Дар памяти

Мартина пожала плечами.

Кто я такая, чтобы знать все? Я могу лишь рассуждать о том, что вижу в своей судьбе. Кстати, я ведь не единственная захватила власть в доме, - вдруг жестко сказала она. - Несколько месяцев назад вы сеньора Гжегожа терпеть не могли, однако теперь он везде самый нужный. Даже сеньориту Веронику на занятия провожает именно он. Еще чуть-чуть и того гляди станет посредником между сеньором Эухенио и аптеками.

И развернувшись, Мартина пошла варить кофе.

Только поднимаясь к себе, Эухения поняла, что так и не узнала, чем же занималась Мартина с Полиной Инессой. Слова Мартины неприятно поразили во многом. Начиная с того, что та попала в точку про стыд и униженность, в которых Эухения так старалась не признаваться самой себе. Но, увы, это было правдой. Еще в ноябре она бы ни за что не оставила Полину Инессу одну: разнесла бы дверь в мастерской к чертовой матери Бомбардой и заставила выслушать себя, нашла бы аргументы в пользу помолвки с Бернардо, прожужжала бы все уши Хуану Антонио, чтобы он придумал план, как им извернуться со средствами, и так далее. Но теперь… теперь – нет.

И действительно ли она схватилась за Гжегожа потому, что надо было схватиться за кого-то? Потому что не было выбора? И откуда Мартина узнала про Фернандо? Он ведь был здесь всего два раза, и все в один и тот же день…

Откуда такая прозорливость? Поневоле вспоминались слова Полины Инессы про Мартину, про ее ауру. С другой стороны, сейчас Полина Инесса шушукается именно с Мартиной, и если Мартина – Раванилья, то у нее есть шотландские корни, а говорят, что шотландки – все провидицы.

Эухения почувствовала мимолетный стыд, вспомнив, что сказала Мартина про Хуана Антонио. С другой стороны, неужели она обязана любить его в ответ, только потому, что он ее любит?

Она взялась уже было за дверь своей комнаты, когда увидела Веронику Алехандру, идущую по коридору со стороны балкона. Та была с серой сумкой, с которой ходила на занятия, и в обычной темно-зеленой мантии, вполне похожей на школьную, с волосами, забранными в хвост, но что-то в облике ее было таким вызывающим, будто на самом деле она собиралась аппарировать прямо сейчас куда-то в квартал темных колдунов и заняться там проституцией.

Хорошего дня, сестрица, - сказала она, и это прозвучало так, будто у нее было какое-то несомненное преимущество перед Эухенией. И в ее взгляде Эухении тоже почудилась злобная усмешка.

Но в этот момент из своей комнаты вышел Гжегож, стряхивая невидимые пылинки с рукавов камзола, и взгляд Вероники Алехандры изменился. Теперь, проходя мимо и выходя на галерею, она смотрела на Эухению как на пустое место. Гжегож, коротко взглянув ей вслед, едва заметно усмехнулся и задержался, поцеловал Эухению нежно сначала в щеку, потом в волосы.

Не повезло тебе с погодой, - улыбнулся он и сжал ей руку.

Зато будет общий вечер у камина, - сказала она, пожимая ему руку в ответ.

Все это наполнило ее тихой нежностью, но едва она оказалась одна в своей комнате, как усмешка Вероники Алехандры завладела ее мыслями. Что, если та сговорилась с Мартой? Вроде бы никуда не ходит, кроме как заниматься, но что, если кто-то из учителей подкуплен Мартой или под Империо? Что, если Вероника сама под Империо? Это можно проверить только одним способом.

Мор, - позвала Эухения. – Мор.

Она ожидала его моментального появления, однако прошло полминуты, а его все не было.

Мор, - позвала Эухения еще раз. – Моооооор.

Никакого ответа.

Странно. Он всегда появлялся сразу. Материализовывался из ниоткуда, словно бы ткался из воздуха и так же потом исчезал, словно развоплощаясь. С другой стороны, поскольку она не приказывала ему ничего особенного, могли же у него быть свои дела? В конце концов, какие-то простые нужды?

Она простояла у открытого окна пять минут, нетерпеливо барабаня по подоконнику, потом позвала еще раз. И снова безрезультатно. Может, он наконец-то воспользовался ее разрешением и просто ушел? Но Мор вроде был не таков, чтобы просто бросить ее, не предупредив.

Скажи хотя бы, что все в порядке, что ты просто решил уйти? – попросила Эухения, но реакции по-прежнему не дождалась.

