Картограф

Филя промолчал. Когда Ромэн Аристархович был прислан в Гнильцы для расследования смерти урядника, он так и не нашел убийцу, хотя поднял на уши всех, вплоть до грудных младенцев. Филя в то лето ходил за ним хвостом, восхищался каждым его словом и жестом и мечтал, что однажды будет ему полезен. Никакой пользы не получилось, вред один. Опять искать, опять надеяться втуне.

Они направились к выходу, Филя еле волочил ноги от огорчения.

- Уныние - смертный грех, - добродушно заметил Авдеев. - Тебе надо развеяться. Сходи в синема, на концерт. Куплетисты приехали - братья Фуфлянчики. Наши были, говорят, умора. Чего, не хочешь?

- Поеду в мастерскую, может, примут, - вяло сказал Филя, шаркая по полу, как старик.

- А не примут, возьмем к нам штатным художником. Будешь портреты преступников рисовать. У нас как раз уволился. А и был криворукий. Ему говоришь: нос с горбинкой, а он рисует этакую бульбу в пол-лица. Вышвырнули! Пойдешь к нам?

- Спасибо за предложение, Ромэн Аристархович. Я подумаю.

- Это правильно. Думай и приходи.

За сим они расстались. Филя постоял на крыльце управы, поковырял ботинком снег и двинулся по улице навстречу ветру. Он решил не возвращаться пока в Малярово. Сунув руки поглубже в карманы, он брел куда глаза глядят. Ему было немного стыдно за то, что он не верил в Ромэна Аристарховича - тот ведь искренне хотел помочь. И все же противный голосок нашептывал: куда ему найти Настеньку! Не сможет, не справится! Филя старался гнать от себя эти мысли, но у него плохо получалось.

В задумчивости он отмахал три квартала и оказался в совершенно незнакомом районе. Вокруг сияли золотом витрины, искрились вывески, зазывно мерцали фонари. Праздный люд фланировал туда-сюда, сжимая в руках покупки. Вот мимо Фили проплыла нарядная барыня в салопе, позади нее семенил слуга - на роже пот, в руках картонки. Печальный импозантный господин в дорогом пальто отщелкивал булыжники мостовой изящной тростью с костяным набалдашником. Розовощекая девушка наклонилась, чтобы поднять оброненную лайковую перчатку. Беспокойный выводок приготовишек с шумом делил мятные леденцы. Проехала одноколка, везущая куда-то по делам упитанного мужчину неопределенных лет. Вот он Бург, самое сердце его! Филя понял, что попал на Комаринскую улицу - ярмарочную, магазинную-витринную, самую известную, мечту всех мальчишек и девчонок от мала до велика. Здесь стояли аптечные, кондитерские лавки, магазины готового платья и ателье, в уютных дворах прятались рестораны. И в одном из домов на втором этаже должна располагаться иконописная мастерская «Ангел светлый» - та самая, где некогда творил сам Питирим Смоковница, расписавший потолок Андреевского собора и церковь Успения Богородицы под Горкой. Филя поднял голову и принялся искать вывеску. Он так увлекся, что не заметил, как налетел на человека.

- Простите! - сказал он.

- Бог простит, юноша! - ответил человек, обходя Филю.

Да у него же руки в краске!

- А вы не из мастерской «Ангел светлый»? - спросил Филя с придыханием.

- Да, - сказал тот, останавливаясь. - Что вам угодно?

- Я... мне... - слова повылетали у него из головы. - Я хотел бы к вам... Я рисую.

- Тогда поторопись. Мастер собирался уходить! Может, вообще сегодня не примет.

- А куда идти?

- Обогни дом, там будет черная лесенка. По ней на второй этаж, - и человек поспешил уйти.

Филя почти бегом кинулся за дом. Он пулей взлетел по лестнице и распахнул дверь. Его окутал знакомый запах красок и растворителей. В приемной было темно, на столе догорала одинокая сальная свечка.

- Есть кто? - спросил Филя с трепетом.

Послышались шаги. Навстречу Филе вышел кряжистый мужик, лицом напоминающий кабана-секача.

- Тебе чего? - спросил он сурово. - Не работаем, закрылись. Завтра приходи.

- Я не покупать, - поспешно сказал Филя. - Видите ли, я художник. Вам требуются?

- Художник? - протянул удивленно мужик. - Дай-ка я на тебя взгляну.

Он схватил со стола свечу и поднес к Филиному лицу так близко, что чуть не опалил брови.

