Страница 22 из 40
Между березовой рощей и лесом когда-то была поляна. Там они лепили снежную бабу и по лыжне спускались в низину к санной дороге.
Он с трудом разыскал эту поляну. Высокий шиповник горел алыми цветами. Тени птиц неслись по траве.
Ветер плескал отблесками листвы. В новом зелено-солнечном мире казалась невероятной снежная тишина и узкая лыжня между белыми сугробами.
Чудак, он думал, что время существует только для него, а оно существовало и для Антоновых, и для этого леса, и для Наташи. Ему казалось, что он найдет неизменным все, что оставил, как в сказке о спящем королевстве.
Пересвистывались птицы. Шурша, осыпалась сухая хвоя. Крылов вслушивался, и было страшновато, как будто он различал воровские убегающие шаги Времени.
Никакие теории относительности, и системы координат, и понятия дискретного времени, и новейшие физические гипотезы не могли помочь ему, все оказывалось бессильным перед этим простейшим временем, отсчитываемым ходиками, листками календаря, закатами, – неумолимым, первобытным временем.
Он вышел к озеру. Песчаные отмели шумели, ворочали сотнями человеческих тел. Со стуком взлетали мячи. Там, где у дымной полыньи когда-то чернела фигура Наташи, скользили лакированные байдарки и мокрые весла вспыхивали на солнце. Из воды в крутых масках высовывались марсианские морды ныряльщиков.
Холодное и ясное отчаяние охватило Крылова. Наконец-то он понял, что никогда, никогда не удастся вернуться в ту зиму. Никакая машина времени не властна над прошлым. Перенестись в будущее – пожалуйста, но ему не нужно было будущего, он искал прошлое.
– Товарищ Крылов! – Из воды, рассыпая брызги, бежала Валерия. – Товарищ Крылов! – Она остановилась перед ним. Ее плечи блестели от воды. Крылов молчал. Валерия подошла к нему вплотную. – Хорошо, что я вас увидела. – Она пристально, без улыбки смотрела ему в глаза. – Вы тут один? Пойдемте, я вас познакомлю с нашими.
Она потянула его за рукав. Под жидкой тенью полосатого тента Крылов уселся на песок рядом с толстым мужчиной и загорелой блондинкой, игравшими в карты.
Крылов снял пиджак, лег на горячий песок. Блондинка повернулась к нему, заслонив озеро.
– Будете в дурака? – спросил толстый.
– Идиоту в дурака нет смысла, – сказал Крылов.
– Это что, намек? Намек-наскок?
– Нет, – усмехнулся Крылов. – Признание.
– Перестаньте хвастаться, – сказала блондинка. – Знаете анекдот про еврея на пляже?
Валерия беспокойно посмотрела на Крылова и стала одеваться.
– Вы еще застали здесь Антоновых? – спросил Крылов.
– Они уже собирались уезжать, – сказала Валерия.
– А вы не знаете, приходила к ним такая Романова? – Он с трудом произнес ее фамилию.
– Наташа? – оживилась блондинка. – Да.
– Так она тоже уехала.
– С ними?
– Что вы, ее увез один научный работник, он тут жил зимой. У них такой роман был!
– Роман-шарман, наверное, сама к нему уехала, – сказал толстяк.
– Ничего подобного, – горячо сказала блондинка, – мне рассказывали, как все было. Он приехал за ней на машине, подстерег возле ее дома, когда она с ребенком шла, посадил и увез, она домой даже не зашла.
– Так не бывает. – сказал толстяк. – Небось расчет она оформила. В наше время без отдела кадров не похитишь. Всякие бумажки-шмажки.
– Он приехал на черной «Волге», – сказала Валерия.
– У них был сумасшедший роман, – сказала блондинка. – Он хоть и ученый, а поступил как настоящий мужчина.
– Чего ж он зимой сразу не увез ее? – недоверчиво спросил толстяк.
«Почему я сразу не увез ее? – подумал Крылов. – Как же это так? Сел в поезд и уехал. О чем же ты тогда думал? Да ни о чем. Совсем ни о чем. Про свои паршивые графики ты думал. Про то, что потом когда-нибудь ты приедешь. И этого ничего ты не думал. Как же это могло быть? Сел в поезд, а она осталась…»
– Они проверяли свои чувства, – сказала блондинка.
