Под моим крылом

– Где Вадим? – Тихо спрашивает Кира.

Чувствую, сейчас опять скандал будет. Смотрю на Валю, которая стоит за кассой и показываю ей жестом, что выйду на улицу на пять минут. Валя показывает “окей”, и я под белы рученьки вывожу эту надоедливую женщину из аптеки.

На пятачке за аптекой можно и поорать, если че. Внешний вид Киры мне не нравится. Она очень бледная, но это уже не аристократическая, а болезненная бледность. Без малейшего макияжа, кажется, даже не причесана, одежда помятая и несвежая, а та самая, в которой она ко мне приходила в пятницу с утра. Безумный растерянный взгляд, бескровные губы, заплаканные глаза. Вот как выглядят те женщины, мужья которых очень весело проводили когда-то время со мной. Как не бывает бывших алкоголиков, так не бывает, наверное, и бывших любовниц. Нет, меня не тянет погулять с чужим мужем. Мне очень стыдно, что когда-то я считала такое поведение нормальным, раз я его люблю, то мне можно делать все, что хочется. А кто там плачет в ночи по этому мужчине, мне не важно.

– Где Вадим? – Опять повторяет Кира.

– Вот, бля буду, знать не знаю, где он. Я не знаю! Я тебе уже говорила, что не видела его очень давно, мы не общаемся. Что ты ходишь столько ко мне? Хватит уже унижаться. Что происходит?

– Его не было дома с четверга. Мы поругались, и он ушел. Я думала, что к тебе. По телефону он сказал, что все мне объяснит, а сам говорить толком ничего не хочет, кричит или бросает трубку. А теперь вообще на сутки отключен телефон. – Кира на взводе, ее трясет.

Я ведь обычный человек, чужое горе меня не радует. Кира, эта совершенно чужая женщина, уже надоела мне со своими семейными проблемами, но я чувствую за собой вину перед ней, за то, что тоже приложилась к распаду ее семьи. Хотя, может, когда она его найдет, они все выяснят и помирятся? Я такие истории тоже знаю.

Я смотрю вниз на свою обувь, мне неловко смотреть ей в глаза, хотя именно сейчас я совершенно ни при чем. А когда поднимаю голову, то теряю бдительность и опять вижу крылья.

Крылья Киры меня поразили. Они обломаны почти под самый корень, только корявые огрызки торчат. Это выглядит, как живая кровоточащая рана. Кажется, до того, как ее крылья так пострадали, они были словно изо льда, с узором из снежинок. Это то, что я могу рассмотреть на ее спине.

Я так занята рассматриванием ее крыльев, что я даже не сразу понимаю, что Кира мне говорит:

– Надо поехать к нему на работу. Там я точно смогу с ним поговорить. Или хотя бы увидеть.

Какая хорошая идея. Иди, поговори с ним и отстань уже от меня.

Кира вцепилась мне в руку.

– Ты поедешь со мной.

– Это еще зачем? – Большего бреда я никогда не слышала.

Но она полна решимости поехать к мужу и потащить меня с собой. Ее лицо заливает нездоровый румянец, глаза блестят. Давление подскочило, что ли? Сейчас упадет еще мне тут в обморок, что мне с ней делать? Я не могу оставить ее одну в таком состоянии. Вот сдам в руки Вадима и пусть разбираются.

И я еду с Кирой в онкодиспансер, хотя и сама не верю в происходящее. Я посчитала, что за час управлюсь и отпросилась у начальницы на обеденный перерыв. Едем в такси молча. У таксиста крылья стандартной формы, в клеточку. А на обломки крыльев за спиной у Киры мне очень жалко смотреть. Это измены мужа довели их до такого состояния?

В больнице смешиваемся с посетителями. Кира решительно идет впереди, по пути просит у меня телефон и набирает чей-то номер. Вадима, я полагаю. На ее звонки он не отвечает.

Кабинет Вадима закрыт. Но сквозь дверь слышны голоса, приглушенный смешок и звонок его телефона. Эту мелодию я хорошо помню. Я хотела предложить Кире подождать в коридоре, но ей словно крышу снесло. Она начинает стучать в дверь, кричать чтобы Вадим открыл и продолжает ему звонить.

– Открывай, я знаю, что ты там!

Дверь открывается. На пороге кабинета стоит Вадим, а за его спиной спешно застегивает халатик сиськастая низенькая блондинка, его медсестра. Так вот кто тебя утешает! И далеко ходить не надо.

