Под моим крылом

– Она в тяжелом состоянии, но я слышала, что ее уже перевезли в реанимацию. Я узнаю точно и тебе скажу. Пойдем.

– Куда? – Гулять ночью новогодней ночью по роддому? Вот пусть только Кира оклемается, я ее сама прибью за этот карнавал!

– В палату. Я тебя подготовлю и принесу девочку.

Нееееееееееееет! Никуда я не пойду! Разве я мало для них сделала? Не бросила, приехала на помощь, в роддом привезла, кровь дала, что еще?

Я в ужасе и полуобморочном состоянии полулежу на подушках на кровати в палате для мам с детьми. Меня попросили вымыть руки и освободить верхнюю часть тела от одежды, выдали новый красивый халат. Я очень секси – теплый халат, красные чулки и трусы. Как я поддалась на эту авантюру? Да хрен его знает. Я говорила этой бабушке – ее зовут Оксана, что ничего не понимаю в детях, боюсь их, и могу этого несчастного ребенка случайно вообще сломать.

– Это всего лишь новорожденная девочка, она нуждается в тепле и заботе, пока ее мама поправляется. Неужели у тебя сердца нет?

Есть, есть оно у меня. Измученное. Пустое.

Вот я слышу плач ребенка в коридоре, который приближается к палате, вот в дверях появляется бабушка Оксана. В руках у нее ребенок, замотанный в одеяло. Он возмущенно и требовательно мяукает.

Она реально собирается положить ребенка на меня?

Нет, я определенно выдержу трехкилограммового человека на себе. Но это ведь ребенок! Кому – смысл жизни, кому – большое счастье, продолжение рода. Для меня что-то вроде ядерной боеголовки. Ты когда-нибудь держала у груди ядерную боеголовку?

Я много истерю по этому поводу, да?

Соберись, тряпка!

Я собралась и взяла себя в руки, даже улыбнулась Оксане, которая уже размотала ребенка и голенького положила на меня. А сверху на ребенка положила мои руки, чтобы я его держала. Осторожно прикрыла пеленкой.

– Поговори с девочкой! Успокой ее. – Советует мне, выключает верхний свет и остается только ночник. А сама уходит.

Эй, ты куда? Совсем рехнулась уже? Дала мне в руки настоящего новорожденного ребенка и ушла? Мне же страшно!

Мои сестры на моем месте визжали бы от восторга. Они обожают всех детей, а новорожденных особенно.

Мая на моем месте была бы счастлива.

Я на своем месте растеряна и напугана.

Девочка плакала, шевелила руками и ногами, крутила головой. Ручки и ножки у нее были холодными. Я подвинулась немного вперед, устроилась удобнее и погладила спинку.

– Тихо, тихо, маленькая.

Ниче, не померла.

– Ты маленькая девочка. Только что родилась. – Я не знаю, о чем говорить с новорожденными. Говорю все, что приходит на ум. Глажу ручки и ножки, спинку, голову. Она мяукает. То, что я чувствую на своем животе и под руками – не передать словами.

– Тебе, наверное, страшно. Мне тоже. Но мы сейчас вместе. Твоя мама скоро поправится и приложит тебя к груди.

Я стараюсь дышать ровно и сохранять спокойствие. Ребенок качается вверх – вниз на моей груди в такт дыханию.

Где-то в коридоре слышны тихие голоса, плачет еще один ребенок. С грохотом повезли каталку. Дверь в палату приоткрыта, я могу позвать на помощь в любой момент, это меня немного успокаивает. Два часа. Мне надо просто полежать два часа, разве ж это проблема?

С новорожденной девочкой на животе. Которую родила Кира. Бывшая жена моего бывшего любовника. С ума сойти!

Видели бы меня сейчас мои сестры! Оборжались бы.

Я отвлекаюсь от своих негативных чувств, прислушиваюсь к ребенку, и замечаю, что девочка уже почти не плачет. Продолжаю нежно поглаживать и тихо говорить всякий бред, и вскоре она совсем пригрелась и уснула. Я тоже пригрелась, но стараюсь не спать, боюсь уронить ребенка.

Пытаюсь думать о хорошем, о приятном. У меня ведь ребенок спит.

В палату заглядывает Оксана, удовлетворенно кивает, улыбается и уходит.

У новорожденной девочки нет еще даже имени, ее мама должна прийти в себя после тяжелой операции, а отогревается она на мне. На мне, которая боится, избегает и не хочет детей.

Я продолжаю ее поглаживать, хоть она и спит. И она вдруг крепко хватает меня за палец. Своей малюсенькой ручкой. Обожечки, что ты со мной делаешь? У нее золотые нежные крылышки. Не помяла, пока рожалась?