Но ведь он же писал ей. Почему она не отвечала, ни разу не ответила? А последнее письмо вернулось невостребованным.
– Вы ее знали? – спросила Валерия.
– Я понятия не имел… То есть, конечно, я знал.
– Что ж она, такая красивая?
Они с интересом посмотрели на него.
– А может, и не очень, – поправился он. – Я ничего не знаю.
– Господи, какое у вас лицо, – сказала блондинка. Она шлепнула Валерию по спине. – А твой тебя не собирается увезти? У нее тоже принц объявился. Торт преподнес.
– Угощай, – сказал толстяк. – При такой жаре скиснут твои тортики-шмортики.
Валерия засмеялась и виновато посмотрела на Крылова.
– Мне пора. – сказал он. Поднялся. Отряхнул брюки. Попрощался.
Валерия догнала его.
– Простите меня, – сказала она.
Мокрые волосы облепили ее маленькую голову. Толстяк и блондинка издали смотрели на них.
Крылов взял руку Валерии и неловко поцеловал.
Пляж кончился. Потянулись пустынные берега рыбачьего поселка. На полях сушились сети. Лежали перевернутые баркасы. Пахло смолой и рыбьей гнилью. Крылов по привычке свернул на тропку вверх, мимо коптильни, мимо амбаров, к синему домику буфета.
Он знал, что ему не следует заходить в буфет, он даже обогнул его, но потом вернулся и, постояв минуту, толкнул синюю фанерную дверь.
Столик у окна был свободен. Он сел на свое место так, чтобы видеть озеро. «Подзаправимся?» – спросил он. Наташа не ответила. Он смотрел на стул, пытаясь представить, как она сидит перед ним, потирая холодные щеки. Стул был пуст. Она обманула его. Он ехал к ней, а она обманула его.
…Они вернулись с обхода. Наташа стащила мокрые ботинки, достала из чемоданчика тапочки, выложила на стол несколько мандаринов.
– Это еще зачем? – строго спросил он.
Она вспыхнула, придвинула мандарины к себе, и ему стало стыдно.
Они сверяли записи, сводили в таблицы, это было на третий день их работы, и Крылова удивило, как быстро она уловила смысл измерений и действовала, уже ни о чем не спрашивая.
– У вас отличные способности, – сказал он.
Она посмотрела на него недоверчиво, почти испуганно. Но назавтра, закончив вычисления, она вдруг рассмеялась.
– Выходит, я сама могу, – сказала она изумленно.
По утрам, приехав из города, она бывала какой-то сжатой, замкнутой и только к середине дня словно оттаивала. Особенно в лесу, когда они шли на лыжах, она оживлялась. Она ходила на лыжах девчонкой и с тех пор ни разу.
– А с мужем почему не ходите? – как-то спросил Крылов. Она смутилась и сказала, что муж слишком занят.
Она вообще избегала говорить о муже и о себе, только однажды, когда на озере она провалилась в прорубь и он притащил ее к Антоновым, и растирал, и напоил водкой, она, лежа под одеялом, словно сквозь сон, спросила:
– Какой я вам кажусь?
Потом он понял, что значит этот вопрос. В семье она была старшей и с детства нянчилась с маленькими, и хотелось поскорее освободиться, стать самостоятельной. Вышла замуж, появился ребенок, и опять было не до себя. А в техникуме ее считали способной. Муж ее был довольно известный художник, и рядом с ним ее надежды выглядели мелкими, смешными. Она старалась помогать и не мешать. Она научилась быть незаметной. Это она умела в совершенстве. Иногда она даже не могла представить, а какой же она видится со стороны окружающим. Ей казалось, что она куда-то пропала, ее нет, кто-то вместо нее ходит, говорит, а ее самой не существует.
Она была высокая, с движениями медленными, почти ленивыми, и волосы у нее были тоже ленивые, гладкие, но Крылову она казалась маленькой, и он чувствовал себя с ней старшим, это было непривычно и нравилось. И, как с детьми, с ней надо было быть осторожным, чуть что – испуганно пряталась, застывала в молчании. Она была как эти мартовские хрупкие дни с пугливым солнцем.
Ровно в шесть она сложила таблицы, надела ботинки, собираясь на автобус.