Дар памяти

Гарри! – Минерва бросается к нему, я отхожу в сторону.

Поттер икает от смеха, зрелище душераздирающее. Минерва поворачивается ко мне, в ее глазах - ярость. Палочка в секунду оказывается у моей шеи. Что-то это мне напоминает. Я приперт к шкафу. Минерва задыхается от гнева:

Как… Как ты посмел?!

Не трогайте его! Он ничего не сделал! Он защитил меня!

Вот. А теперь фигура вторая, благородная ярость в духе Поттера. Чего-то подобного я и опасался. Сейчас Поттер выдаст ей всю подноготную, и… Минерва отступает, растерявшаяся, сбитая с толку, ее взгляд перебегает с меня на Поттера, потом опять на меня.

У меня был выброс магии, - продолжает Поттер. – Из-за злости на Блэка, - поясняет он. – Я знаю, что он сделал с моими родителями. И я часто злюсь из-за него. Вчера профессор учил меня направлять магию в сторону, чтобы я никого не задел. Я попросил профессора поучить меня еще, он согласился.

Но… я ничего не понимаю. Гарри, ты же сказал Рону, что профессор Снейп увел тебя на отработку.

Ну да, - вдохновенно продолжает врать Поттер. – Я боялся, что если кто-нибудь узнает, то меня выгонят из Хогвартса. – Он опускает взгляд. Ни дать ни взять невинная овечка.

Мистер Поттер, что за чушь! Никого еще не выгоняли из Хогвартса за выбросы магии, - строго говорит Минерва.

Это потому что она понятия не имеет, какой силы эти выбросы.

Северус…

Альбус знал о наших занятиях с самого начала, Минерва, - сообщаю я спокойно. – И мы обсуждали это с ним не далее, как сегодня утром.

Но дверь… ты закрыл дверь на неизвестные чары, заблокировал камин…

Разумеется. Я не хотел, чтобы мои занятия с мистером Поттером стали достоянием общественности и тем более моего факультета. Минерва, я бы хотел увести мистера Поттера в свои комнаты. Перед твоим приходом он учился преобразовывать стихийную магию в щит, это его вымотало, и ему необходимо оказать помощь и накормить. Пойдемте, мистер Поттер.

Я вновь накидываю на него сползшую мантию, приобнимаю за плечи. Мы проходим мимо остолбеневшей Минервы. Конечно, она вряд ли сообщит об этом Альбусу, но сейчас мне очень, очень хочется ее подразнить.

Оборотень, как ему и положено, болен. Сидит на своей койке, вцепившись в одеяло, такое же серое, как и он сам. У него едва хватило сил, чтобы открыть дверь. Уходя, я закрою ее на невидимые, но очень прочные засовы.

Северус, это не смешно! – говорит он, когда я выставляю на стол два совершенно одинаковых кубка и объясняю суть.

Только жалостливым видом, будь он даже хоть в сто раз несчастнее, меня не проймешь.

Разумеется, Люпин. Это совсем не было смешно, когда Поттер насильно напоил меня этой добавкой. А некий гриффиндорский староста караулил в это время в начале коридора, вместо того чтобы выполнять свои прямые обязанности. Мне тебе напомнить о том, что из моей жизни выпал практически месяц, большая часть марта, когда мне пришлось оставаться в своих комнатах и ежедневно клянчить у других тетрадки, чтобы переписывать лекции? И потом взамен выполнять чужие домашние задания вместо того, чтобы готовиться к СОВам. И все пасхальные каникулы, которые ты провел дома, в окружении любящей семьи, Люпин, мне пришлось просидеть в спальне, не имея возможности даже пойти в библиотеку. И, поскольку все уехали домой, не было никого, кто бы мог принести мне хотя бы одну гребаную книгу!

И ты столько лет ждал шанса поквитаться, ну и ну, - он смотрит на меня с сожалением.

Да, это злит. Я бы придумал что-нибудь еще, но это только у безмозглых гриффиндорцев эмоции всегда идут вперед дела. А я точно знаю, чего я хочу. Поэтому отвлекаться на препирательства с оборотнем не собираюсь.

Я озвучил тебе, что мне нужно, Люпин, - говорю холодно. - Выбирай, время не ждет. Отдай мне карту, и я скажу тебе, в каком кубке добавки нет. Как она действует на человека, ты знаешь. А вот последствия для оборотня предсказать не берусь.

