Дар памяти

Давай ты включишься в работу, - сердито говорит он наконец. – И в разговор не вмешивайся.

Чары изменили его голос, и теперь он картавит, и это странным образом и нелепо, и угрожающе одновременно. И это… это слишком похоже на… Закрываю на секунду глаза, как будто это поможет не помнить. Смешно.

Мы подходим к маленькой церквушке, плотно окруженной ясенями. Снаружи здание выглядит заброшенным и кое-где даже покрытым плесенью. Ясени расступаются перед нами, и чем ближе мы подходим, тем больше спадают чары. Мы оказываемся в ухоженном дворе, из окон на лужайку струится свет. В церкви тепло, алтарь украшен цветами. Священник – высокий мужчина лет пятидесяти с посеребренными висками в обычной черной мантии, но с белым воротничком – сидит на первой скамье и так усиленно молится, что не замечает, как мы подходим. Я вдруг вспоминаю, что на подходе не было никаких сигнальных чар. Они что, вообще не заботятся о безопасности?

Отец Филипп, - говорит Ричард. – Оуэн Робертс, старший аврор. Надо побеседовать.

Он поднимает голову. Выцветшие голубые глаза рассматривают нас внимательно, как будто ни одна деталь не ускользает от пристального взгляда.

Что-то случилось?

Ричард призывает стулья для меня и для себя.

Мы расследуем несчастный случай с мисс Уэнделл.

Но… - отец Филипп недоумевающе переводит взгляд с него на меня, - разве там есть что расследовать? Ведь дело закрыли.

И нас это не устроило, - спокойно и ооочень авторитетно говорит Ричард. – Если мы с Джоном найдем новые улики, дело снова откроют.

Отец Филипп опускает взгляд на сплетенные пальцы:

И вы думаете, что что-то нечисто?

Он нервничает, это видно невооруженным глазом.

А вы?

Я чувствую, что что-то не так, но чувства ведь никто не принимает в расчет. Вы знаете, я скорее поверил бы, что Мэри совершила самоубийство, но не так, не таким способом.

Отчего же не таким? – я все же не выдерживаю. – Уже точно установлено, что Уэнделл делала зелья для некоего Горбина.

Кажется, это для него не новость.

Он молчит довольно долго, прежде чем заговорить.

Она надеялась, что справится с собой, но, видно, не вышло.

Что вы знали об этом? – агрессивно вступает Ричард.

Предлагаете нарушить тайну исповеди?

Мэри убили, - говорю я. – И ее последняя работа с этим связана. От нее избавились хладнокровно, как от ненужной вещи, и…

Он поднимает руку, останавливая меня:

Впервые она появилась здесь весной прошлого года. Женщина, приютившая ее, умирала, и Мэри пыталась найти утешение, совет. Она была совсем запутавшимся, несчастным ребенком, которого легко вовлекли в порок и у которого не было сил выйти оттуда без посторонней помощи. Это церковь, сюда часто приходят с подобными проблемами, но Мэри – она была особенно беспомощна, она совсем не умела жить и порой даже задумывалась о самом худшем. Я и мой друг, настоятель монастыря, взялись опекать ее, вскоре она крестилась, Грегори стал ее крестным, потом познакомил ее со своей семьей, и у Мэри появились другие близкие люди, появился парень, Максима. Он был младше ее на несколько лет, но очень серьезен для своего возраста, с самыми серьезными намерениями. И это казалось похожим на сказку – бедняжка-простолюдинка в одно мгновение обрела все, и жениха из знатной семьи тоже. Мэри была так счастлива, так весела, что мы и предположить не могли подобного тому, что случилось потом. Летом она не пропускала ни одной воскресной мессы, несколько раз даже пришла с Максима и его братом, он работает здесь, в Лондоне. Но в начале сентября Максима отправился учиться в Дурмштранг. Какое-то время все шло хорошо, и вдруг в начале января Мэри пропала. Осенью она, бывало, пропускала мессу-другую. Но выяснилось, что и Грегори ее не видел с Рождества. На письма она не откликалась. Он предпринял некоторые розыски, и узнал, что она уже давно ушла из аптеки и покинула квартиру брата. Он тоже не мог ее найти. Мы предположили, что это из-за старых дел… У Грегори были кое-какие связи, и благодаря ему нам удалось инициировать облаву в Лютном переулке, но было уже поздно. Мэри умерла. Мне нечего больше добавить, господа авроры. Нам неизвестны причины, по которым Мэри вернулась в Лютный. С Максима она не ссорилась, и до последних дней слала ему романтические письма. Мальчик убит горем до сих пор.

