Дар памяти

Очарование вечера мигом летит мантикоре под хвост. Я не буду, не буду загадывать, что еще увижу его, вот сейчас где-нибудь там, во дворе, у фонтана, в замке у лестницы Большого зала, хоть где-нибудь…

Хогвартс встречает меня тусклыми ночными огнями и оглушающей тишиной. Как только я вступаю под своды, едва не сбив меня с ног, в мои руки плюхается маленькая пестрая совка. В записке, которую я торопливо отвязываю – совка сердито кричит, не дождавшись угощения, и норовит клюнуть в палец – приглашение прийти на встречу с неким мистером Вилленом. Что ж, они не стали ждать и нескольких дней.

Проводив сову взглядом, поджигаю записку быстрым Инчендио и иду в замок. Белое, почти прозрачное пятно мелькает где-то внизу у открытой двери и исчезает. Его подол. Сердце срывается с места в бешеном темпе, и, добравшись до спуска в подземелья, я какое-то время стою на лестнице, успокаивая себя. Слава Мерлину, сейчас ночь.

Надо что-то делать со своей реакцией, потому что иначе я загнусь куда раньше, чем возродится Лорд. И тогда Альбус останется без меня.

Перед сном я долго тренируюсь, вызывая в памяти самые болезненные воспоминания. Моя цель – мгновенный контроль над ними. Потом как можно тщательнее очищаю сознание и ложусь, улыбаясь зеленой тыковке. Когда Люциус подарил ее мне, он поцеловал меня в губы, вскользь, и я принял это за выражение дружбы. Действительно ли это было так? Но все, надо спать.

Вместо сна, однако, накатывает полудрема, и другие воспоминания, которые не хочется прогонять. Его пальцы, ведущие вдоль позвоночника, его губы, выцеловывающие дорожку на моем животе, его острые сухие колени, прижимающие мое бедро к полу – правильно, им тут самое и место.

После того раза, как я позорно потерял сознание во время оргазма, я бегал от Альбуса, едва ощутив его присутствие в коридоре, еще неделю. Или даже две. Как последний идиот, изображая не сдавшихся защитников павшей крепости. Не сдавшихся, но изрядно паникующих. Но вообразите себе юнца двадцати двух лет, до глубины души уверенного в собственной непривлекательности («Эйлин, какая жалость, что мальчик родился таким уродом»). Который, чтобы он ни утверждал даже перед самим собой, до сих пор в шоке от открытия, что он гей. Юнца, внешность которого всегда была лишь объектом насмешек, и который, с одной стороны гордится тем, что самый желанный для него человек (и, вероятно, самый могущественный маг мира) прикоснулся к нему, а с другой стороны боится, что если он продолжит это делать, то будет глубоко разочарован.

Альбус, конечно, мне ни слова не сказал. Ни взглядом не дал понять, что он думает по поводу всего произошедшего. Я старался убедить себя, что все же не был ему совсем противен, и что он сделал то, что сделал, не из жалости к моей неопытности, вспоминал, как он перебирал мои волосы, как коротко поцеловал на прощанье.

А потом в Хогвартсе опять появился министр. К обеду. В воскресенье.

Полчаса спустя после обеда я уже был в лесу, вытаскивая из-под снега тонкие стебли серебристого вьюжника. Потом спалил около десятка акромантулов, окруживших меня в надежде полакомиться свежей человечинкой.

– Лжец, - говорил я, запуская заклинанием в очередную четырехметровую тварь.

– Лжец! – кричал я, перелетая через поляну и выставляя щитовые чары между мной и новым паучьим недоразумением.

– Какой же ты лжец, Альбус! – хрипел я, создавая огненную воронку для того, чтобы закрутить в нее сразу трех головоногих уродцев. И мне было нисколько не жаль пропадающих при этом ингредиентов для зелий.

За ужином я сидел справа от Альбуса. Он был весел, много шутил, принялся рассказывать какую-то дурацкую историю времен своей молодости. В общем, заметно было, что он уже достаточно расслабился… в хорошей компании.

– Надеюсь, министр приятно провел время, директор? – невинно поинтересовался я, когда он закончил.

Ты так заботлив, Северус, - вернул мне иронию Альбус. – Я передам министру, что ты интересовался его досугом.

По его лицу ничего нельзя было прочесть, но в этот момент я вдруг ясно понял – меня отвергли. Больше. Ничего. Не будет. Никогда.

