар, у Кати – Игорь и три мальчика, у каждой моей сестры есть муж и дети, они точно никогда не бывают одиноки, даже не представляют, что это такое. У Киры нет сейчас мужа – и это в ее случае даже преимущество, а не недостаток, – зато есть Лев и Ангеляша. А у меня даже котика нету. И хоть я всем нужна и обо мне есть кому позаботиться, как показали недавние события, плачу я сейчас в гордом одиночестве.

Наелась, напилась, наплакалась и уснула, укрывшись крылом. А проснулась без крыльев.

Сначала даже внимания не обратила. Слонялась по квартире, нашла детский носочек и черного шахматного коня, чуть не заплакала в голос.

Не зря сестры все время меня пилят: где твой муж и дети. Это очень важно в жизни, иметь близких людей. Настолько близких, чтобы спать с ними в одной постели. Только я раньше этого не хотела и избегала, а теперь не могу.

Я не способна любить, впустить к себе в душу, сблизиться, отдавать себя. Отдавать уже нечего. И своего ребенка я не подержу на руках. Я все еще твердо уверена, что рождение ребенка слишком большая для меня ответственность.

Родить просто для себя – это чистый эгоизм. Женщина приводит в мир ребенка не для удовлетворения своих потребностей, а для любви. И от любви.

Это меня грызет. Прям изгрызает изнутри. Даже жить не хочется.

И есть не хочется. Уже время обедать, а я еще и не завтракала. Это на меня не похоже. Хочется только спать. Ужинать я тоже не могла. И не хотела, и не могла, и не ела. Даже мои любимые эклеры не вызывают аппетита.

А потом я заметила, что крыльев нет. В зеркале они не отражались. Ни в одном. Ни в стекле окна, ни в крышке от кастрюли. Я косила глаза в разные стороны, жмурилась, хмурилась, терла их руками, закатывала, выкатывала, таращилась. И ничего. Раньше я могла их видеть и без зеркала, просто махала ими у себя перед лицом. Я теперь я напрягала спину так, что кожа между лопатками трещала, но крылья я не видела.

В зеркале на полный рост в прихожей я видела свою красивую голую спину. И даже ни малейшего намека на крылья.

А вот теперь, Краснова, ложись и помирай. Не знаю, как может жить человек без крыльев. Ни одного такого я не видела. У каждого они были, у каждого. Беременные женщины носят маленькие крылышки под левой грудью, значит они есть от момента зачатия. У детей они маленькие и разноцветные. У взрослых разные по цвету, форме и структуре. Могут быть целые или поломанные, травмированные, почти оторванные, но есть.

Крылья отражают главную страсть человека в жизни, его увлечения, любовь. Его суть, его душу. То, что дает ему силы летать.

У меня отражать уже нечего.

Пойду умирать.

Дальше помню урывками и живу где-то между мирами, иногда выныривая на

Господи, да чего хотят от меня все эти люди? Фима, вставай. Фима, покушай. Фима, пошли гулять. Фима, ты меня слышишь?

Слышу. Но даже глаза открыть не могу.

Я разгадала секрет своих крыльев. Золотые – энергия, сила, импульсивность, деньги. Красные – любовь, страсть, чувственность, сексуальность. Зеленые – жизненная сила.

Без крыльев мне здесь делать нечего.

Без золотых крыльев я стала скучной домоседкой. Без красных я потеряла свой секс и всех мужчин. Без зеленых…