Дар памяти

Тебе не нужно беспокоиться об этом, Мария Инесса, - говорил Грегори, и в голосе его звучала всегдашняя мягкость. – Его прощение в руках божьих. Он за всеми присмотрит.

Но…

Тсс. Дай мне договорить. За Фелиппе можно тоже не переживать. Твой сын его теперь из рук не выпустит. Если же ты боишься, что он может навредить твоей семье, то выход, на мой взгляд, только один – приблизить его к себе.

Приблизить? – переспросила баронесса таким тоном, как будто предполагала, что могла ослышаться.

Именно. Приблизить и тем или иным способом вызнать, что ему нужно. Если окажется, что он невиновен, ты успокоишься, если окажется, что виновен, мы знаем, что с ним делать. Ты зельевар, и неужели ты не сваришь сыворотку правды?

Это действительно кажется разумным, - сказала Мария Инесса. И добавила таким тоном, как будто едва держалась на ногах: – Но мне ли говорить тебе, что моя последняя интрига не слишком удалась?

Дослушать Эухения не успела. Макс заметил ее сквозь окно, на котором еще не было штор, и позвал. Она пошла к брату, гадая, кого же имели в виду мать и Грегори. Напрямую ведь спросишь вряд ли. С другой стороны, если мама захочет кого-то «приблизить», этот кто-то появится в доме, и таким образом все станет ясно. И этот кто-то связан или был связан с Фелиппе…

Впрочем, она быстро забыла про этот разговор. В монастыре ее ждали вещи поинтереснее. Тем более Грегори собирался на какой-то торжественный прием в Мадрид, и никто не должен был им помешать.

Монастырский двор выглядел совсем заброшенным. Он был весь завален ветками, должно быть, после недавней грозы, а у самого входа в жилое здание валялся мельничный жернов. Его даже пришлось отодвигать, чтобы открыть дверь. Откуда уж оно тут взялось…

Это защита от злых духов, - вдруг вспомнил Макс, когда они вошли внутрь и Эухения выудила из стенной ниши старый фонарь. С двух сторон в нем уже не было стекла, но внутри него по-прежнему парили бабочки, которые, стоило Эухении постучать пальцами по крышке, вспыхнули голубым мерцающим светом. Она подняла глаза, и увидела, что Фернандо как-то странно смотрит на Максима.

Тот отвечал ему не менее странным, нечитаемым взглядом.

Ты уверен? – спросил Фернандо.

Да, производится обряд, чтоб мельница их перемолола, и к порогу дома, где они обитают, кладется мельничное колесо, - небрежно ответил Максима, но у Эухении возникло ощущение, что Фернандо спрашивал совсем не о том.

Злые духи в монастыре? – переспросила она.

Ну, кто-то же производил здесь черную магию, - усмехнулся Макс.

За полчаса они, шаг за шагом, обошли весь второй этаж и даже сунулись на первый, во все службы, а затем и в церковь, внутри которой тоже были леса. Впрочем, она и в таком виде казалась величественной. Максима запустил плавающий Люмос вверх, к вырезанным в белом камне изображениям святых.

Здесь даже орган был, - с сожалением сказал он. – И ты бы видел алтарные ретабло! Не понимаю, зачем все это было раздалбывать… По-моему, они ничего тут не поменяли. И мне кажется, ее никогда не закончат.

Грегори говорил что-то про трещины после землетрясения, - вспомнила Эухения. – Они были в фундаменте, а из-за пустот в запечатанных пыточных подвалах здание начало разрушаться. Так что основной ремонт делается внизу. Но вот туда мы вряд ли попадем, если окажется, что нам туда. Все двери в подвалы надежно запечатаны.

Мне кажется, нам туда и не нужно… В ее воспоминаниях был солнечный свет, - пояснил Фернандо, поднимая ту самую палочку.

Как она вообще должна дать нам знать, что мы на месте? Она ведь может не захотеть? – спросила Эухения.

Дерево палочки сохраняет жизнь и характер, - улыбнулся Фернандо. – Эта была очень привязана к владельцу. И судя по всему, ее оттолкнули, когда совершили преступление. Ей больно и она ревнует, так что из ревности может рассказать нам, что случилось. Пожаловаться.

