Дар памяти

Леонардо смотрел на нее внимательно, но рассказывать о Снейпе не было ни желания, ни сил. В любом случае муж ей не помощник.

Кто меня нашел? – спросила она, чтобы перевести тему. – Представляю себе столпотворение над моим телом.

Да, перепугала ты нас, друг мой. Только никакого столпотворения не было. Я нашел тебя и отлевитировал в спальню. Уволок, как паук свою добычу, - улыбнулся он с легкой насмешкой.

Значит, - перебила она, усмехнувшись, - магия рода до сих пор считает нашу связь самой крепкой? Или… потому что ты больше других мог мне помочь?

Леонардо нахмурился:

Боюсь, что ни то, ни другое. Я не почувствовал зов магии, да и, насколько я спрашивал, другие тоже.

Но почему?! Это же вассальная магия! Все должны были почувствовать, что сеньоре плохо… То есть она, получается, дает сбои? Или работает в одну сторону. Я чувствую всех, а меня никто?

Леонардо задумался:

Кажется, это можно объяснить, и даже очень просто. Мне кажется, друг мой, это зависит от того, хотела ли ты, чтобы кто-то пришел к тебе на помощь.

Что значит, хотела ли я?!

Она осеклась, вспомнив, как до последнего пыталась выбраться из кабинета сама.

Родовая магия подчиняется тебе, Мари. А ты не очень-то любишь, когда кто-то видит тебя слабой.

Это была правда, и Марии Инессе нечего было возразить.

Ты еще в детстве мечтала стать самой сильной волшебницей на свете. Помнишь, когда тебе было восемь лет, ты попросила Херардо сыграть в злодея и заточить меня в подземной тюрьме под монастырем? И ты еще расстроилась, что он заточил меня вместе с парой бутылок вина и спасение вышло не взаправдашним. Помнишь?

Мария Инесса покачала головой.

Не помню, - сказала она. – Поэтому Анхелика? Потому что я слишком сильная и меня не надо спасать?

Леонардо только махнул рукой.

А Джейн? Чем она вызвала твой такой интерес? Вот уж кого не назовешь слабой.

Я вижу, тебе уже гораздо лучше, друг мой. Схожу-ка я на кухню, прикажу подать тебе бульон.

Марии Инессе только и оставалось, что застонать сквозь зубы вслед звуку захлопнувшейся двери.

Джейн. С ней всегда было трудно тягаться. С ее потрясающим нахальством. Мария Инесса никогда бы не посмела сесть на ручку кресла, в котором сидит чужой муж, а Джейн делала это запросто. И эти вечные взгляды, говорившие «ты тут никто по сравнению со мной». Самое смешное, что, несмотря на эти провокации, Мария Инесса до последнего ничего не подозревала. То ли Леонардо ей казался слишком мелкой добычей по сравнению со всеми теми блестящими сеньорами, которые тогда еще бывали в Фуэнтэ Сольяда. То ли казалось, что уж в их-то семье подобных вещей просто не может быть. Как будто история с братом ничему не научила. Но все мнилось, что уж с ней-то такого не произойдет, что у нее все будет по-настоящему и правильно. Потом, конечно, ругала себя последними словами – как проморгала? Впрочем, и немудрено было проморгать. В те месяцы у Марии Инессы хлопот было особенно много. Вначале Леонардо сменил работу, и они переселились из Валенсии в Толедо, в дом дона Риккардо, так что пришлось заниматься обустройством, – тогда ведь никто не знал, что в июле следующего года никогда не жаловавшийся на здоровье Херардо внезапно умрет, и Леонардо унаследует поместье. Потом у Марии Инессы случилась неудачная беременность, а в середине зимы, тяжело заболел Ромулу, и все внимание Марии Инессы переключилось на недавно обретенного сына. А если бы и не проморгала, то что бы на самом-то деле могла сделать? Застать неверного мужа в момент измены и смотреть, как Джейн будет смеяться ей в лицо? Так хоть до открытого столкновения дело не дошло, и, может, оно было и к лучшему.

Самым унизительным было то, что, возможно, Мария Инесса так бы никогда и не догадалась сама. Глаза ей открыла Каэтана. Сказала на второй вечер своего визита в Фуэнтэ Сольяда с величайшим изумлением в голосе: «Да ты что, ничего не замечаешь, что ли?» Ну и у Марии Инессы предсказуемо почва ушла из-под ног.

