Страница 5 из 24
Блюз
липкие пальцыскользнули по трепетной гранимеж музыкой и молчаньеми балансируют, работая без сеткипод стеклянным колпакомначинаются вечерние жалобына недоступную прозрачностькандалы избитых аккордоввлачатся по дороге,вымощенной благими намерениямиведро водылетит в бесконечный колодец,приближаясь к холодной душетам на днепо старой железнодорожной насыписо снятыми рельсами,раздвигая улыбками сумерки,идут под кедраминезаметные привидениякристальный мотивваляется в этой пылиэтот странный блюзгорькой сигаретыподобен томительному ожиданиюответа на апелляциюнечего ждать –достаточно представитьмужчину и женщинув комнате,где радужная полоскатомительно застылана пластмассовом диске,непокорная мотору проигрывателялипкие пальцы,путаясь в хитросплетениях струн,выводят душу к ивам, смотрящимся в рекупервую росуосмелишься ли нарушитьмыслями о любви?господствует блюз, липкие пальцыскользнули по трепетной гранимеж музыкой и молчанием«Сделайте мне комнату…»
Сделайте мне комнату,безобразную и кривую,холодную, нетопленную, нежилую.Вас поблагодарю я.Дайте мне сделать спутницейгрязную, похотливую,глупую, недостойную и нетерпеливую.Стану я лишь счастливее.Дайте мне сделать фатумомгорькое, искореженное,вечно неблагосклонное, каждый час тревожное.Вам ведь это несложно, а?Потом вы, конечно, спросите:«Зачем ты с таким усердиеммолил у нас это месиво, это крошево?» –Вы отдали мне задешевоЗнак бессмертия.Ecce Homo
Найди и выбери нечто яростное.В клетку не запирай. Подвергайся его укусам.И плечи и грудь подставь.Вырабатывай иммунитет.И отдайся, позволь попрать самое себя.И в утробе ярости перевоплотись,движимый ей даже в неподвижности сна –воздавай великую дань яростии шепчи ей: «Праведна. Праведна. Праведна».О, как она тебя будет бить и метать!Куда не закинет! Терпи и надейся.Пока указующие взгляды не обратятся к тебе:– Смотрите, вот он грядет со своей яростью!– Смотрите, вот он идет!– Ecce homo.«Мой пупок – это фикция. Еще не разрезана…»
Мой пупок – это фикция. Еще не разрезанаТа пуповина, которая с чревом мира связала меня,Хотя готов уже пепел, чтобы присыпать разрез(как это делают эскимосы).Я еще не рожден (опасаюсь, что мненикогда не родиться).В состоянии эмбриональном, ощущаясвои атавизмы,Я рвусь из чрева века во всю беспредельность,Но ХХ век узкобедрым родился.Как Нью-Йорк моментально без света остался,И лифты заснули в колодцах, проеденныхв сыре домов,Так нет электричества в домах моего рассудка.Труден спуск по пожарной лестнице.На первый этаж я рвусь, где подъездОбещает выход на летнюю улицу,Поджаренную как картофель.«Сон и розы, волнующе-яркий муслин…»
Сон и розы, волнующе-яркий муслин.Ты лежал, источая дурман под ногами,словно пиво – томящийся солод – никто не открыл.На шестнадцатый год откровений достигнув,на семнадцатый их откровенно прокляв,все постигнув (скорей, ничего не постигнув),лишь в одно, несомненно, ты верил всегда:в крючкотворство смешное игры стихотворной.Бесконечнострунная гитара чернобыльникаплыла вечером под пальцами проворнымиголосистого и сладостного ветра:и смерть постиг ты, не дойдя до смерти,и паутину на воде кристальной лужи,закованной в янтарь прозрачной стужей.И пальцы яростно сжимались возле горлажеланием пересыпать песоки бесконечно наблюдать его паденье –как каждая песчинка, убегая,уносит дактилоскопию теплоты.Лишь на каких-то волхвов уповая,бесплодно открывающих твою звездув тщедушный телескоп,ты, тихим вечером безмолвно проплывая,терновникам и лаврам подставлял свой лоб,на неизвестных вечности волхвов лишь уповая…Терновникам и лаврам….Бесполезно мудрый лоб…Шарлатаны
Хой, в деревню телега въехала!Значит, снадобья в ларцах иссякли,Значит, столпятся лица болезныеУ двери фургона, где застиранный какадуЩиплет перышки на заду.Шарлатан Мар-Абу, доктор медицины,Мандрагору привез и другие medicinae:Яд змеиный и лакрицу,Корень руты и корицу.Подгулявшая девица,Хочешь ты освободиться?А карга – омолодиться?Все у нас! Лишь у нас!И мартышка голубая,шкура монстра из Китая,Лакуеху – черный знахарь,Натуральный папуас!Это маленькое лэ я слагаюВ пользу шарлатанов –Усталых работников истинного милосердия,Везущих в своих фургонахИстинное освобождение,Оргиастическое упоение надеждой.Старый Болонэ! Сейчас на гнутой спинеКолдовского горшка пишется тебе приговор –Тебе и твоей драгоценной склянкеС sal mirabilis.Нет, не от микробов проистекают болезни,Не от микробов, которых никто и не видел,Кроме лиц, кровно в этом заинтересованных,А от неверия шарлатанам.Да, пусть это тебе не кажется странным –мы тоже шарлатаны:Шарлатанская наша поэзия,Шарлатанская наша жизнь,Доверившаяся мыслям и цветамТам,Где силу имеютЛишь амбиции и инвестиции.И эти юные души,Слившиеся в единении,Использовав моментНебрежного отсутствияРодительской власти,Верящие в свое всевластиеВ сиреневом сиропе города,Вливающемся густым потокомВ пыльные окна старой квартирыНа центральной улице –Тоже носят значки нашей тайной службыНа отвороте лацканов тел обнаженных.О шарлатаны! Шарлатаны!Целый мир шарлатанов,Плененных злымиЦиркулем и Весами.