Ага, помню, как я впервые увидела их у Киры под левой грудью. Тогда мои золотые крылья исчезли. Так это мои крылья или ее?

Определенно ее.

А я за своими скучаю. Без них моя жизнь стала тусклой, сонной и ленивой.

Два часа, на удивление, проходит достаточно быстро. К нам приходит Оксана, когда девочка начинает хныкать, крутить головой, открывать рот. Теперь на мои поглаживания она плевать хотела.

– Ой, да она у тебя голодная! – Так, будто я какая-то нерадивая молодая мамаша. Я, между прочим, этому ребенку вообще никто. Лежала вот два часа, нос почесать боялась, ногу отлежала. Что я еще должна сделать? Грудного молока у меня нет. Грудь давать не буду. И не просите!

Не попросили. Оксана принесла маленькую баночку со смесью и ложку, чем нереально меня удивила. А бутылочек что, нету? А перед этим ловко за пару движений надела ребенку подгузник, какую-то детскую одежду, типа комбинезона и шапочку.

– Вот смотри, так держишь ребенка, так даешь смесь. Конечно же, мамино молоко лучше, но у нас такая ситуация, что кушать хочется, а мама еще отошла от наркоза.

– Как она?

– Ей уже лучше. Но сейчас еще очень слабая. Думаю, уже утром девочку дам маме, но посмотрим. Корми пока. – И опять ушла.

В моих кривых ручках бывали раньше младенцы. Но не долго. А вот этот ребенок особенный. Он побил все рекорды пребывания детей на моих руках.

Как там она показывала – так держать, так давать смесь. С большим трудом и замиранием сердца я подношу ложку со смесью на кончике, осторожно заливаю в рот, и она ее забирает языком. Так смешно. Пробую еще раз и еще раз. При верхнем свете я могу ее рассмотреть. Да простят меня все мамы новорожденных детей, но большой красоты я не увидела. Обычная новорожденная девочка, сестры мне много раз таких своих показывали. Маленький носик, пухлые щечки, длинные черные волосы.

Но вот она открывает свои глаза, и я понимаю, о чем говорила Оксана: они невероятно синие-синие, с каким-то инопланетянским взглядом. Красавица!

Она съела несколько капель смеси и устала. Я совершенно дремучая в вопросах ухаживания за новорожденными, но даже я знаю, что после кормления ребенка носят столбиком. Сказывается жизнь в окружении постоянно беременных и рожающих сестер. Осторожно прижимаю девочку к себе, ношу столбиком, глажу спинку, хожу по палате и даже напеваю.

Еще через час Оксана отпустила меня домой. Я положила спящую девочку в люльку и погладила маленькую ручку. Не знаю, что я чувствую, но страха и паники сейчас нет. Меня просто потряхивает от адреналина.

Есть усталость и голод. И огромное желание завалиться спать. Интересно, как я сейчас вызову такси и по какому тарифу? Оксана провожает меня к выходу и говорит, что я могу ехать прямо в их халате, потом привезу, когда приду навестить девочку и ее маму. Ага, как же! Прямо-таки прибегу! Прямо с утра! Пусть уж лучше эта добрая женщина считает меня воровкой больничных халатов.

Лишь бы вызвать такси. Начинаю звонить операторам и слушаю музыку вместо живого голоса. Живых там уже не осталось.

В приемном покое на диванчике, неудобно скрутившись и развалив крылья, спит архангел Гавриил, замотанный в мою шубу. Аллилуйя! У меня есть такси!

Разбудила Гаврилыча, обрадовала тем, что родилась здоровая девочка, а Кира в реанимации. Попросилась отвезти домой.

Вежливо прощаемся с медперсоналом, желаем счастья в Новом году и уходим.

В отражении стеклянной двери, уже взявшись за ручку, замечаю что-то непонятное. Зеленые крылья у себя за спиной вижу, а красные не вижу. Резко сложила зеленые, опустила вниз до упора, а красных все-равно нет. Повернулась боком. Нет.

А…ммм?

Какой самый короткий день в году? Нет, не 21 декабря, а 1 января. Проснулся, позавтракал, стемнело. А я в этот день проснулась сразу вечером. Спала бы и дальше, но меня разбудили настойчивые телефонные звонки. Бодрым и веселым голосом Мая поздравляет меня с наступившим Новым годом и спрашивает, когда я приду, они меня ждут. Я и забыла, что мы договаривались встретится. И, вообще, меня тошнит от ее безудержного веселья. Хороший человек моя подруга Мая, но могла бы веселиться чуть меньше.