Променял меня на эту!

И свою жену тоже променял на эту. Ладно бы, хоть на меня. Да против Киры эта медсестра, как деревенская девка против королевы.

Картина маслом: неверный муж, обманутая жена, бывшая любовница и нынешняя любовница.

И что нам всем вместе тут делать? Хоровод водить, что ли?

Пока я нерешительно топталась возле лавки в коридоре, Кира устроила Вадиму настоящий скандал. Она дала ему пару звонких пощечин, кричала на него, называла кобелиной. Заехала своей сумочкой по плечу медсестре, целилась, наверное, в голову, но ее соперница не собиралась стоять и ждать, пока ее побьют, и вовремя отпрыгнула.

Какой ужас. На месте той медсестры могла быть и я. Это я еще отделалась легким испугом.

Вадим схватил Киру за руки и крепко держал, чтобы больше не дралась. Она ухитрилась пнуть его ногой. Ниче, потерпит, кобелина. Здесь я на ее стороне. Вадим был рассержен, взбешен, я бы даже сказала. Кира прокричала ему в лицо, что разводится с ним немедленно. Он ответил, что будет только рад. Сын, квартира и машина должны остаться Кире, раз он такая скотина, а еще она потребовала алименты в достойной сумме. А он сказал, что скоро уедет в Германию, нашел там работу. И пусть соберет его вещи.

Все это длилось не дольше пары минут, а мне показалось, что вечность. Я успела заметить все. И то, какой злобой налились глаза Вадима, когда он увидел Киру перед собой. Как испугалась медсестра и попыталась отойти подальше и прятаться за ширму. Что у нее маленькие крылья из леденцов. А вот у Вадима крылья были большие, но провисшие, состоящие из лифчиков и трусиков разного размера, фасона и цвета. Вот вверху левого крыла находится черный кружевной комплект, у меня, кажется, есть похожий.

Наоравшись и выяснив отношения, Кира выбегает мимо меня из кабинета. Резко становится тихо. Вадим, наконец-то, замечает меня.

– А ты еще что здесь делаешь?

Я ничего ему не отвечаю, разворачиваюсь и следую за Кирой. Мало ли что она собралась делать в таком состоянии. Вадиму, похоже, все-равно. Кира вылетает на улицу, я за ней. Она остановилась в парке возле лавки, стала судорожно рыться в сумочке, достала сигареты, но не могла прикурить, так у нее тряслись руки. Я забрала у нее зажигалку, помогла.

Ей бы сейчас подругу какую добрую, сочувствующую, понимающую, поддерживающую. Чтобы с ней можно было ругаться, кричать, пить и плакать. Надо как-то пережить этот стресс, отработать все те чувства, которые в ней кипят. Она ведь живой человек, а не ледяная скульптура, какой хотела казаться, когда мы впервые увиделись в аптеке.

Конечно, она не первая женщина, которая оказалась в такой ситуации. Это можно пережить и больше того, жизнь продолжается и дальше. В большинстве случаев, после развода женщина живет лучше, чем в поганом браке.

Но ведь точно не я сейчас должна стоять с ней здесь и прикуривать для нее сигарету. Я ведь даже не знаю, что ей сказать. Пора мне уходить. Тем более, что и время уже поджимает. Не надо нервировать мою начальницу, с нее и так уже труха сыплется.

И оставить Киру в таком положении я не могу. Посадить ее на такси, что ли? Пусть едет домой, вызовет себе на подмогу подругу или родственницу, кого-то самого близкого.

Кира вдруг вскрикивает, как от резкой боли, хватается руками за низ живота и сгибается пополам.

– Что? Что случилось?

– Больно очень… – Кира теряет весь свой румянец, становится белой как бумага у меня прямо на глазах. – Не понимаю, – тихо говорит она, когда отнимает руку и видит пятно на юбке. – Что это? Кровь?

Как мне все это не нравится! Я даже думать не хочу, что все это значит.

Кира судорожно выдыхает, начинает кренится на бок, я помогаю ей присесть на лавку. И тут же вызываю такси. В стрессовых ситуациях у меня включается защитный механизм. Кто-то впадает в ступор, кто-то отключается от реальности, а я начинаю решительно действовать и всех спасать. О последствиях и о том, почему я поступила именно так, я размышляю уже потом, когда все закончилось. Почти всегда я поступаю правильно.