Страница 14 из 126
- Спасибо. Вы можете дать мне адрес его вдовы?
- На какой предмет? - насторожился он.
- Борис Васильевич, - сказал я примирительно. - Вы же понимаете, что я не могу вести следствие, даже не поговорив с его вдовой. Или для встречи со мной ей тоже нужно разрешение Андропова?
- Хорошо, - буркнул он. - Ее адрес будет в том же пакете с вещдоками [3] , у дежурного…
Явочная квартира Мигуна на улице Качалова в точности соответствовала описанию «Протокола осмотра места происшествия и наружного осмотра трупа». Персидские ковры, импортная мебель, мягкие кожаные диваны, дверь с выломанным телохранителем Мигуна английским замком отремонтирована и опечатана, но следы свежего ремонта налицо. В гостиной и других комнатах - объемные, моющиеся финские обои с приятным давленым узором - мечта московских домохозяек. На окнах синие шторы, под потолком люстра «Каскад» с тройным переключателем светового режима, новинка отечественной электротехники.
Но люстра «Каскад» меня мало интересовала. Первое, что здесь бросалось в глаза, - идеальная чистота. В квартире, где произошло самоубийство, где побывали следователи, понятые, медицинские эксперты, - было абсолютно чисто. То есть - Курбанов был так уверен в том, что после них уже не будет никакого доследования, что разрешил произвести уборку. Придется допрашивать уборщицу, хотя, подумал я, и уборщица у Мигуна - гэбэшница, конечно.
Я поискал глазами пепельницы. Конечно, они были пусты. Но они были - хрустальные, фарфоровые и чугунные пепельницы в каждой комнате. И одна стояла в гостиной - на полированном обеденном столе с замытыми пятнами крови… Значит, Мигун курил до последнего дня. Если бы он бросил курить хотя бы за день до смерти, здесь не было бы ни одной пепельницы - те, кто бросают курить, убирают все пепельницы и не разрешают курить гостям. Это я знаю по себе. Итак, Мигун курил, но перед самоубийством не сделал и затяжки, иначе в пакете с вещдоками, который мне выдали в КГБ, вмеcте с ключами от квартиры и парадного входа в дом № 36-А, вмеcте с именным, инкрустированным пистолетом Мигуна, стреляной гильзой и чуть сплющенной пулей, которая прошла через черепную кость покойника, был бы и этот окурок.
Вслед за пепельницами я занялся баром.
Бар был чешский, из темного дерева, с электрической лампочкой внутри. Она осветила мне целую батарею бутылок - армянский и французский коньяк, импортную и советскую водку, рижский бальзам в керамической бутылке, шотландское виски, грузинское вино, шампанское - короче, на все вкусы. Некоторые бутылки коньяка и водки были початы. Конечно, это еще не говорило о том, что хозяин квартиры держал всю эту батарею лично для себя, но и не отрицало того, что он мог и любил выпить. Но он не выпил перед смертью. Иначе в акте судебно-медицинской экспертизы значилось бы, что в организме Мигуна обнаружены следы алкоголя. Итак, он не пил и даже не курил перед смертью. Вот так. Приехал от Суслова (почему сюда, а не домой или не к себе в кабинет?), сел за стол, открыл блокнот, написал предсмертную записку, положил рядом с собой авторучку, достал из кармана пистолет, поднес к виску и - нажал курок. Деловой человек, прямо скажем!
Я сёл к столу в то же кресло, в котором сидел свои последние минуты Мигун. Я положил перед собой его предсмертную записку и авторучку и полез в боковой карман пиджака как бы за пистолетом. Стоп! А где были его пальто или шинель, все-таки январь на улице. Или он прямо в шинели пришел с улицы, сел в шинели к столу в гостиной и пустил себе пулю в голову? Ни в рапортах телохранителя и шофера, ни в протоколе места происшествия нет ни слова о том, как он был одет: в шинель, в парадный мундир, в штатский костюм?
Я достал из кармана пиджака болгарские сигареты «ВТ», чиркнул спичкой и пошел к открытой форточке покурить. Заодно подумал, что и Мигун мог перед смертью покурить у окна. Глядя на этот все падающий и падающий за окном московский снег и эту кирпичную стену какого-то гаража во дворе, он мог попрощаться мысленно с этим грешным и прекрасным миром, где он, прямо скажем, совсем неплохо прожил свои 64 года. Затем он докурил последнюю сигарету и… Я бы на его месте просто швырнул окурок в форточку за окно. А дальше? Вернулся бы к столу? Снова сел в кресло, перечитал свою записку, вытащил пистолет? Или пустил себе пулю в лоб тут же, у окна?
Я присел на корточки в надежде найти пепел на ковре у окна. Но пепла не было. Мог ли он стряхивать пепел в форточку за окно? Окно было рядом - с двойной рамой и двумя форточками: одна открыта наружу, на улицу, вторая - в комнату. Но когда я, привстав на цыпочки, протянул руку подальше в форточку, чтобы сбросить пепел, я вдруг увидел то, что заставило меня забыть и о сигаретах, и о коньяке, и обо всех этих тонкостях индуктивно-дедуктивного метода.
Верхний край наружной деревянной форточки был с двумя отщеплинками. С двумя небольшими деревянными отщеплинками, которые торчали чуть наружу. Сверху они были припорошены снегом, но низ отщепов был свеж, как будто раму в этом месте отковырнули совсем недавно - ну, несколько дней назад.
Я принес к окну стул, а из кабинета настольную лампу, чтобы осветить это любопытное место. Следственного чемодана с лупой и набором других инструментов при мне не было - поехал, называется, на осмотр места происшествия, дубина стоеросовая! Но кто мог подумать, меня же интересовали только пепельницы и бутылки… Впрочем, и без лупы тут была отчетливо видна полукруглая, в разрыве деревянной ткани ложбина глубиной в три, примерно, миллиметра. Я вытащил из целлофанового, опечатанного сургучом пакета желтовато-стальную пулю, которая три дня назад завершила биографию первого заместителя Председателя КГБ СССР. Рыльце пули было чуть сплющено, как и положено при встрече с черепной костью, но ее холодное круглое тельце калибра 9 мм было не покорежено, и, держа эту пулю за самый край, за донышко, я приложил ее к этому крохотному желобку, этой выщерблинке. Пуля легла в нее, точно вписав свое тельце в отрезок этой окружности. Конечно, нужно будет произвести баллистическую экспертизу, но и так было видно, что пуля летела из комнаты наружу, задела форточку и отщепила край дерева.