Нет, Мария Инесса не устраивала истерик, не выдирала волосы Джейн и даже вообще ничего ей не сказала, хотя, если бы дело дошло до дуэли, тут совершенно ясно, кто бы выиграл. Но опыт светской жизни, а еще дети… Да и Леонардо был в клинике со сложным случаем два дня и две ночи подряд, хватило времени на обдумывание.

Когда он вернулся, Мария Инесса позвала его в библиотеку и, не тратя времени на выслушивание всякой ерунды, сказала, что развода не даст, открыто жить с другой не позволит, зато предлагает сделку… Детей она ему родит, отношения будут дружескими, но… Леонардо пытался уверять, что с Джейн все получилось случайно, давно, только один раз и так далее, Мария Инесса тогда просто вышла из комнаты и ушла к озеру. А через несколько дней началась вся та эпопея с попытками ее убить… Перед смертью Джейн позвала Марию Инессу и просила прощения. Мария Инесса помнила, как прикрыла дверь темной спальни на третьем этаже замка и долго стояла в коридоре, ковыряя проржавевшую заклепку на латах рыцаря. Ее единственной эмоцией было удивление – неужели кто-то мог влюбиться в Леонардо настолько сильно, чтобы ради этого убить? Вот в этого мямлю, на которого совершенно нельзя было положиться? Неинтересного, суетливого, трусливого…

Дверь открылась, и в спальню, с подносом, вошел Ромулу. Мария Инесса предпочла бы кого-нибудь из женщин и умыться, ей самой нельзя было колдовать, но она рада была видеть сына.

Как ты? – спросил он, садясь на край кровати и сжимая ее руку.

Хорошо, что ты здесь.

Да, хорошо.

Ты прервал свою конференцию? – вспомнила она.

Ромулу только улыбнулся:

Есть более важные дела. Мы с Хуаном Антонио пойдем к Книге Судеб в субботу. Узнаем, как вернуть драконов.

Мария Инесса на секунду прикрыла глаза, делая глубокий вздох. Она до дрожи боялась этого момента. Она знала, что в каком-то смысле это было необходимо и уж тем более важно для самого Ромулу, но отпускать его было страшнее всех детей. Она не помнила свое путешествие, но помнила, что пережила в дороге нечто ужасное, помнила это послевкусие и то, как потом долго лежала на снегу у выхода из пещеры и даже, кажется, ела его. Ей казалось, у нее никогда больше не будет сил, чтобы встать. Нашедшая ее Алисия поднимала ее, встряхивала и била по щекам. И потом у Марии Инессы почему-то не было сил смотреть людям в глаза еще много дней, будто подземный город вынул из нее и показал ей самой что-то очень гадкое и грязное. А ведь тогда она была еще совсем юной, и это было задолго до романов на стороне.

Она поднесла руку сына к щеке и вдруг потерлась об его ладонь. Нежность не была ее стезей, но если что-то случится…

Ты не обязан делать это, помни это. Ты в любой момент можешь отказа…

Хуан Антонио не должен тащить все это на себе, - с горячностью перебил ее Ромулу. – Он и так всю жизнь делает для нас слишком много. У него почти нет жизни, кроме дел семьи.

Он сам это выбрал, никто не заставлял его заниматься делами.

А какой был выбор?

В словах Ромулу была всегдашняя пылкость, но сами слова были чем-то новым. Ромулу никогда не возражал ей, и никогда не было такой уверенности в его тоне. Мальчик вырос, и Мария Инесса, вместо того чтобы поставить его на место, как, безусловно, поступила бы с Эрнесто, почувствовала гордость.

Он мог жить своей жизнью, - сказала она спокойно.

Он с детства был влюблен в Хен, так что не мог.

Каждый несет свой крест, - пожала плечами баронесса. – В конце концов, его тоже никто не заставляет сдерживать обещание.

Ромулу покачал головой.

Тогда это будет выбор бесчестья, а бесчестье он никогда не выберет. Он же Вильярдо. Честь или смерть. – Ромулу улыбнулся. - Мартина сейчас придет поухаживать за тобой, а я обещал составить компанию Рите и бабушке.