Зато его семья обрадовалась, - ухмыляется Ричард.

Нет, что вы, - в голосе отца Филиппа явный протест. – Вильярдо совсем не таковы. Два старших сына женаты на простолюдинках, так что, уверяю, это давно никого не волнует.

А Марта? – спрашиваю я. – Марта Вильярдо?

Ричарду чудом удается сохранить невозмутимость.

Вы знаете о ней? – вскидывается отец Филипп.

Расскажите.

Марта Алонсо Сантос, первая красавица Мадрида. Она была дочерью Пожирателя, вы знаете? После гибели отца во время зачисток Марта сошла с ума. Мать похитила Марту из госпиталя святой Марии, и они бежали в Аргентину. А потом вдруг стало известно, что герцог Вильярдо женился на ней. Почему она преследует Эухению, никто не знает. Возможно, из-за ревности. Говорят, она была единственной, к кому был привязан герцог.

Был?

Сегодня утром стало известно, что герцог скончался. Собственно, я только что отслужил поминальную мессу. Хорошим человеком его нельзя было назвать, но по крайней мере он не причинил столько горя, сколько его жена. Разумеется, никто из семьи с Мартой не общался, и ей не с чего было блюсти семейную честь. Так что здесь вы вряд ли сможете что-то найти. Я уверен, что семья Вильярдо никак не причастна к гибели Мэри, они очень хорошие люди.

А кто мог бы быть причастен?

Он качает головой:

Я не знаю. Поговорите с Максима или его братом Ромулу. Они больше и лучше знали жизнь Мэри, чем мы.

Где их можно найти?

Сейчас, - он достает из кармана большую записную книжку. – Я как-то был у Ромулу, вот.

Ричард торопливо записывает адрес на услужливо вырванном из нее клочке.

Не знаю другой такой семьи, на которую бы обрушилось столько бедствий, - замечает отец Филипп.

Вы сказали, что если бы Мэри совершила самоубийство, то сделала бы это другим способом, почему?

Она… не любила беспокоить людей. Для нее больше подошло бы написать предсмертные письма, объяснить свой поступок, бесконечно просить прощения за него и потом сделать это так тихо, как только возможно, не подвергая опасности других людей.

Когда он закрывает за нами дверь, желая удачи, у меня возникает ощущение, что что-то очень важное я упустил.

Мы выходим на дорогу, ведущую к городу, и я уже предвкушаю головомойку от Ричарда за вмешательство в процесс, как вдруг он разворачивается и спрашивает:

Откуда ты знаешь про Марту Вильярдо?

А ты?

Мы вперяем взгляды друг в друга.

Так, все, - говорит Ричард. – По-моему, нам нужно потолковать.

Не там.

Из-за этого парня, - кивает Ричард. – И когда ты успел его подцепить?

Ты нас видел!

Вообще-то да.

И… сколько ты видел?

Ну не так чтоб уж много. Я стараюсь не лезть в чужие дела без надобности. Мне нет дела до того, с кем ты трахаешься. Хотя выбор места, признаю, весьма сомнителен.

Жаль, что ты так быстро ушел.

Что?

Куда мы можем деться отсюда? - Дождь и ветер, честно говоря, меня уже доконали.

Ричард протягивает руку:

Держись.

Мы аппарируем четыре раза, прежде чем оказываемся в тупике между двумя людными улицами.

Пошли.

Что это?

Кардифф. И в соседнем здании, - Ричард трансфигурирует наши мантии в маггловскую одежду, - подходящий ресторан.

Нас провожают в самый дальний угол. Это почти отдельное помещение. На столе стоят свечи, пахнет розовыми лепестками. Ни дать ни взять свидание. Сделав заказ и набросив отводящие и заглушающие, Ричард проверяет угол на предмет чар и различных маггловских устройств.