Что ж, с чего бы ей огорчаться по этому поводу? Она ведь даже не знала, кто такой Мор, каковы его возможности и каков именно был его договор с дядей. Судя по зеленому цвету, он мог быть лепреконом, но в энциклопедии «Нечисть Британии», которую Эухения разыскала в монастырской библиотеке, после того как Мор стал ей служить, говорилось, что само слово «лепрекон» образовалось от словосочетания «левый башмак» и что лепреконы часто чинят свои башмаки. Кроме того, зеленый цвет одежд Мора не был ярким и он носил треуголку вместо шляпы. А еще он очень хорошо говорил по-испански, а лепреконы, наверное, должны говорить по-английски?

В энциклопедии был еще стишок, про то, по набору каких признаков можно узнать лепрекона, и Эухении запала в память строчка «Крови цвет у лепрекона зеленее цвета листьев…» Но у всякой водной нечисти вроде русалов кровь тоже была зеленая. Да и не просить же Мора показать, какого цвета у него кровь? И раз уж он отказывался говорить о себе, значит, были у него на то причины…

Створка окна хлопнула, и Эухения обернулась. Нет, всего лишь порыв ветра.

Она спустилась вниз, чувствуя потребность побыть с кем-то. Но ни в библиотеке, ни в кухне никого не оказалось. Кабинет матери был заперт, и мастерская пустовала по-прежнему. Даже Мария Луиса словно испарилась. Огромный дом вымер. Такое случалось нечасто.

Эухения потянулась за пиалой с порохом и в волнении просыпала половину на ковер. Потом, когда наконец ей удалось собрать все – руками, заклинание вылетело из головы, переместилась в дом дедушки. Она собиралась идти в сторону комнат, но дверь лаборатории, против обыкновения, оказалась открытой. Эухенио сидел на диване, положив на колени подушку, вышитую для нее, Эухении, баронессой, и читал, судя по обложке, только вышедший «Вестник зельеварения». По красным глазам видно было, что он не выспался, а еще - что сильно похудел даже с пасхального обеда: его любимая майка с осклабившимися черепами, в прошлом году сидевшая на нем впритык, теперь болталась колом. Нитяные браслеты, которые он не снимал с марта, некогда разноцветные, желто-зеленые и красно-синие теперь были одинакового черного цвета с россыпью желтых пятен. Сколько же зелий он сварил за последнее время?

Эухения ожидала, что брат встанет и захлопнет дверь, но тот внимательно посмотрел на нее и неожиданно кивнул на «Вестник»:

Гаццони изобрел плесневую основу для зелий. Рецепт он не дает, и купить ее можно только у него. Но это, пишет, «ответ на все вопросы о неизлечимых болезнях, потому что разумная плесень сама направляет лекарство в нужные точки». Это все туфта, чтобы по скорой сгрести денег, или?..

Хм. – Она аккуратно присела в кресло. – А ты что думаешь?

А как такие зелья принимать? Они же почти твердые, все равно как запихивать в горло мазь. Запивать их, он пишет, нельзя, вода ослабляет свойства. Тогда как их варить-то вообще? Но этот умник - член Европейской гильдии, между прочим.

Эээ, - сказала Эухения и прыснула. – Ну так надо ему ответить что-нибудь тоже умное. Напишем?

Они оба расхохотались.

Мир? – спросила Эухения, робко выставив мизинец.

Эухенио отвел назад мешающие волосы и тоже протянул мизинец:

Мир.

«Пабло Вильярдо, 1994 год».

Они даже не написали полностью его имя и фамилию, подумала баронесса, зябко передергивая плечами. Даже не «Пабло Эстефано», что уж говорить об оставшихся пяти именах, которые, наверное, не помнил теперь никто, кроме нее. И уж тем более не «Вильярдо де Толедо», наверное, эта маггла сочла неудобным рассказывать своему окружению, что ее муж мог вполне унаследовать герцогский титул. Впрочем, знала ли эта маггла, кем он был вообще?

Мария Инесса тогда так и не выяснила, что произошло между Пабло Эстефано и отцом. Все шло гладко, никакого недопонимания – сам Пабло Эстефано был таким, что с ним всегда все шло гладко. Он только-только выпустился из Шармбаттона, Мария Инесса помогла ему перебраться домой, и вдруг, стоило ей оставить их с отцом одних на три дня (долгожданная практика с одним из профессоров Сорбонны), как Пабло Эстефано уже торжественно сломал свою палочку прямо перед лицом дона Риккардо и переселился в маггловскую гостиницу, чтобы дождаться возвращения сестры и с ней попрощаться.