Почему ты работаешь в департаменте информации? – с подозрением спросил Макс. – Ты разбираешься в магии так, как никто в ней не разбирается.

Может быть, потому что информация – это и есть самая сильная магия? – заметил Фернандо. – И в ней я еще как раз не разобрался?

Максима хмыкнул.

Двигаясь мелкими шажками, они дошли до алтаря, когда Фернандо вдруг выругался. Эухения от испуга чуть не выронила фонарь, а бабочки от волнения быстро-быстро затрепетали крыльями и на несколько мгновений погасли. Макс посветил на пол – у ног Фернандо были лишь осколки статуи Пресвятой девы, чье безголовое туловище валялось в углу, под многочисленными слоями паутины. Зато в угол, к завешенному грубым полотнищем окну, скользнула голубая змейка.

Укусила? – перепугалась Эухения.

Не успела.

Дева Мария предохранила, - улыбнулся Макс. – Теперь ты просто обязан написать ретабло.

Начну прямо сейчас, - согласился Фернандо. Он задумался и через пару минут выдал: - Мне кажется, мы ищем совсем не там. То помещение было гораздо меньше, но это точно не келья. Они слишком тесные. И… - он опять задумался, - мне кажется, там должен быть витраж. Когда палочку уронили, она лежала на полу в красном отсвете, и ее это злило.

Витражные стекла? – Эухения и Макс переглянулись и кивнули друг другу.

Когда мы… - начали синхронно и засмеялись.

Ты, - сказал Макс.

Нет, ты давай, - она потянулась и поцеловала его в щеку.

Он снес это как истинный кабальеро.

Когда мы играли в кладовке, - продолжил, - там в одном из ящиков были красные стекла.

Мы играли в красную луну, которая превращает всех в зомби, - пояснила Эухения. – И еще в кровавый закат.

И в казни египетские, - хихикнул Макс.

И кем ты был в египетских казнях? – хмыкнул Фернандо.

Мы по очереди. То он Моисеем, а я фараоном, а то наоборот.

Фернандо пристально посмотрел на Максима:

Значит, ты тогда уже примерял на себя политические роли.

Даже в неясном свете было видно, как Макс покраснел.

Пораженная открытием, Эухения отпустила фонарь. Эти двое флиртовали! Или нет? Могла ли она ошибиться? Конечно, могла…

Так где же кладовка? – спросил Фернандо.

А нигде. Вход в нее давно уже заделали, - пояснил Макс. – То есть теоретически можно, конечно, найти лестницу и влезть снаружи, но… - он хмыкнул, оглядывая себя, - не мне.

Так они и сделали в конце концов. Нашли лестницу – в келье, где хранился садовый инвентарь, и, втиснувшись в окно, которое изнутри было закрыто только досками, пролезли в кладовую. Максима остался караулить внизу.

Первое, о чем Эухения подумала – пыльно. А еще влезть-то они влезли, тем более под окном был стол, но дальше и шагу нельзя было ступить – ноги и руки все время на что-то натыкались.

Эта мебель вашему падре очень дорога? – спросил Фернандо.

Эээ. Не знаю. Кажется, не очень.

Эванеско Максима.

Ближайший шкаф вместе с нагроможденными поверх него коврами исчез, будто его и не было.

Эухения присвистнула.

Да. Вот так, - кивнул Фернандо больше самому себе. – Но не советую повторять заклинание. Магии выжиратель тот еще.

Я знаю, - решила показать свою осведомленность Эухения. – Все разрушительные заклинания берут много магии. И их нелегко произносить.

Фернандо промолчал, уничтожая очередной кусок завала. Он заметно нервничал, и несколько раз оглядывался на окно, и Эухении опять вспомнились его переглядывания с Максом…

Послушай, - вырвалось у нее, когда Фернандо обернулся к окну в очередной раз, - если что-то между тобой и Максом, то, клянусь, я…

Таааак! – Фернандо с размаху обрушил стол, который собирался отлевитировать куда-то в сторону, прямо на валяющийся в центре книжный шкаф, обдав Эухению щепками и пылью.