Я скомкал салфетку и вцепился в нее, удерживая себя на краю сознания. Кто-то, кажется, Роланда, спросил про зелье от головной боли, а у меня все плыло перед глазами. Не помню, что я ответил, но она удовлетворилась и ушла. У меня дрожали ноги, и я тянул время, чтобы не вставать прямо сейчас. Как сквозь вату доносились оживленные голоса Альбуса и Минервы. Они уже вышли из-за стола и теперь обсуждали что-то, увиденное в зале.

«Уходи уже скорей», - думал я. «У-хо-ди». На всех остальных плевать. Пусть меня сейчас увидит кто угодно, только не он.

И вдруг горячее, почти обжигающее дыхание коснулось моего уха, а пальцы, комкающие салфетку, на несколько мгновений накрыла сухая ладонь.

– Пора прекращать эти игры, Северус, - строго сказал Альбус. – Иди за мной.

Встать было трудно, но ослушаться я не посмел.

И все же – шел гордо, с прямой спиной и высоко поднятой головой, выравнивал себя до судорог в ногах. Он не увидит меня ни слабым, ни униженным. Теперь – нет.

Не тебе упрекать меня, Северус, - сказал Альбус, едва мы оказались в кабинете.

Нет, не мне, - согласился я. – Я в вашей игре больше не участвую, директор. – Ярость стала холодной, как выстуженное озеро. И ее уже ничто не могло заставить перелиться через край, ни боль, ни обида. Меня выбросили, но ведь не в первый раз, правда?

Переживу. Потерять Лили было больнее, а это – несостоявшаяся потеря девственности, почти пустяк.

– Если это все, о чем вы хотели поговорить со мной, профессор Дамблдор, - я выделил это обращение, как будто возвращая нас к моим школьным временам, к тому единственному периоду, когда наши отношения были формальными, - то я прошу у вас разрешения уйти. Завтра понедельник, день, как известно, тяжелый…

Он смотрел на меня, пряча глаза за своими очками-половинками – ничего не понять. Я кивнул и повернулся спиной к двери – пройдусь по замку, половлю нарушителей. И… услышал неровный выдох:

Останься, Северус.

Взметнув полами мантии, я мгновенно оказался перед Дамблдором.

Альбус, вы полагаете, что можете управлять мной, как вам заблагорассудится. В обед министр, а на ужин – ничего не соображающий девственник Северус. Как мило, директор, - процедил я. – Но с меня – хватит! Я многим обязан вам, и, боюсь, благодаря этому мне клеймо вашего раба до конца жизни не отмыть. Темный Лорд хотя бы дал мне передышку. От вас ее, как я понимаю, не будет. Но – не смейте претендовать на мое тело. Кому угодно! Только не вам! – выдохнул я, разворачиваясь. Уволить не уволит – слишком я ему нужен. А выслуживать улыбки, прикосновения, взгляды – хватит. Сделал шаг по направлению к лестнице и… застыл перед мгновенно выставленным Дамблдором щитом.

Выпустите меня, - сказал я холодно.

Северус, я не был с ним! – не фраза – скорее вскрик. Отчаянье. Досада. – Я не был ни с кем с тех пор, как дал тебе понять…

Мерлин мой! Наверное, я дурак, да?

Я обернулся:

Но, ради Мерлина, Альбус! Зачем? Зачем все это представление?

Это не было спланировано, Северус.

Я ему не верил.

Он покачал головой.

– Всего лишь обед. Министр магии в гостях у председателя Уизенгамота. Мы обедали со всеми, Северус, - напомнил он.

Вы знали, что…

Дамблдор меня перебил.

Проводив его, я отправился в Запретный лес, Северус. По твоим следам, – он улыбнулся, а в голос его вернулась ласковая усмешка. - И видел твой маленький спектакль. Признаюсь, он меня впечатлил.

Мои щеки заполыхали, наверное, как чешуя китайского огненного дракона. Альбус сделал шаг ко мне и положил руки на мои плечи, привлекая к себе. В этом жесте не было страсти, только невероятная всепоглощающая нежность. Не думал, что мне когда-нибудь доведется это испытать. Я чувствовал себя так, как будто меня убили, а теперь появилась надежда на воскрешение. Губы Альбуса приблизились к моим, а его язык толкнулся в мой рот и получил приглашение войти. Но, вырвав у меня стон, Дамблдор отстранился.