Наверное, в этом есть что-то от всемогущества. Осознание того, что ему некуда деться, пьянит. Люпин, склонившись головой чуть ли не к коленям, прикрывает лицо рукой.

Черт бы тебя побрал, Северус. Ты прекрасно знаешь, что не оставил мне выбора, - с ноткой безнадежности в голосе говорит он. – Но послушай меня. Я отдам тебе карту, но для тебя она бесполезна. Она зачарована так, чтобы ты не мог ей пользоваться. Джей использовал твой волос в колдовстве, чтобы она всегда опознавала тебя.

Черт, а вот этого я не предусмотрел. Но не сдаваться же…

Мог бы придумать что-нибудь поправдоподобнее, Люпин.

Нет, я правду говорю, - чуть запинаясь, продолжает он.

Ну в таком случае ты взломаешь эти чары, вот и все.

Это не так-то просто сделать. Здесь магия двух умерших, погибших страшной смертью, то есть по сути принесших кровную жертву.

Люпин, карта подчиняется тебе. Карта подчиняется Поттеру. А еще она подчинялась Уизли, которые отдали ее Поттеру.

Откуда?..

Поттер мне сам сказал об этом. И заметь, я не пытал его. Так что уверен, ты найдешь способ сделать так, чтобы карта подчинялась мне.

Но сейчас…

Сейчас, как ты справедливо заметил, у тебя нет времени. Поэтому я просто заберу карту, а ты дашь мне нерушимую клятву, что сделаешь все, чтобы взломать ее для меня. И клятву, что ты не скажешь об этом Альбусу.

Но, Северус…

Именно так.

Убить его клятва, поскольку произнесена в отсутствие свидетеля, не сможет, но в крайнем случае сделает еще более больным. А оборотное и лекарства с рецептурой, измененной для оборотня, могу сейчас варить только я.

Когда я поворачиваюсь, чтобы уйти, вслед мне доносится тяжелый, чуть задыхающийся вздох. Что ж, свой долг во всех смыслах я выполнил. И у каждого – своя судьба.

Проводив Поттера, я сворачиваю к Флитвику. У него в комнатах все вверх дном. Он постоянно затевает перестановки, неизменным остается только количество роскоши. Причем, это роскошь не безвкусная, как у Слагхорна. Наверное, это в самой гоблинской натуре – тонкое понимание красоты и создание ее повсюду. У Флитвика много вещей работы его сородичей. Одну стену занимает оружие, у противоположной стоит столик с ларцами искуснейшей резьбы. Иногда я подозреваю, что они полны драгоценностей, которые он дарит своим многочисленным подругам. У третьей стены рулонами свалены ткани – бархат и шелк, одна роскошней другой. Наверное, в очередной раз никак не может решить, чем обивать стены. Над всем этим плавает множество свечей без подсвечников, создающих теплый ровный свет.

А еще у Филиуса всегда отличное вино или чай.

Когда же мы наконец сможем встретиться в дуэльном зале, Северус, а? – улыбаясь, спрашивает он, усадив меня в низкое, но удобное кресло и выставив на столик между нами серебряный чайный набор. – Мне чрезвычайно не хватает наших маленьких драк.

«Чрезвычайно» - при том, что Филиусу не чужда восторженность, он все же не наивный юноша и употребляет это слово крайне редко. Значит, действительно скучал.

Мне тоже этого не хватает. А еще я хотел бы научиться драться стихия на стихию. Это было бы интересно. Ведь вода преобразуется в пар и таким образом становится взаимопроникающей к воздуху. В то же время я рад, что мне не придется просить его участвовать в ритуале. Воздух должен быть из него исключен. Возможно, я расскажу ему про свою стихию, когда все это закончится. А возможно, не расскажу никогда.

На его вопрос я не отвечаю, придумывая, как начать разговор. Но он, видимо, испугавшись своей неловкости, продолжает сам:

Прости, Северус, я знаю, что о здоровье говорить не принято, но я действительно очень, очень огорчен.

Оставим это, Филиус. – Я перехожу к сути: – Меня беспокоит состояние охранных заклинаний в Хогвартсе. Да, беспокоит, - подчеркиваю в надежде донести до него всю серьезность положения. Филиус знает, что я никогда не говорю о чувствах.