- Господь милосердный, картограф! - закричал мужик. Он схватил Филю за воротник и потащил к двери. - А ну убирайся отсюда! Вон, вон!!

- Постойте, подождите, - взмолился Филя. - Я не картограф! Это ошибка!

- Врешь, Сатана! - ревел мужик. - Чтоб духу твоего здесь не было! Богомерзкая тварь. И как только надоумило тебя сюда прийти?

Как Филя ни упирался, а мужик оказался сильнее и выбросил его на улицу, с шумом закрыв дверь. Вторая неудача за день и какая! Почему так вышло? Как он понял? От обиды Филя до крови закусил губу. Не хотят его тут - и ладно. Он найдет другую мастерскую, он еще покажет им. Нарисует чудотворную икону. Мужик этот подойдет и спросит, чья рука. А ему скажут: рисовал, дескать, Филимон Чартков, тот самый, которого вы из мастерской изволили вытурить. Что, съели, съели? Не вам слава, ему! А могло быть и по-другому. Поздно локти кусать, он к вам ни за какие коврижки не вернется! Хоть на коленях ползите, хоть на брюхе. Вот!

Филя в ярости бежал, не разбирая дороги, но вскоре утомился и сбавил темп. Ничего не потеряно, он себя еще покажет. Он поймал такси и отправился в Малярово. Вите ничего не сказал - будет еще смеяться! Лег пораньше спать. Утро вечера мудренее, все пройдет, пройдет и это.

Омар

Неосторожность - вот что губит людей, думал Филя. Отвлечешься на секунду, а беда высунется из-за угла и ожжет тебя по голому заду хворостиной. Теперь, когда он потерял в Бурге сестру, ему стало казаться, что даже рука в кармане не может чувствовать себя в безопасности. И потому беспечность Вити его безмерно удивляла.

Витя ходил по двору без шапки, забавно красноухий, и все пытался пристроить лягушку на забор. Та не могла усидеть, валилась наземь, сонная и нерасторопная. Утром она едва шевелила лапками, и только к вечеру чуть расходилась - прыгала по кровати, удирала под шкаф. Витя никак не мог дождаться, когда она уже войдет в форму, чтобы начать тренировки.

Он сбегал в сарай и принес оттуда старую полочку для кашпо. Кое-как приладил, ввернув шурупы в рассыхающиеся доски, отошел, залюбовался.

- Зачем это? - спросил Филя.

- Сейчас увидишь! - сказал Витя и высадил лягушку на полку. - Сидит, как путная! За стрелой, что ли, сгонять?

И тут с березы снялась растрепанная серая ворона. Она сделала круг у Вити над головой, прицелилась, схватила когтями лягушку поперек живота и взмыла в небо.

- Стой! - закричал Витя, бросаясь через забор. - Стой, гадина.

Ворона оглянулась на него и еще быстрей заработала крыльями. Филя, сам не осознавая, что делает, рванул к калитке, сорвал с колышка оконечник и метнул его в ворону. Та гаркнула, крутанулась в воздухе и выпустила добычу из лап. Лягушка шлепнулась на мерзлую грядку и лежала там без чувств.

- Господи! - причитал Витя, поднимая безжизненное тельце. - Убилась, убилась! У, сука!

И он показал улетающей вороне кулак. Над грядкой вилось крохотное черное перо. Филя подошел, осмотрел лягушку и уверенно сказал:

- Она дышит. Неси скорее в дом.

Витя опрометью кинулся к двери, сбив по дороге Веру, которая шла с ночной смены.

- Бешеный! - сказала она, скорее устало, чем злобно. - Что с ним? Черта увидел?

- Нет, ворону, - улыбнулся Филя. - Работали?

- Да, еле ноги домой несу. И, кстати, хорошо, что ты мне попался. Я все разузнала. Девочки говорят, завтра твой краб будет в банях у Боровицкого. Ливрею купил?

Филя кивнул.

- Только не очень дорогую. Там были с золотой отделкой, но у меня денег не хватило.

- Ничего, и такая сойдет. У Боровицкого все попросту, без шика. Публика собирается второсортная. Твой краб хоть и при деньгах, а все же невысокого полета. Не орел степной.

- Ворона, - зачем-то сказал Филя. - Он ворона.

Вера пожала плечами, готовая поддержать любое унизительное для краба сравнение. Она порылась в сумочке и подала Филе сложенную вчетверо бумажку.